– Ставить стаксель! – скомандовал Билл.

– Есть, ставить стаксель! – повторил я команду. Ритмичными движениями мы с Мартином выбрали фал. Парус пополз вверх по штагу, извиваясь, словно кобра при звуках флейты укротителя.

– Выбрать втугую, парни! – крикнул Билл.

Мы накинули несколько шлагов на лебедку и, напрягая все силы, подтянули парус к топу. Большой генуэзский стаксель затрепетал над подветренным бортом «Конни».

– Пятый и шестой – на шкотовые лебедки! – отчеканил Билл.

Пер и Ян Таннберг, кивнув друг другу, живо переместились в кокпит. Стальные «кофемолки» были установлены на ватервейсах с обеих сторон.

– Стаксель-шкот выбрать! – скомандовал Билл. Могучие братья рьяно принялись выполнять команду.

Они решили выбирать вручную, не прибегая к лебедке. Для этого требовались богатырские силы. Стаксель медленно и неохотно подчинился, натягиваясь втугую. «Конни» прибавила скорость.

– Ты что – совсем обессилел? – шутливо подтолкнул Ян брата локтем в бок, когда парус расправился.

– Если б стальные тросы выбирать, а тут какие-то мягкие веревки, – ухмыльнулся Пер, поднося к носу брата согнутую в локте руку с могучим бицепсом.

Братьям Таннберг стальные тросы явно были больше по нраву, чем растительные.

Сто с лишним квадратных метров 8-унцового дакрона «ланпорт» влекли «Конни» вперед. Слабый ветер ровно наполнял паруса. Быстро миновав бакены у входа в гавань, мы вышли на просторы фьорда.

– Номер два – на руль, – распорядился Билл, уступая мне место рулевого.

С торжественным, почти благоговейным чувством взялся я за непривычное дело: мне еще никогда не доводилось управлять такой яхтой.

Пока я вел «Конни» все дальше в открытое море, Билл собрал на баке остальных членов экипажа и разъяснил каждому его обязанности. Мои товарищи слушали так, будто речь шла об их жизни и смерти.

Затем Билл спустился в кокпит вместе с Мартином.

– Мне нравится этот стаксель, – сказал он. – Интересная конструкция. Вы с Георгом не зря трудились.

Билл Маккэй был скуп на похвалу, и я жадно впитывал его слова.

– Курс крутой бейдевинд! – скомандовал он.

Я медленно привел яхту к ветру. Она накренилась под ветер и прибавила скорость.

– Все по местам для курса бейдевинд! – крикнул Билл.

Экипаж живо занял места согласно его наставлениям. Чтобы убавить нагрузку на бак и корму и уменьшить крен, все собрались в средней части яхты у наветренного борта. Совместная тяжесть экипажа уравновесила давление ветра на паруса, и сразу стало легче рулить.

Прямо по курсу остроносой «Конни», у самого горизонта шел, направляясь на север, какой-то танкер.

– Номер три – компасный курс? – спросил Билл.

– Двести восемьдесят градусов, ветер малость отходит. Только что было двести семьдесят пять, – доложил Мартин.

– Я становлюсь на руль, номер два, – приказал Билл. – Ты занимаешься парусами.

– Есть, номер один, – отозвался я, отдавая ему штурвал.

– Номер три, передай другим: приготовиться к повороту оверштаг, – сказал Билл.

Мартин передал его распоряжение Перу и Яну, они – дальше. Все сосредоточенно ждали следующую команду. Нервы были напряжены до предела: сейчас мы покажем Биллу, что он не ошибся в подборе людей для гонок за Кубок «Америки».

Под ветром от яхты качался на волнах «Бустер». Крепкое дубовое суденышко не отставало от «Конни».

– Поворот, – негромко скомандовал Билл, поворачивая штурвал против часовой стрелки.

Я тотчас передал приказ дальше. «Конни» послушно привелась к ветру. Стаксель затрепетал, и Ян Таннберг отдал подветренный шкот. Теперь ветер дул прямо в нос яхты. Стаксель и грот сильно заполоскали.

– Выбери шкот, черт дери! – крикнул Ян брату. Он мог не повышать голос: Пер налег на трос что было мочи. «Конни» уже увалилась, и ветер наполнил грот с другой стороны.

– Курс сто девяносто, – доложил Мартин.

Пер Таннберг и восьмой номер – плотный коротыш Палле Хансен – выбирали лебедкой последний метр стаксель-шкота, и этот парус тоже наполнился ветром.

