— Как сильно я тебя люблю.

Джорджиана не отрывала взгляда от красных огней машины, которая ехала впереди. Зарядили снегопады, как два дня назад, а ей не хотелось задерживаться. Она поморщилась, когда неудачное движение руки отдалось болью. Она не стала пить ничего сильнее аспирина, потому что ей предстояло сесть за руль.

Накануне Максим сомневался, сможет ли она вести машину. Ей пришлось долго с ним спорить, когда он захотел отменить их уик-энд. В конце концов он сдался — неутоленное желание звучало в его голосе столь же отчетливо, как и в ее собственном.

Ей до сих пор не верилось, что Максим способен на такие чувства Его тревога за ее репутацию была бы забавной, не будь она настолько трогательной. В конце концов, в начале их знакомства он преследовал ее, пугающе пренебрегая ее собственными чувствами! Но теперь все обстояло иначе.

«Он меня любит!»

Джорджиана улыбнулась. Она была готова осуществить любой план, который принес бы им несколько дней тишины и одиночества. И потом, им предстояло ехать совсем недалеко — всего десять миль. Максим распланировал все настолько тщательно, что она почувствовала почти благоговейный восторг. Она оставит свою машину в соседнем городе. Владелец гаража оповещен, что за машиной они вернутся в воскресенье днем.

Через пятнадцать минут после отъезда из Плаудена Джорджиана остановила машину перед автомагазином в городе Дэнбери, штат Коннектикут.

Максим дожидался ее, как она и предвидела. На сердце у нее потеплело. Он стоял на тротуаре, одетый в джинсы, поношенные туристские ботинки, ярко-синий свитер, ворот которого был виден из-под замшевой куртки, и был само воплощение всех ее грез и желаний. Он не стал дожидаться, пока она выйдет, а стремительно распахнул дверцу и нагнулся.

— Ты в порядке?

Она радостно улыбнулась. В его голосе прозвучало трогательное беспокойство.

— Я тебя люблю.

Он быстро оглянулся, а потом заключил ее в крепкие объятия, запечатлев жадный поцелуй на подставленных ею губах.

— Ты замерзла! — укоризненно проговорил он, не выпуская ее.

Она рассмеялась:

— А ты не боишься, что нас кто-то увидит?

Он нахмурился, вспомнив о своих предосторожностях.

— Мне не стыдно появляться с тобой на людях.

Она кивнула:

— Знаю. Ты просто меня оберегаешь. — Она приложила руку в перчатке к его щеке. — Ну, нам уже можно ехать?

Он улыбнулся:

— Только попробуй нас остановить!

Она удобно устроилась в его машине. Он упаковал ее вещи еще накануне вечером, замаскировав пакетами из бакалеи. Вспомнив об этом, Джорджиана засмеялась.

— Что тебя насмешило? — Он бросил на нее теплый взгляд.

— О, я просто вспомнила последние сутки. В этой поездке много шпионского.

— И это не дает тебе покоя, — сказал он, дотрагиваясь до ее руки, которую она ему протянула. — Ты не любишь ложь и обман. Извини.

«Если бы ты знал, любимый!»

В ней снова проснулись угрызения совести. Максим извиняется перед ней за обман, на который она сама согласилась, а она опутала его сетями лжи помимо его воли!

— Дело не в этом, — медленно проговорила она. — Я знаю, что иногда без обмана не обойтись. По правде говоря, — тут она сжала ему руку, — пока все планы и правила устанавливал ты. У меня тоже есть кое-какие условия.

Он посмотрел на нее, вопросительно подняв брови. Джорджиана смотрела на дорогу, крепко ухватив его за руку.

— Ты не должен задавать мне вопросы, которые бы относились к Плаудену и вообще к моему положению.

— Ты имеешь в виду Эдварда, — сухо заметил он.

— Отчасти, — согласилась она. — Обещай мне: что бы между нами ни произошло, ты не станешь меня расспрашивать. Пожалуйста!

Он вздохнул:

— Хорошо. Я хочу, чтобы этот уик-энд принадлежал только нам двоим.

— И про Алана тоже не спрашивай.

Его пальцы разжались, но Джорджиана его руку не отпустила. Она поднесла его затянутую в перчатку ладонь к своей щеке.

