— Всякое бывает, — заметил Дорион. — Возможно, что Патрокл занемог и попал к лекарям в Дельфах. А может быть, не захотел ждать целый месяц и решил возвратиться домой. Однако я только ему говорил о том, что живу в Риме у Овидия Назона и не знаю, скоро ли мне доведется поехать вслед за вами.

В пути Фемистокл часто говорил о том, как легко ему будет собираться в дальнюю дорогу после посещения Дельфийского оракула.

— Как мне радостно сейчас в пути рядом с тобой, сынок. Мы вдоволь наговорились, за целых десять лет. Кстати, удивительная вещь, оракул напомнил о тебе и сказал, что десять лет разлуки прошли. А что ждет тебя впереди, не сказал… Для нас непостижимы тайны оракулов, — размышлял вслух Фемистокл. — Но все верят им. Поверим и мы, Дорион. Нам эта вера нужна, чтобы набраться сил и обрести новый дом на далеком берегу Понта Евксинского. Нас ждет впереди и радость, и горе. Радость освобождения от пут рабства и горе от разлуки с Афинами, с землей наших предков. Когда подумаю, что не смогу более подойти к храму Эрехтейона и полюбоваться на мою Эпиктету, душа разрывается от печали. Меня ждет неизвестность, но все равно все уже решено.

Домой они вернулись уставшие и голодные. У них не осталось и обола, чтобы в пути купить хлебцы. Зато каждый из них испытывал удовлетворение от того, что выполнил самое главное, без чего нельзя было сесть на корабль, идущий к берегам Понта Евксинского. Теперь Фемистокл был спокоен. Его замысел осуществится.

У Фемистокла были отложены деньги на отъезд, но расходы, связанные с выкупом и с путешествием в Дельфы, были настолько велики, настолько превысили возможности, что бедный вольноотпущенник не знал, хватит ли денег, чтобы уплатить хозяину судна. Он задумывался над возможностью снова наняться в повара на какой-то срок. Но его мучила тревога, не вздумает ли Миррина оставить их в своем доме.

— Скажи мне, отец, почему я ни разу не встретил в твоем доме Аристида и Андрокла, которые будут вашими спутниками, ты обещал познакомить меня с ними. Хотелось бы знать, хорошие ли это люди.

— Мне кажется, что хорошие. Я не говорил тебе, что оба брата — искуснейшие ювелиры? А обучались они у старого мастера из Аргоса. Перед тем как покинуть Афины, они пожелали снова увидеть своего учителя, показать ему свои ювелирные изделия и, быть может, узнать кой-какие секреты мастерства. Они знают, что их старый учитель один из немногих, кто хранит тайну изготовления золотых украшений, прославленных еще во времена Гомера. А тайне этой много веков. Я жду их со дня на день. Я думаю, ты не оставишь нас, пока не проводишь в Пирей. Посадишь нас на корабль и вернешься в Рим. Я рад, что у нас будут спутники. Страшно в дальней дороге.

Фемистокл еще не был готов в дорогу, когда вернулись Аристид и Андрокл. Они пришли договариваться о дне выезда в Пирей. Предлагали свою повозку для поклажи, были внимательны. Они понравились Дориону.

Наконец-то Дорион увидел людей, которые должны были стать спутниками отца в трудном путешествии. Они с увлечением рассказывали о своей работе. Вспоминали советы учителя.

— Старый мастер приглашал нас остаться в Аргосе, — рассказывал Аристид. — Даже хотел сосватать хороших девушек с улицы Ювелиров, но мы отказались. Пока мы молоды и нас ничто не связывает — самое время совершить путешествие, как вы думаете? — спрашивал он сразу Фемистокла и Дориона.

— Впереди у вас почет и богатство, — предсказывал Дорион. — Я в Риме слышал о том, какие красивые города воздвигли греки у берегов Понта Евксинского. В этих городах живут не только греки, но и скифы. А вожди скифских племен очень богаты и любят золотые украшения нисколько не меньше, чем римские всадники. С вашим мастерством вы вскоре прославите искусство греческих ювелиров. Вот увидите, к вам будут приезжать из дальних мест и будут заказывать самые дорогие украшения.