– Добрать стаксель до места, – все так же негромко приказал Билл.

– Добрать стаксель до места! – передал я его команду.

Пер изо всех сил навалился на рукоятку лебедки. Медленно, бесконечно медленно шкотовый угол паруса подтянулся к укрепленному на палубе блоку. Есть! Недурно для первого поворота оверштаг, сказал я себе, пытаясь по глазам Билла определить его оценку. Каменное лицо нашего капитана ничего не выражало.

– Повторить поворот, – сказал Билл.

– Повторить поворот! – передал я.

Вновь «Папенькины мальчики» развили лихорадочную активность. «Конни» привелась к ветру. На этот раз все происходило быстрее. В положении левентик паруса дружно затрепетали.

– Наветренный борт – готово! – крикнул Пер. Теперь выбирать стаксель-шкот должны были Ян и седьмой номер – Христиан Ингерслев. Они трудились как черти, пока лодка ложилась на новый галс. Грот и стаксель одновременно наполнились ветром. И опять пришлось поработать лебедкой, добирая последний метр шкота.

– Номеру десять проверить стаксель-шкот, – сказал Билл.

Я передал команду Хансу Фоху. Он отозвался гримасой, пробежал вдоль наветренного борта вперед и освободил шкот.

– Кто топает по падубе, как слон! – закричал Билл. – Двигаться мягко, пригнувшись!

Ханс Фох виновато помахал рукой. Наступила короткая передышка.

После поворота все поспешили занять свои места у наветренного борта. Билл вел «Конни» прямо. Рубашки шкотовых матросов пропитались потом. Ветер прибавил, и «Конни» резво рассекала носом волны. За кормой широкой бороздой расходилась белая пена.

– Номер два, настроить паруса, – процедил Билл уголком рта. Другой уголок был занят спичкой.

Я внимательно осмотрел стаксель. «Пузо» выглядело нормально, разве что кривизна его у топа была великовата. В целом промежуток между гротом и стакселем меня вполне устраивал.

– Надо подать шкотовый угол стакселя вперед на двадцать сантиметров, – доложил я.

– Курс плюс десять градусов, – сообщил Мартин. – Яхта приводится из-за усиления ветра.

– Знаю, – коротко отозвался Билл. – Номер четыре, подать шкотовый угол стакселя вперед на двадцать сантиметров!

Эрик Турселль осторожно пробрался на бак и выполнил команду.

– Сразу получше стало, – заметил Билл, приветливо улыбаясь мне.

Наши отношения явно приобретали дружеский характер.

Проверив грот, я все же остался им недоволен. Просвет между гиком и шкотовым углом был великоват. Достав блокнот, я записал, что надо отнести грот в мастерскую и отпустить по сантиметру в третьем и четвертом швах, считая с гика.

– Поворот! – крикнул Билл.

Он застал всех врасплох. Билл бросил «Конни» против ветра на другой галс. Маневр был выполнен быстро и неожиданно. Пер даже не успел отрапортовать о готовности. Вместе с восьмеркой, коренастым Палле Хансеном, он отчаянно крутил лебедку.

– Отдайте же наветренный шкот, чтоб вам! – заорал Ян Таннберг.

– Черт!..– крикнул Пер. – Лебедку заклинило!.. Не отпускает шкот!..

«Конни» легла на другой галс. Огромный стаксель дергался, оставшись в прежнем положении. Толстый териленовый шкот натянулся, точно струна, вибрируя от нагрузки.

– Яхта лежит на курсе, – доложил Мартин.

– Рубить шкот номер два, – спокойно произнес Билл, как если бы, сидя в кафе, просил передать ему пепельницу.

Кренясь так, что волны захлестывали палубу, «Конни» неуклюже переваливала через гребни. Неправильно закрепленный стаксель норовил положить ее на воду. Выхватив свой моряцкий нож, я метнулся к лебедке и одним ударом перерезал шкот.

Конец толстого троса дернулся вперед, будто резиновый, и со страшной силой ударил по лицу Палле Хансена. Датчанин навалился грудью на ватервейс, свесив ноги в кокпит, и молча застыл в этом положении. На лице его по диагонали от уха через нос до кончика подбородка вздулся багровый желвак шириной в палец. Из разорванной брови сочилась кровь. Чистые тиковые доски ватервейса впитывали алые капли.