Сержант тут же сделал шаг вперед и доложил: — Да, капитан-интендант, сэр. Прошу вашего позволения доставить двоих раненых в больницу.

— Разрешаю, — ответил Граммель. Без улыбки, однако линия его угрюмо сложенных губ слегка распрямилась. — Им повезло по сравнению с теми, кто останется здесь.

Двоих горняков — того, что лишился руки, и другого, прихрамывающего на одну ногу, — под охраной вывели из комнаты. Граммель снова испытующе уставился на оставшихся. Когда дошла очередь до Люка и принцессы, рот Граммеля изогнулся, будто кто-то ткнул интенданта булавкой.

— Этих двоих я не знаю. Кто вы? — он вышел из-за стола и встал чуть ли не нос к носу с Люком. — Ты, парень! Кто такой?

— Просто горняк по контракту, господин капитан-интендант, — запинаясь, пробормотал Люк, стремясь показать, как он напуган.

Это было не так уж трудно. Поневоле ужаснешься, если твоя жизнь висит на волоске.

Граммель перевел взгляд на принцессу. И улыбнулся — еле-еле, точно нужное для этого усилие причиняло ему боль.

— А вы, моя дорогая? Надо думать, тоже работаете в шахте?

— Нет, — Лейя не смотрела на Граммеля. — Я его… — она кивнула на Люка, — служанка.

— Это правда, — быстро вмешался Люк. — Она всего лишь моя…

— Я не глухой, парень, — продолжая рассматривать Лейю, он провел пальцем по ее щеке. — Хорошенькая женщина… — она увернулась от его руки. — И горячая, — он посмотрел на Люка. — Одобряю твой вкус, парень.

— Спасибо, сэр.

Лейя сердито посмотрела на него, но что еще мог он сказать?

— Ваши манеры полетать вашей некомпетентности, — бросила Граммелю принцесса. Тот удовлетворенно кивнул.

— Манеры, — повторил он. — Некомпетентность. Странный подбор слов для служанки, — и рявкнул, обращаясь к сержанту, стоящему рядом навытяжку: — Вы спрашивали документы у этих двоих?

— Документы, господин капитан-интендант? Мы подумали, что у них все в порядке, сэр.

— Значит, вы не проверили у них документы, сержант? — медленно повторил Граммель.

Производя впечатление человека, истекающего потом под своими доспехами, тот вынужден был подтвердить свою промашку: — Нет, сэр. Мы предполагали…

— Никогда нельзя ничего предполагать, сержант. Во Вселенной полно людей, которые мертвы только потому, что жили, строя всякие предположения, — повернувшись к Люку и Лейе, он вежливо сказал: — Ваши документы, будьте любезны.

Люк сделал вид, что роется в карманах и крайне удивлен, не обнаружив там несуществующих документов. Принцесса предприняла попытку сделать то же самое.

— Мы, наверно, потеряли их во время драки, — сообщил Люк и попытался сменить тему разговора: — Эти пятеро — сейчас трое — напали на нас безо всякого повода с нашей стороны…

— Ложь! — воскликнул один из горняков. И посмотрел на Граммеля в поисках сочувствия, но безрезультатно.

— Ты, — очень спокойно сказал ему Граммель, — заткнись Горняк с готовностью подчинился.

В комнату вошел солдат и спросил заискивающе: — Капитан-интендант? Сэр? Граммеля явно разозлило то, что его прерывают.

— Ну, что такое?

Подойдя вплотную, солдат прошептал что-то Граммелю на ухо. Тот как будто сильно удивился.

— Хорошо, я поговорю с ним, — он направился к двери.

В комнату вошел какой-то коротышка, закутанный в плащ, и заговорил с Граммелем. Очень тихо, до Люка долетали лишь отдельные слова. Наклонившись к принцессе, он прошептал: — Не нравится мне все это.

— Удивительно здорово у тебя получается, Люк, — зашептала принцесса в ответ, — сводить самые тяжелые обстоятельства к чему-то обыденному.

Люк поглядел на нее с таким выражением, точно это замечание его обидело. Капитан-интендант закончил разговор с таинственным коротышкой, который поклонился и выскользнул из комнаты. Люка заинтересовало, был ли он человеком или, может быть, одним из туземцев. Его размышления были прерваны возвращением Граммеля.

