Он выпустил мою руку, и я упала на пол, обхватив запястье, на котором появились багровые следы от его пальцев.

— Ты и правда больше не тот Ник…она высушила твои мозги и твое сердце. Мне не о чем говорить с тобой. Но потом…потом когда ты очнешься от своего бреда ты не простишь себя сам…

— Так как насчет стать на колени? — спросил он и сел на краешек кровати, — может станцуешь для меня? Иди сюда.

Похлопал по покрывалу, приглашая в постель, а меня стошнило от мысли, что в этой комнате он трахал своих бесконечных шлюх и тех несчастных, которых приводили сюда ублажать хозяина. Медленно на негнущихся ногах подошла к нему. Он улыбался. Победоносно, довольный тем, что я дрожу от ярости и унижения. Я долго смотрела на его красивое, безупречное лицо, а потом закрыла глаза и судорожно глотнула воздух.

— Я тебя презираю…

— Отлично…намного приятней слышать, чем тошнотворное и лживое «я тебя люблю»…больше похоже на правду. Думаю, мы сможем договориться. Сейчас, когда все маски сорваны, и каждый из нас знает, чего он хочет.

Он перестал смеяться. Щелкнул пальцами, и мгновенно появились его верные церберы:

— Заберите ее. Отправить в душ, переодеть, расчесать и через два часа привести обратно. И пусть ею займется Лиана. Никаких мужиков. Ясно?

— Да, господин.

— Тронешь пальцем — глаза вырву! — прошипел очень тихо, но я услышала, как сквозь пелену, задыхаясь от отчаянья и безысходности. Фэй и Сэми были правы — нам не о чем с ним говорить. Он меня не слышит. Это вообще не Ник…это Зверь. Настоящий. В полном смысле этого слова. А я добыча, которая сама пришла в руки.

Я вытерла слезы тыльной стороной ладони, а внутри все высыхало, превращалось в пустыню, вымирало. Мои дети там одни, голодные, брошенные, а их отец пирует, вдоволь наглотавшись крови и наркоты, в роскоши, удовлетворяет свои низменные желания.

Мною занялись слуги. Они мыли меня, вытирали полотенцами, растирали онемевшие пальцы. А я лишь автоматически замечала, что больше не нахожусь в подвале, я в шикарной ванной комнате, благоухающей маслами и кремами. Отвращение поднималось с низа живота и захлестывало волной безумного отчаяния. Так же когда-то меня готовили к встрече с Беритом и я ждала…боже я ждала, что мой Ник спасет меня. А сейчас…он ничем не отличается от демона. Лучше бы я осталась рядом с детьми. Мы бы пережили это вместе или вместе умерли от голода. А я бросила их…снова пошла за ним…за кем? За жалкой оболочкой той великой любви, которая сгорела в его ненависти и жажде мести всем. Даже моему отцу и детям.

Меня расчесали, надели какое-то платье, но мне было все равно, я отключила разум. Я больше не могла думать. Я стала сплошным синяком, сгустком дикой боли, которая нарастала и грозилась меня задушить, как раковая опухоль.

И снова лестница, коридоры, двери, лязг замков. А от меня осталась лишь жалкая оболочка с трудом воспринимающая происходящее. Я ломалась и не выдерживала нервного напряжения. Захлопнулась дверь и я открыла глаза. Снова то же помещение, полумрак и тихая музыка. Постель расстелена. Ник развалился на белых простынях прямо в одежде. Даже не взглянул на меня, перетянул руку жгутом, разрезал вену и всыпал красный порошок. Закрыл глаза наслаждаясь искусственным кайфом. Я закусила губу.

— Ты убиваешь себя, — не удержалась, а он засмеялся, облизывая рану, а потом губы и десна. Посмотрел на меня:

— Я и так не живой…хуже не будет. Разве ты не хочешь моей смерти?

Я смотрела на него и понимала, что больше я выдержать не способна. От дикого желания отобрать у него нож и вонзить себе в сердце свело скулы и лишь мысли о детях заставляли держаться из последних сил.

