Импровизированный штаб разведкоманды размещался в будке стрелочника у входного семафора с восточного направления. Из-за растущих вдоль путей деревьев ее не было видно от разъезда на той стороне реки, за которым в двух верстах от повстанцев стоял бронепоезд. Он появился меньше чем через час после того, как поутру разведкоманда заняла мост и разъезды по обе стороны от него и приступила к их уничтожению. На Седьмой версте только и успели подорвать стрелочные переводы и крестовины у входных семафоров, когда над головой ударили первые шрапнели. Хорошо хоть мост подорвали качественно, для этого извели оставшийся пироксилин подчистую. Пролет разрушили на сажень в самой середине, так что оба обрубка повисли на изогнувшихся рельсах.

С разъезда на западном берегу повстанцы отступили быстро. Пехота противника пыталась преследовать их, но наткнувшись на плотный пулеметный огонь, откатилась. Бронепоезду к мосту, а тем более через мост, пока хода не было, но он и со своей теперешней позиции быстро дал понять, кто в доме хозяин. Сперва густо усеял шрапнелью и пулеметным огнем подходы к мосту, вынудив разведкоманду отступить оттуда, а затем перешел на методичный обстрел гранатами всякой цели, какую наблюдатель мог рассмотреть на разъезде. К полудню деревянный вокзал, служебные постройки и дома железнодорожников горели. Пехота белых снова попыталась атаковать, уже бОльшими силами. Повстанцы, успевшие окопаться и пережить артобстрел, отбросили их огнем укрытых в зарослях льюисов. Дело дошло до ручных гранат. Стало ясно, что, несмотря на численное превосходство, неприятель не горит желанием идти вперед и норовит отойти под прикрытие бронепоезда. Так что пока не починят пути и мост, пока бепо колесами и огнем на прямой наводке не продвинется к разъезду, бойцы Аглаи его держат. Часам к четырем пополудни обе стороны угомонились, разве что бронепоезд пару раз в час отвешивал пять-шесть гранат по Девятой версте.

Поездами в два-три вагона с маневровыми паровозами белые подвозили снаряды, стройматериалы и рабочих. Аглая остаток дня наблюдала за этим в бинокль с кирпичной башни водокачки, для которой трехдюймовые гранаты оказались слабоваты. Старший из ее подрывников, бывший саперный унтер, высказался просто:

— Железнодорожному батальону на полдня работы.

Выходило, что самое позднее завтра к вечеру бронепоезд будет на их стороне моста. Если до этого не подойдут наши из Сосновки – все зря. С этими мыслями Аглая провела на водокачке остаток дня.

Посыльный побеспокоил ее около девяти вечера: приняли телеграмму от Белоусова. Начальник штаба требовал доложить обстановку. Выругавшись про себя, что вместе с посыльным ей не прислали смену на наблюдательный пункт, Аглая поспешила в будку стрелочника. Пока шла, навалилось осознание, что она уже почти сутки не спала и столько же не ела. Явившись на командный пункт, продиктовала сообщение с разведданными.

Пока связист шифровал доклад и готовил к сеансу связи полевой портативный телеграф, включенный в железнодорожную сеть, Аглая приняла доклад помощника: убитых девять, раненых двадцать семь, из них четверо тяжело. В строю остались пятьдесят два человека, считая с ходячими ранеными. Людей удалось покормить и дать им по очереди немного отдохнуть. Патронов выдал всего по десятку на винтовку, за счет этого удалось набить по три полных диска для льюисов. Охранение выставлено, но, похоже, пока противник сам их побаивается и ведет себя пассивно.

Аглая понимала, что дела их плохи, но приняла решение в доклад этого не включать – пока держимся, пусть все идет своим чередом. До утра у нее время есть, а там видно будет.

— Молодец, Серега, — сказала Аглая помощнику. — Теперь наблюдателя пошли на водокачку. Даже как стемнеет, пусть продолжает смотреть в оба. Они во время ремонта без света не обойдутся. Подготовь все. Если придется срочно отходить на Двенадцатую версту, разбирайте стрелку тут на выходном семафоре.

— Слушаюсь, – ответил Серега. — Командир, тут тебе пожрать оставили. Хлеб вон и сало. Хоть сегодня и пятница, но тебе-то что.