— Этого мы и ждем! — воскликнул Андрокл. — Мы люди простые, неискушенные в науках. И не очень мы грамотны. Однако когда наш сосед стал рассказывать о том, как живет припеваючи его брат ювелир с нашей улицы, как он доволен Пантикапеем, мы загорелись. И вот составим дружную компанию, будем помогать друг другу. Дорога ведь дальняя, надо ее осилить.

— Я бы мог сказать больше добрых слов. Вы их заслужили. Мне нравится ваше занятие. Делать золотые украшения, которые проживут века, — дело верное и почетное. Но ваша забота не о вечности, а в том, чтобы угодить юной красавице. Мой господин, Овидий Назон, написал такие строки:

У причалов торгового порта в Пирее грузились корабли, идущие к Боспору Киммерийскому. На один из этих кораблей должен был сесть Фемистокл с дочерьми и молодыми ювелирами. Они прибыли в Пирей со всем своим скарбом, с корзинами еды, с амфорами вина и воды, рассчитывая на долгое путешествие.

Хозяин корабля, Никострат, долго не выходил на берег, он был занят размещением груза, который предстояло доставить в Пантикапей и Херсонес.

Фемистокл с тревогой ждал у причала. Предварительно он обо всем договорился, но денег еще не отдал и очень боялся, как бы Никострат вдруг не отказал ему. У Фемистокла уже не было крыши в Афинах. Он мог ночевать только под звездным небом. Меньше тревожились Аристид и Андрокл, им вообще не свойственно было волноваться, они были удивительно спокойными и немногоречивыми людьми.

— В крайнем случае, вы найдете приют в доме нашего отца, — говорил Аристид. — Но и хозяин корабля еще не отказал нам.

А рабы-грузчики все тащили на спинах амфоры с оливковым маслом, глиняные сосуды с солеными маслинами, тюки тканей, каких нельзя было купить в Пантикапее.

Солнце уже клонилось к закату, когда Никострат, хозяин корабля, весь взъерошенный, вспотевший и уставший, показался у причала. Он что-то сказал о том, как невыгодно возить людей и насколько разумней для корабельщика возить грузы. Но не отказал Фемистоклу. Наоборот, он потребовал денег вперед и сказал, что не станет возражать, если его спутники уже сейчас погрузят свой скарб и устроятся на палубе в прохладном местечке.

Как счастлив был Фемистокл, когда обрел свое место на корабле и когда показал Дориону весь свой груз, предназначенный для нового дома.

Прощание было долгим. Оно длилось ровно столько, сколько стоял на причале корабль Никострата. Дорион долго говорил с отцом, повторяя обещание приехать к ним по возможности скорее. Фемистокл обещал сыну подыскать ему занятие у богатого ритора, из тех, кто служит при дворе Боспорского царя, Дорион клялся, что поведет разговор с Овидием Назоном тотчас же, как вернется в Рим.

— Ты предупреди его, что в начале будущего года покинешь Рим, — говорил Фемистокл. — Раньше не придется, не будет у тебя денег на дорогу. Ты должен скопить, бедный мой Дорион.

— Но если я могу скопить, я уже не бедный, — смеялся Дорион, стараясь показать отцу, что его не печалит отъезд близких, не печалит потому, что они уже не рабы, а вольноотпущенники, даже не обязанные жить под кровом своего бывшего хозяина.

— Милая Эпиктета, — говорил Дорион. Ты еще совсем юная, а уже умелая и разумная. Я уверен, что ты станешь заботливой женой хорошего человека. Я желаю тебе счастья. Печально мне, что не могу сделать тебе сейчас дорогих подарков, как положено каждому брату из греков. Но это я наверстаю.

Клеоника, занятая укладыванием вещей на палубе, вдруг все бросила, подошла к Дориону и сказала:

— Не задерживайся, братец. Настало время нам объединиться под одной крышей, чтобы никогда уже не разлучаться. Юность наша прошла в печали о тебе. Десять лет мы тебя не видели. Чтобы читать твои письма, редкие и короткие, я научилась грамоте у отца. Помни, мы любим тебя. Мы взяли с собой много шерсти и будем ткать, чтобы сшить для тебя теплый плащ.