Когда она фокусировала для него, то буквально ощущала, сколько он прилагал усилий, чтобы держать парапсихические способности в рамках уровня шестого класса. Орхидея ощущала в нем голод — голод по использованию таланта на полную силу. Она понимала, что созданный ею мощный кристалл только разжигал его аппетит.

Прошло уже три года с тех пор, когда она чувствовала в последний раз столь сильный голод сталкера. Однако в таланте Кэлвина Хайда также присутствовал некий темный намек на зло. После первого, очень осторожного, сеанса фокусирования с Рафом, Орхидея сразу поняла, что у него с Хайдом нет ничего общего. Стоунбрейкер мог раздражать, быть высокомерным и просто приводить в бешенство, но в его таланте не прослеживалось никакого зла.

Она также чувствовала в нем и кое-что другое помимо жажды, и этот факт беспокоил все больше и больше. В конце концов, каждый знал, что парапсихический контакт должен быть полностью нейтральным и не затрагивать личных чувств.

Неописуемый порыв к близости, который она испытывала, когда строила для Рафа кристалл в плане подсознания, скорее всего, был продуктом ее собственного сверхактивного воображения. Никакого другого логического объяснения она не нашла, но это определенно было ненормально.

К счастью, Раф, похоже, до сих пор, пребывал в счастливом неведении относительно тех чувств, которые она испытывали во время контакта. Насколько она могла судить, он выглядел абсолютно бесстрастным. И все же, хотя Орхидея и не боялась его, она начинала задумываться о том, что снова работать вместе в ближайшем будущем — не самая хорошая идея. Что-то в их сеансах фокусирования было определенно странным.

Внезапно Раф подошел ближе и, встав прямо у нее за спиной, заглянул в книгу.

— Большинство экспертов полагает, что Перси Морланд был высококлассным Видящим, который страдал от периодических приступов асинхронной синергии в плоскости подсознания, — сказал он.

— Я об этом слышала, — пробормотала Орхидея, задаваясь вопросом, знал ли Раф, насколько он раздражает, когда начинает говорить таким нравоучительным тоном.

— Он отказался от лечения, — услужливо вставила Эльвира. — Очевидно, Морланд опасался всего, что касалось синергетическо-психометрических лабораторий. Похоже, он считал, что эксперты могут разрушить его художественное воображение, дозволь он им перестроить энергетические волны в его подсознании.

— Не могу винить его за желание держаться подальше от лабораторий. — Орхидея ненадолго задумалась о собственном чрезвычайно неприятном опыте в исследовательской лаборатории по синергетической психологии три года назад. В последнее время старые кошмары заявили о себе в полную силу. На этой неделе это случалось уже дважды. — Если бы я разбогатела благодаря подобной поэзии, я бы тоже не захотела никакого вмешательства в волны своей парапсихической энергии.

Эльвира хихикнула.

— Превосходно подмечено, дорогая. Я так понимаю, вы не большой поклонник метадзен-синергетической философской поэзии?

— Честно говоря, да, — призналась Орхидея.

Раф даже не потрудился скрыть своего раздражения.

— Почему?

Не впервые ей стало любопытно, отчего ее мнение имело для него такое значение.

— Я думаю, что в лучшем случае это направление в литературе тупиковое. Вероятнее всего это была большая шутка, навязанная литературному миру.

— Понятно, — Эльвира приподняла изящно изогнутые серебристые брови. — Как занимательно думать, что я многим рисковала только для того, чтобы украсть поэтическую шутку.

— Но я действительно восхищаюсь финансовым чутьем этих поэтов, — добавила Орхидея. — В отличие от большинства, они разбогатели. Их труды все еще украшают полки любой библиотеки трех городов-штатов, и было время, когда они были самыми востребованными в книжных магазинах. Все, кто что-либо из себя представлял, их читали.

— В моей личной коллекции имеется три оригинала, — сказал Раф угрожающе нейтральным тоном. — Морланд, Дженкинс и Сингх.

Орхидея сказала себе, что не должна позволять ему понукать собой. Но мужчина имел свое мнение, и это толкало ее на опрометчивые поступки. Она подумала, что это не новость. Это всегда было ее проблемой. Она уже издалека слышала чавкающий звук, но не могла противиться желанию еще глубже наступить в «студневую» трясину, стремительно погружаясь в это болото.