— Пожалуйста! — умоляюще повторила она и, повернув голову, прикоснулась губами к обнаженному запястью.

Его рука снова сжалась вокруг ее пальцев, и он притянул ее руку к себе, чтобы ответить на нежную ласку такой же, прибавив чувственное прикосновение языка.

— Джорджи, я изо всех сил стараюсь сделать так, как ты хочешь, — тихо проговорил он, — но я готов лопнуть от любопытства, и ты не можешь меня за это винить.

— Конечно, — негромко согласилась она. — Мне не следует требовать от тебя доверия, когда я не могу быть с тобой откровенна.

В течение десяти ударов сердца в машине было слышно лишь ровное гудение мотора.

— Ты хочешь быть со мной? — спросил он наконец.

— Больше всего на свете! — ответила она. Сердце ее отчаянно колотилось.

— Тогда все остальное не важно, правда?

— Алан мне не любовник, — шепотом призналась она.

Максим резко повернулся к ней, и машина вильнула, заставив его всецело сосредоточиться на дороге. Он вывел автомобиль на обочину и, поставив на ручной тормоз, снова повернулся к ней всем телом:

— Нам следует закончить этот разговор, пока мы не попали в аварию.

Джорджиана прикоснулась к глубоким морщинам, которые обозначились у него на лбу.

— Ты именно так думал, Макси-миллионер?

Он не ответил на этот вопрос, а задал свой собственный:

— Я давно думаю о прозвище, которое ты мне дала. Мое богатство тебя смущает?

— Конечно. — Она провела пальцем по вертикальной морщинке между его бровями. — Не думаю, чтобы мне хотелось жить настолько богато. Я бы чувствовала себя виноватой, потому что не заработала таких денег.

— Но ты бы вышла за меня замуж. — Морщины у него на лбу наконец начали разглаживаться.

— Ну, это не утешает, — резонно заметила она, прижав палец к кончику его носа. — Это сделает меня жадной авантюристкой, дармоедкой и…

Он остановил ее, зажав ей рот ладонью, и договорил:

— … и моей женой.

Стать женой Максима! Этого ей хотелось так сильно! Он прижался к ее губам, и в следующее мгновение их языки соприкоснулись.

— Ну, похоже, эта проблема решена, — удовлетворенно проговорил он, задыхаясь, когда их поцелуй наконец оборвался.

— Но остается еще одно, — решилась сказать Джорджиана. — Самое важное. — Он застонал, но она все-таки закончила: — После этого уик-энда ты не должен пытаться со мной увидеться. Я это серьезно. Ты не должен появляться у дома Роудсов и даже звонить.

— У нашей встречи условий больше, чем у Женевской конвенции! — пробормотал он. Его руки судорожно стиснули руль. — А я могу осведомиться, почему необходима такая оговорка?

Джорджиана смотрела на хлопья снега, которые начали собираться на ветровом стекле.

— Мне уже недолго осталось жить в Плаудене. — Краем глаза она увидела, что Максим снова к ней повернулся. — Как только я буду свободна, я тебе позвоню, если ты все еще будешь этого хотеть.

— И сколько я должен буду ждать твоего звонка? Она пожала плечами. Совсем недавно ей было так тепло, что она боялась вспыхнуть ярким пламенем. А сейчас похолодела настолько, что с трудом могла вспомнить прежние ощущения.

— Не знаю. Наверное, несколько недель.

— Или месяцев? — с раздражением предположил он.

— Надеюсь, что нет!

Она не почувствовала, что у нее по щекам заструились слезы, ее лицо оцепенело. Но Максим их увидел — и ее страдание было для него невыносимым, пусть даже ему приходилось смириться, отказаться от собственных желаний.

Когда его руки обхватили ее, она удивленно подумала, что стоит Максиму прикоснуться к ней — и она перестает ощущать холод.

— Ты — настоящая загадка, Джорджиана, а я не привык, чтобы мои желания оставались неутоленными, — признался он, и его руки сжались теснее, так что она оказалась практически у него на коленях.

Ветровое стекло почти целиком скрылось под снегом, и она отстранилась от него с хитрым выражением.

— Но ты ведь не хочешь, чтобы я утолила твое желание прямо здесь, правда?