— Что стоим? Иди сюда. Давай заключим сделку… мне хорошо — пакеты с кровью едут к тебе домой. Ну как? Что скажешь?

Он встал с постели и подошел ко мне, медленно сделал круг и остановился напротив. Я вся внутренне сжалась, обхватила плечи руками.

— Можно подумать ты меня боишься. Все хватит ломаться. Я видел тебя голой, я трахал тебя в разных позах и разными способами. Тряхнем стариной и подарим друг другу удовольствие. Маленькая цена за такую бесценную сейчас кровь. За нее расплачиваются жизнью, а ты всего лишь раздвинешь ноги.

Он тронул мои волосы, а я стиснула челюсти и сжала руки в кулаки, вспарывая кожу на ладонях. Впервые внутри меня ничего не отозвалось на его прикосновения. Глухо и пусто. Только ненависть к себе и к нему. Пальцы перебирали мои локоны, потом он провел по моей скуле, по нижней губе.

— Все еще самая красивая из всех женщин побывавших в моей постели…да и не удивительно другая бы не стала моей женой.

— В твоей постели побывало столько, что будь ты человеком уже сдох бы от СПИДа или другой дряни. Твоя постель резиновая. В нее влезет еще столько же.

Я закрыла глаза, чувствуя, как по щеке опять скатилась слеза. Мне казалось я грязная. От его прикосновений. Его руки по локоть в крови. И если он возьмет меня сейчас, мы оба никогда не отмоемся от этой грязи.

— Плачешь…зачем? Можно подумать я лишаю тебя девственности.

Резко повернул к себе и взял за подбородок.

— Помнится мне, когда ты отдавалась мне в первый раз, ты не плакала. Раздевайся.

Я дышала все тяжелее и тяжелее, сердце билось так сильно, что грудь сдавило железным обручем. Я собрала всю волю в кулак и процедила:

— Да пошел ты! Меня от тебя тошнит! Лучше трахаться с твоими охранниками, чем с тобой!

— Отличная идея, — усмехнулся, а в глазах появился сухой блеск, — почему не воспользовалась? Могла бы уже быть на свободе.

— Не думала, что ты опустился так низко…хранила верность. Зря хранила. Нужно было отдаться им прямо на полу в том подвале. Они хотели. Уверенна они бы остались довольны и я и правда смогла бы сбежать…Когда то ты говорил, что я хороша в постели.

Ударил наотмашь, так что в голове зазвенело, прижала руку к щеке и плюнула ему в лицо кровью. Он медленно вытер щеку, потом схватил меня за волосы и поволок к кровати, швырнул поперек и придавил всем телом, расстегивая ширинку. Я закрыла глаза, уже не сдерживая слез, а он впился в мои губы, зализывая рану. Ядовитые поцелуи, полные горечи и ненависти.

Я вцепилась ему в лицо, и он заломил мне руки над головой.

— Не смей, Ник! Не смей этого делать с нами!

— Не то что? Возненавидишь меня? Ненавидь. Это лучше чем твоя любовь. Давай, раздвинь ноги, помоги мне.

Но я сопротивлялась, не потому что боялась его, просто это был предел, тот предел невозврата за которым умрет наша любовь навсегда.

Больно сжал мою грудь, жадными пальцами, его дыхание участилось, а я просто тихо всхлипывала в бесполезных попытках отбиться от него, от собственного бессилия. Наконец-то Ник справился с моим платьем, раздвинул мне ноги. Посмотрела в его бледное, искаженное похотью и яростью лицо и задохнулась от жалости к нам обоим. Мы на дне, в бездне…опять…Он делает это с нами снова. Насилует меня. Мы идем по второму кругу этого ада и я уже никогда не соберу себя по кусочкам. Я заплакала, громко, навзрыд, закрывая лицо руками, ожидая неминуемого вторжения. Вряд ли мои слезы помогут, он обезумел и ничего его не остановит. Я помню, как это было в прошлый раз. Разве что в его руке нет больше плетки. Но она и не нужна. Я и так истекаю кровью.