— Кьез… Он всегда был сильнее меня и лучше подходил для наследования титула. Да и отцу он нравился больше.

О боги, какая нелепость! Младший брат обвинял старшего в тех же грехах. И всего-то нужно было, что однажды отбросить обиды и поговорить по душам. Признаться друг другу в подозрениях, чтобы понять, насколько они необоснованны. И тогда… Они стали бы друзьями. Какая жалость…

— Послушайте меня внимательно, милорд. Желать другому смерти — дурно. И даже не потому, что желания, обретая форму мыслей и слов, рано или поздно станут явью. Дожидаясь гибели своего врага, вы теряете шанс на приобретение друга. Не делайте так больше, хорошо? Не разбрасывайтесь истинными сокровищами.

— Так просто… Но к сожалению, слишком поздно, — вздохнул Льюс с некоторым облегчением, вызванным, как думается, тем, что скорая гибель избавляет не только от надежд, но и от исправления ошибок.

— Поздно? Вы проживете еще не один десяток лет, и дай вам боги прожить их с блеском!

Серый взгляд подернулся дымкой.

— Что вы сказали?

— Ваша болезнь уйдет. Вместе с остатками отравы. Если, конечно, вы не будете снова пить испорченную воду.

— Я… не умру?

— Не в ближайшее время.

— Вы… Вылечили меня?

— Нет, я здесь ни при чем: благодарите свою кровь и слабость своего тела, подхватывающего простуду от глотка холодной воды.

Льюс забылся беспокойным, но радостным сном, а я устроился в одном из кресел, вытащив его к середине комнаты и установив так, что мог видеть одновременно и дверь, и окно. Как ни забавно это прозвучит, наш отдых был вполне заслужен многотрудными часами от обеда до ужина (правда, никто так и не собрался предоставить нам ни одной перемены блюд).

Трудился, в основном, я, хотя и на долю молодого герцога выпало несколько обязанностей, полностью соответствующих силам, которыми он располагал. В частности, отбором из обширной библиотеки личных покоев тех томов, которые можно безболезненно сжечь. Признаюсь, меня посетило сомнение, что недурно образованный человек согласится на столь варварское обращение с книгами, но Льюс, потратив на размышления не больше минуты, дал высочайшее разрешение делать с предметами обстановки все, что угодно моей душе, объяснив это очень простой причиной: будем живы — книг раздобудем, а если их огненное упокоение поможет кому-то выжить, можно считать, они были написаны не зря. Я поддержал высказанную точку зрения и заверил своего коллегу по заточению, что лишнего жечь не буду, после чего соорудил костерок, благо камин в одной из комнат имелся.

Да, надо сказать, смежных комнат в покоях, отведенных герцогу, было всего три: гостиная, кабинет, совмещенный с библиотекой, и спальня. В последнюю мы и перебрались, когда за окнами начали сгущаться сумерки, а процесс познания, как и положено, происходил в кабинете. А поскольку кроме нас рядом никого не оказалось (личные слуги и стража Льюса тоже чувствовали себя неважно, а потому были отделены от своего господина, дабы не допустить злотворного влияния на его здоровье), мы были вольны заниматься любым непотребством. И занялись.

Всерьез заинтересовавшись влиянием теплоты жидкости на поведение яда, растворенного в ней, я притащил из спальни тазик для омовения, вылил в него часть воды, которая в избытке была предоставлена Магайону (разумеется, для пущей уверенности, что герцог отравится), и приступил к медленному и осторожному нагреванию, которое помимо успокаивающего зрелища горящего пергамента имело и другие положительные результаты.

