Роща уже виднелась. Она была совсем небольшая — молодые березки по обе стороны от дороги.

Преследователи снова стали стрелять. Теперь Саша слышала свист пуль. Она опять обернулась. Легко было рассмотреть масть каждого из коней, папахи, лампасы на шароварах. Только лиц было не различить, все они казались одним лицом, перекошенным и оскаленным в азарте погони.

— Ляжешь слева от дороги, — сказал Вершинин громко, чтоб его голос перекрыл конский топот. — Стрелять только после меня. Берешь двоих, кто будет ближе к тебе.

— У меня девять патронов.

— Значит, не мажь.

Въехали наконец в рощу. Трава высокая, можно укрыться, но от пули трава не защитит. А березы совсем тонкие, с отчаянием поняла Саша. Ствол березы не укроет полностью даже ее, что уж тут говорить о плечистом Вершинине.

Дорога круто повернула, потом еще раз. Вершинин осадил коня. Спешились у обочины. Саша не удержалась на ногах, упала на четвереньки и тут же встала, с силой оттолкнувшись от земли.

Слева от дороги березы стояли часто, но тонкие, такие тонкие… Саша метнулась к самой толстой из них и залегла, взяв маузер наизготовку. Жаль, кобуры нет, примкнула бы, был бы приклад. Придется стрелять с рук. Руки, на удивление, не дрожали.

Вершинин с силой хлестнул Робеспьера нагайкой по крупу. Конь заржал и ускакал дальше по дороге, оставляя в грязи четко видимые следы.

На стороне Вершинина с укрытиями дело обстояло еще хуже, чем на Сашиной. Он залег за стволом поваленного дерева.

Топот коней, ржание, чья-то неразличимая фраза… Саша затаила дыхание и сосредоточилась на том, чтоб не пропустить выстрел Вершинина. Выглядывать из укрытия она не решилась, чтоб не обнаружить себя.

Отчаянно хотелось стрелять, но Саша заставила себя выждать.

Погоня поравнялась с ними, обдав брызгами грязи и тяжелым запахом конского пота. Едва враги оказались спиной к ним, Вершинин выстрелил, и Саша — через полсекунды после него.

Промах. Снова промах. Саша быстро вдохнула, выдохнула и третьей пулей попала в ближайшего казака. Лошадь встала на дыбы и унесла прочь его тело.

Саша продолжила стрелять во второго из предназначенных ей. Промах. Следующие два выстрела попали в шею лошади, но всадник успел соскочить с седла. Раненая лошадь хрипела и билась в агонии, перекрывая обзор, из-за этого Саша не могла толком прицелиться в казака. Седьмая и восьмая Сашины пули его не достали, бессмысленно ушли в тело истекающего кровью животного. Казак использовал это время, чтоб заставить пасть на землю еще живую лошадь своего погибшего товарища и теперь укрылся за ней, как за щитом.

Вершинин попал в обоих своих казаков. Один еще кричал и корчился в предсмертных судорогах, взбивая жидкую грязь, другой лежал без движения. Сырой воздух наполнился запахами крови и пороха.

У Саши оставалась последняя пуля. Ее враг был жив, вооружен, едва ли даже ранен, и надежно укрыт живой и умирающей лошадьми.

Саша осмотрелась. Вокруг ни камня, ни веточки, только трава… заметила холмик вокруг кротовой норы. Взяла ком земли и бросила в сторону от себя.

Пуля ударила в ствол березы, за которой она пряталась. Сашу осыпало трухой и сухими листьями. Враг прекрасно знал, где она.

— Юленька, вы должны уйти, — отчетливо сказал Вершинин из своего укрытия. — Бегите, Юля.

Не ее имя. Однажды Вершинин уже называл ее так, чтоб обмануть врага. Совет — или это приказ? — не имеет смысла. Это мало того что не в духе Вершинина, так еще и безнадежно. Роща совсем небольшая, солнечный свет пронизывает ее насквозь. За деревьями проступает поле. Раз его видно, значит, оно превосходно простреливается из карабина.

Вершинин хочет, чтоб она что-то сделала. Но не то, что он сказал. Просто так под пули он бы ее не отправил.

Со стороны Саши березы тонкие, но стоят часто. А у Вершинина, кроме одного этого ствола, нет укрытий. Кусты, совсем молодые деревца… Едва он попробует переместиться, сменить позицию на подходящую для стрельбы по противнику — попадет под обстрел.

Время работало против них. На выстрелы мог подъехать другой разъезд, а беглецам помощи ждать неоткуда.

Вершинин хочет, чтоб она отвлекла врага, поняла Саша. Но как она может это сделать?