— Надо отдать должное этим метадзен-синергетическим философским поэтам, — охотно продолжала развивать свою мысль Орхидея. — Морланд и его товарищи были проницательными дельцами, даже если их поэзия и похожа на то, что может написать каждый пятиклассник.

Повисла короткая, но весьма напряженная пауза.

— Полагаю, было бы слишком ожидать, что вы оцените ясную и образную силу метадзен-синергетической поэзии, — сказал Раф подозрительно вежливым тоном.

Интонация его голоса была как гладкое лезвие, настолько острой, что, по мнению Орхидеи, могла бы рассекать кости. Она ответила ему своей самой ослепительной улыбкой.

— Да, — подтвердила она. — Это было бы слишком.

Его глаза сузились.

— Раф, дорогой, оставьте это. — В смешливых синих глазах Эльвиры заплясали лукавые огоньки. — Не думаю, что у вас получится запугать мисс Адамс и заставить ее притвориться, что она восхищается философской поэзией.

— Скорее всего, — сухо сказал Раф.

Даже не глядя на него, Орхидея знала, что в отличие от Эльвиры Раф абсолютно серьезен. Она вежливо улыбнулась и гладко продекламировала:

— «Синергия, слияние, гармония. Даже хаос ищет баланс».

Глаза Эльвиры одобрительно распахнулись.

— Да ведь это прекрасно, дорогая. Какой метадзен-синергетический поэт написал эти строки?

— Я. Пятый класс у миссис Крамер.

Эльвира засмеялась.

— Один-ноль в вашу пользу.

Раф не смеялся. Она чувствовала его задумчивую погруженность в себя так же, как ощущала ауру парапсихической силы. Она была почти уверена, что, если обернется, рискует порезаться об острый край раздражения в ледяных серых глазах.

«Какая ему разница, восхищаюсь ли я украденным томом поэзии Морланда?» — недоумевала она. Это был лишь один из длинного списка вопросов, касающихся Рафа Стоунбрейкера, составленного ею за неделю.

Она не знала, что думать о нем. Время от времени Орхидею посещало тревожащее чувство, что он ее изучает. «Или, если быть точнее, испытывает», — размышляла она. В любом случае это странное ощущение выводило ее из себя.

К сожалению, вопреки прогнозу, данному Клементине, Орхидея наслаждалась работой с Рафом. Она оказалась совсем другой и гораздо более интересной, чем обычные сеансы фокусирования. Орхидея стала подумывать о том, что у нее имеется талант к частному сыску.

В ходе первых двух дел она помогла Рафу найти утерянную картину периода Третьего поколения и выйти на след очень дорогостоящей пони-гончей, которую выкрал с конюшни грум.

Стало ясно, что в «Расследования Стоунбрейкера» обращались только в крайнем случае, когда требовалась конфиденциальность ведения дела. К Рафу шли те, кто не хотел огласки или внимания со стороны полиции.

И все же дело на этот вечер было уникально по своей сути. Орхидея до сих пор не могла сказать точно, зачем Раф ее нанял. Она была почти уверена, что он знал, кто украл книгу, еще до того, как позвонил в «Синерджи инкорпорейтед» и попросил прислать ее.

Что еще любопытнее, Эльвиру Терлок совершенно не волновало то, что ее поймали с поличным с украденной ценной книгой. Напротив, было очевидно, что она очень гордится этим, демонстрируя ее Орхидее и Рафу.

У Орхидеи сложилось впечатление, что Эльвира и Раф были старыми знакомыми, между которыми давно установились неформальные отношения.

Эльвира посмотрела на Рафа.

— Полагаю, ты считаешь себя обязанным возвратить моего Морланда Джорджу.

— Он нанял меня именно для этого, — немного виновато ответил тот.

— Да, конечно, — отозвалась Эльвира.

Орхидея осторожно переспросила:

— Джорджу?

— Джорджу Йегеру. — Улыбка Эльвиры была теплой и немного задумчивой. — Это мой старинный друг.