В самом деле, с повышением теплоты, частички яда начинали все быстрее и охотнее выстраиваться в цепочки, схожие по своим качествам с теми, которые получаются при плетении Кружев заклинаний. Наибольший эффект был достигнут, когда вода сравнялась по своей теплоте с человеческим телом, но это как раз было неудивительно: вряд ли неизвестному кудеснику для его целей требовались иные условия, нежели те, что обеспечивает живой организм. Правда, количество образующихся цепочек не увеличивалось, из чего можно было заключить: в воде не присутствуют питательные вещества, способствующие росту «живого» яда в размерах. Чтобы довести эксперимент до логического завершения, я продолжил нагрев, и весьма порадовался собственной предусмотрительности, потому что стал счастливым обладателем первого и наиболее доступного способа решения проблемы. Как только состояние воды приблизилось к закипанию, цепочки практически перестали образовываться, а в самом процессе кипения исчезли вовсе. Когда часть закипевшей воды была отлита в кувшин и слегка остужена (пришлось выждать еще полтора часа), можно было праздновать победу: кипячение уничтожило малейшие следы яда. И в этом смысле Льюсу тоже повезло, потому что, как простудившегося, его поили травяными настоями, а они, естественно, приготавливаются путем выдерживания лекарственной зелени и прочей трухи в кипятке.

Выяснив, каким образом можно обезопасить людей, не заставляя пить жуткую смесь пресной и морской воды из городских колодцев, я перенес свое внимание и усилия на решение второй задачи, а именно: как быть с уже отравленными. Поскольку образец для опытов имелся (и даже не возражал против своего участия в исследованиях), медлить и сомневаться было некогда. Вена на левой руке Люса была проколота и зажата моей ладонью, а герцогу было строго-настрого приказано дышать ровно и глубоко. Не знаю, понимал ли молодой человек мои действия, но они были исполнены глубокого смысла. Я следовал своему прямому назначению. Разрушал.

Как учат умные книги, количество крови в теле человека в отдельные периоды — величина постоянная, разве что сия жидкость может время от времени становиться то гуще, то жиже. А поскольку она перемещается по кругу, постепенно проходя через все участки тела, можно предположить, что рано или поздно через один и тот же сосуд протечет вся кровь, следовательно, можно изъять из нее отравленные струйки.

На практике это оказалось не таким простым делом, как в теории: мне приходилось одновременно следить и за Кружевом Крови, чтобы знать, когда к месту прокола подплывает яд, и не позволять Пустоте сожрать ни одной капли здоровой крови. После часа утомительной процедуры, существенно сократившей количество отравы в теле герцога, пить обнаруженное в одном из шкафов густое красное вино понадобилось и Льюсу, и мне. Герцогу — для пополнения жидкости в организме, мне — для восстановления сил, которых было потрачено столько, что полбутылки «Медвежьей крови» не принесли закономерно ожидаемого хмеля.

За трудами время пролетело незаметно, как и положено. А поскольку молодому герцогу отдых был не только предписан, но и всячески необходим, я отправил своего подопечного спать и теперь с легкой завистью прислушивался к сонному дыханию, доносящемуся со стороны кровати. Самому-то мне спать было строжайше запрещено…

Льюс принял заявленный мной титул без раздумий, а став свидетелем странных манипуляций, принесших существенное облегчение и телу, и духу, более ни капли не сомневался в том, что меня следует называть Мастером. Даже хуже: он был твердо уверен, что пока я рядом, ничего дурного не случится. По определению. Сложившееся положение могло вызвать только печальную улыбку, но все было правильно: молодой герцог действовал в полном соответствии с вбитыми в голову еще в детстве заблуждениями, удачно подтвердившимися и в зрелом возрасте.

Не отличаясь болезненным любопытством, я никогда не интересовался подноготной возникновения и развития клана Мастеров, однако после близкого знакомства с Рогаром все же заставил себя вникнуть в детали. Разумеется, обратившись к первоисточнику, то бишь, к своему кузену, который, собственно, некогда все и затеял. Не скажу, что Ксо делился информацией охотно. Напротив, корчил усталые и недоуменные рожи, спрашивая: «А оно тебе надо?» Я твердил, что «надо». Он не верил, и пришлось приложить немало сил, чтобы выудить необходимые мне сведения, изложив-таки которые, Ксаррон укоризненно вздохнул. Вкладывая в свой вздох примерно такой смысл: «Зачем было тратить время занятого родственника на ерунду, понятную и так?»