Саша наметила дерево в трех шагах от себя, чуть дальше от дороги. Тонкое, но если быстро упасть к его корням, худо-бедно укроет. Перекатилась по земле к выбранному дереву. Недостаточно быстро! Выстрел. Левое плечо обожгло, гимнастерка стала мокрой и теплой. Еще одна пуля разнесла тонкий ствол в щепки через секунду после того, как Саша упала на землю и скрылась наполовину за корнями, наполовину просто в траве.

— Эй, девушка, — сказал казак. Судя по голосу, он был еще довольно молод. — Бросай пистолет и выходь. Не бойсь, не обижу. Казаки с бабами не воюют.

Саша видела слишком много для того, чтоб поверить ему. Но то, что он заговорил, следовало использовать, чтоб сбить его с толку.

Казаки, вспомнила Саша, суеверны.

— А ведь нагадала тебе цыганка, — выкрикнула наугад Саша, — что девка тебя погубит, от девки смерть твоя придет!

— Брешешь, сука! Цыганка мне другое нагадала!

Пока он говорил, Саша перекатилась по траве к следующему укрытию — небольшой низинке за густым кустарником. Пули легли часто, но с запозданием. Саша всем телом вжалась в землю, сырую от хлещущей из раны крови. Пули теперь свистели прямо над головой. Здесь ей уже не встать…

Еще выстрелы — теперь не в нее.

— Александра, можно выходить, — Вершинин. — Ты ранена?

Саша уставилась на свое плечо, покрытое смешанной с кровью землей.

— Нет, — ответила Саша. Она попыталась встать, но голова закружилась, колени подогнулись. Мысли путались. — То есть да. Но нет.

Тело сделалось будто набитым ватой. Напряжение, которым она держалась во время погони и боя, схлынуло в один миг, превратив ее в тряпичную куклу.

Вершинин подошел к ней, помог подняться. Быстро прощупал ее плечо под гимнастеркой. Посмотрел ей в лицо.

— Это ничего, Александра. Ничего. Навылет, и кость цела — считай, царапина. У нас теперь есть вторая лошадь, так что скоро будем на месте. Сейчас.

Через минуту вернулся с фляжкой и бутылкой мутной жидкости. Дал Саше напиться воды из фляжки, а содержимое бутыли щедро плеснул ей на плечо. Саша сморщилась. Пары дрянного спирта перебили запах крови.

— Откуда здесь самогон? — поинтересовалась Саша.

— Это они везли, — Вершинин кивнул на трупы. — За выпивкой, видать, и ездили. Молодые все... были. Не разъезд это, на наше счастье. Или на беду, тут как посмотреть. Разъезд возглавлял бы урядник, переживший уже две войны. Небось он не позволил бы им увлекаться погоней так, чтоб угодить прямиком в засаду. Либо прекратил бы преследование, либо, напротив, вызвал бы подкрепление.

Вершинин деловито разрывал на полосы чью-то рубашку, чтоб перевязать Саше плечо.

— Я сберегла последнюю пулю, — сказала Саша.

— Это хорошо, — ответил Вершинин без своей обычной насмешки. — Но ее время еще не пришло.

***

Саша проснулась в настоящей кровати и долго, долго не могла себя заставить встать. Перина, подушки, стеганое одеяло, чистые простыни… Немыслимая, царская роскошь.

Было уже за полдень. За окном мычала корова, кудахтали куры, перекликались женские голоса. В обстановке городские вещи перемежались с деревенскими. Комод с выдвижными ящиками вместо сундука, но при этом домотканые половики на полу. У одной стены лавка, покрытая ярким лоскутным ковриком, а в простенке между окнами — трюмо с зеркалом. Рядом — швейная машинка “Зингер”. Большой таз, два ведра с водой и медный ковш — вчера хозяйка сказала, что Саше с ее раной в баню идти нельзя, придется мыться здесь.

Чужеродным предметом в этой комнате выглядел объемный коричневый чемодан-кофр с кожаными ручками. Дорогая, господская вещь. Его содержимым Саша решила заняться чуть позже.

Завершение вчерашнего дня Саша помнила смутно. Вершинин усадил ее на Робеспьера — умное животное спокойно ждало их за поворотом дороги. Сам поехал рядом на казацкой лошади. От кровопотери и пережитой встряски у Саши все плыло перед глазами, она с огромным трудом держалась в седле. Левое плечо горело. Как они подъехали к Моршанску, она не заметила. Лес каким-то образом превратился в сад с рядами яблонь, их ветви гнулись под тяжестью плодов. В дом Вершинин внес Сашу на руках, идти сама она не могла.