— Драку начали вы, горняки, — заявил он непререкаемым тоном, подчеркнуто исключая Люка и Лейю из этой категории.

— Ох, господин капитан-интендант, — подобострастно загудел самый крупный из оставшейся тройки, — нас же спровоцировали. Мы знаем, что городской закон запрещает драки, и попытались вмешаться, когда увидели, что он нарушается.

— В свою очередь нарушив его, — возразил Граммель, — и напав на молодую даму?

— Мы же ничего плохого не хотели, — отважился поспорить с ним горняк. — Только немного позабавиться.

— Эти забавы будут стоить каждому из вас половину дневного заработка, — объявил Граммель. — Я решил проявить в отношении вас снисходительность, — горняки едва осмеливались верить, что все этим и закончится. — Здешние законы достаточно снисходительны по отношению к горнякам и допускают возможность существенного маневра в сторону послабления. Однако нападение с целью убийства не входит в имперское представление о продуктивном досуге, — с недовольным видом добавил он после небольшой паузы. — Как бы то ни было, я имею право принимать решения лично.

Приободрившись, один из горняков решил попытать удачи. Сделав шаг вперед, он заявил: — Господин капитан-интендант Граммель, я апеллирую к решению суда.

Граммель посмотрел на него с таким выражением, с каким ботаник рассматривает новый вид сорной травы.

— Ты имеешь такое право. На каком основании?

— Слишком поспешное… поспешное судебное, разбирательство без соблюдения формальностей, — запинаясь, произнес человек.

— Прекрасно. Поскольку я олицетворяю здесь имперский закон, я сам и рассмотрю твою апелляцию, — помолчав, Граммель объявил: — Твоя апелляция отклонена.

— Тогда я подам апелляцию уполномоченному имперского департамента ресурсов, отвечающего за горные разработки, — парировал горняк. — Я хочу, чтобы суд рассмотрел это дело как положено.

— Конечно, — согласился Граммель. Подойдя к стене позади письменного стола, он достал с полки длинный тонкий стержень из пластика, нажал на кнопку на одном из его концов и снова обошел стол. — Разговор записан, — сообщил он.

Он нажал другую кнопку, и по поверхности бруска заскользили слова. Когда воспроизведение записи закончилось, Граммель поднял брусок и резким движением воткнул его жесткий конец в левый глаз заспорившего с ним горняка.

Во все стороны брызнула кровь и мягкая кашица раздавленных тканей. Несчастный с воплем рухнул на пол. Похолодев от ужаса, один из товарищей склонился над ним, пытаясь остановить поток крови из развороченной глазницы, который заливал лицо горняка и комбинезон.

— С вами, троими, я закончил, — небрежно произнес Граммель, как будто не произошло ничего из ряда вон выходящего. — Сержант?

— Капитан-интенедант? Сэр?

— Отведите этих троих в камеры и проследите, чтобы оба их товарища оказались там же, как только оправятся. Пусть посидят и поразмышляют. Перепишите их имена и идентификационные коды, чтобы не возникло никаких проблем с уплатой штрафа. Разве что, — зловеще закончил он, постукивая записывающим устройством по ладони, — имеются еще желающие подать апелляцию?

Когда два горняка под охраной наполовину понесли, наполовину потащили своего потерявшего сознание товарища к выходу, Граммель махнул в их сторону своим стержнем.

— У него остался еще один глаз, как вам известно. Все зафиксировано здесь. Приведите его обратно, когда он придет в себя, пусть еще раз полюбуется.

Сержант вывел горняков и охранников из комнаты, тут же вернулся и занял позицию около двери.

— Мне самому не нравится заниматься всякими административными мелочами, — любезно обратился Граммель к Люку и Лейе, — но это чужой, плохо изученный мир, и у меня нет возможности попусту тратить время. Иногда приходится принимать быстрые и жесткие решения. Тех полулюдей-полуживотных, которые работают здесь, отличает от туземцев лишь степень их способности изобретать для себя более утонченные унижения. Изобретательность такого рода является неотъемлемым и весьма прискорбным качеством человеческого рода вот уже на протяжении тысячелетий. Уверен, вы отдаете себе в этом отчет и потому поведете себя более благоразумно, чем эти недоразвитые личности, которые только что покинули нас.