Смешливый вертлявый Серега при первом знакомстве многим казался несерьезным человеком, да и лет ему было всего девятнадцать. Но Аглая ценила его за сообразительность, расторопность и надежность, потому поставила своим заместителем.

— Что же, многие отказались от сала? — полюбопытствовала Аглая.

— Ну, некоторые, — Серега смешался, поняв, что сболтнул лишнего. Религиозных пережитков в своем отряде Аглая не терпела.

— Нам больше достанется, — улыбнулась Аглая. — Полезно оставаться атеистом и в окопе под огнем.

Вмешался связист:

— Готов!

— Вызывай!

Связист застучал ключом: «БРЗ, БРЗ, БРЗ», — «Береза», позывной станции штаба полка. «Я БРЗ», — застрекотал ответ по бумажной ленте. «Я ОСН ПП», — передал связист. Это значило “я Осина, есть для вас сообщение”. Прочитал ответ и почти выкрикнул:

— Есть «ПД» от «Березы», передаю!

Сигнал “ПД” — готовность к приему сообщения. Аглая принялась за еду. Передача будет долгой. Раз телеграмма шифрованная, вызываемая станция должна прислать ее обратно в полном объеме, чтобы, сравнив с исходной, отправитель убедился в том, что ее верно приняли. Ну и, конечно, хотелось бы хоть каких-то сведений от Белоусова насчет его прибытия.

Связист, всю дорогу до места пребывавший в статусе ценной, охраняемой, но абсолютно бездельной персоны, теперь, за эти несколько часов, должен быть решить судьбу замысла командира полка. Без сведений с захваченного разъезда нечего было и думать соваться на него главными силами, погруженными в эшелон. На то, что удастся захватить в целости местный железнодорожный телеграф, Аглая не рассчитывала. Потому тащили с собой не только сам аппарат, но и дополнительные гальванические батареи, километры кабеля, запас краски и бумажной ленты. Решение Князева было категоричным: если сведений о положении дел на Девятой версте не поступит, продвижение полка будет остановлено.

Штаб ответил со станции Крутовской, что в тридцати верстах. Телеграмма от Белоусова сообщала: «Разгрузка разъезде Двенадцатая верста. Подготовьте встречу. Время прибытия час ночи».

— Серега! – Аглая потрясла за плечо задремавшего было заместителя. – Бери десяток человек и глянь, как там на Двенадцатой версте. Если все спокойно, установи там народную власть и дай знать сюда с посыльным. В час приходит эшелон Белоусова. Следи за местными, чтоб никакого саботажа на семафорах и стрелках.

— Всенепременно! – едва проморгавшись, Серега взял дурашливый тон. – Выборы в Совет проводить?

— Нет, побудешь пока за председателя ревкома! – улыбнулась Аглая, потом продолжила наставления. — Напомню, увидите-услышите состав, если вдруг он раньше подойдет или я задержусь, сигнал «свои» — мигающий железнодорожный фонарь белого огня. Белоусов, знаешь ли, в некоторых вопросах зануда страшный. Он сперва полоснет очередью, а потом уже станет выяснять, кто у это нас такой забывчивый. Был.

— Все устроим в самолучшем виде, не изволь беспокоиться, товарищ командир. А ты бы покемарила хоть пару часов. Дежурного на хозяйстве я поставлю.

— Принимается. А ты собирайся.

Как следует поспать не дал паскудный бронепоезд. Около половины двенадцатого он, словно спохватившись, что давненько не навещал, выпустил три снаряда, целясь по рдевшим в темноте пожарищам. Уснуть снова Аглае не удалось, так что с двумя сопровождающими она уехала на Двенадцатую версту.

Поезд пришел около половины третьего. Под моросящим дождем он медленно втягивался на разъезд с погашенным лобовым прожектором. Перед паровозом была укреплена контрольная платформа на случай, если пути перед поездом заминируют или ппопросту разберут. Открытые двери вагонов щетинились штыками винтовок. Заскрипели тормоза локомотива, по составу прокатилась грохочущая железная волна и он остановился.

— Прекращайте сигналить, Аглая Павловна! Я понял уже, что это вы, – раздался веселый голос Белоусова.

В вагонах будто разом, шепотом и вполголоса, заговорили – там тоже с немалой тревогой ждали, кто и как встретит их на неизвестном разъезде.