— Я готова подержать хоть фруктовый салат, если вы считаете, что это мне поможет. Но я совершенно не понимаю, чего вы рассчитываете этим добиться.

В конце концов доктор фон Блименстейн начала курс лечения с того, что стала приучать пациентку держать в руках кабачок, повторяя это упражнение до тех пор, пока вид кабачка не перестал вызывать у больной признаки беспокойства.

В те дни, когда докторша боролась с психологическими проблемами своих пациентов, а Веркрамп был занят богоугодным делом, изгоняя дьявола из подчиненных, коммандант Ван Хеерден проводил время в Веезене мирно и спокойно. Он ловил в реке рыбу, читал романы Дорнфорда Йейтса и недоумевал, почему после того, как он нашел дом Хиткоут-Килкуунов и побывал там, оттуда нет ни слуху ни духу. Наконец на четвертый день он решил спрятать гордость и заговорить с Мальпурго. Поскольку тот был авторитетом во всех вопросах, то, казалось бы, у кого же, как не у него, можно разузнать о всех тонкостях британского этикета.

Коммандант нашел Мальпурго в саду. Он сидел в старой, обсаженной розами беседке и тихонько икал. Коммандант уселся на скамейку рядом со знатоком английской литературы.

— Не могли бы вы мне помочь? — начал он. Мальпурго заикал громче.

— А в чем дело? — нервно спросил он. — Я занят.

— Если вас пригласили погостить у кого-то в сельской местности, вы приехали и остановились в гостинице, а приглашавшие не кажут к вам носа, то что это значит? — спросил коммандант.

Мальпурго попытался вычислить, к чему клонит коммандант.

— Если бы меня пригласили погостить у кого-то, — ответил он, — не понимаю, зачем бы мне понадобилось останавливаться в гостинице. Если, конечно, пригласившие — не владельцы этой гостиницы.

— Нет, не владельцы, — подтвердил коммандант.

— Тогда что мне делать в гостинице?

— Они сказали, что их дом переполнен гостями.

— А это действительно так? — спросил Мальпурго.

— Нет, — ответил коммандант, — там вообще никого нет. — Он немного помолчал, а потом добавил: — Во всяком случае, когда я заезжал туда день тому назад, там никого не было.

По мнению Мальпурго, это было очень странно.

— А вы не перепутали даты? — спросил он.

— Нет, все правильно, я проверял, — ответил коммандант.

— Позвоните им.

— У них нет телефона.

Мальпурго снова взялся за свою книжку.

— Н-да, в странное положение вы попали, — заметил он. — Думаю, на вашем месте я бы еще разок туда съездил и, если там опять никого не окажется, то правился бы домой.

Коммандант неопределенно кивнул головой, как бы и соглашаясь, и не соглашаясь с этим советом одновременно.

— Пожалуй, — проговорил он. Мальпурго снова икнул. — Все еще пучит? — сочувственно спросил коммандант. Попробуйте задерживать дыхание. Иногда это помогает.

Мальпурго ответил, что он уже много раз пробовал так делать, но безуспешно.

— Я однажды вылечил одного человека от икоты, — продолжал коммандант, и было заметно, что он старается припомнить все подробности. — Я его здорово напугал. Это был угонщик машин.

— Интересно, — сказал Мальпурго. — И как же вы его вылечили?

— Сказал ему, что его выпорют.

— Это же ужасно, — Мальпурго передернуло.

— Ну, он тоже был хорош, — ответил коммандант. — Получил пятнадцать ударов… Однако икать перестал.

При воспоминании об этом коммандант улыбнулся. Сидевший рядом преподаватель литературы задумался: какие жуткие последствия могут скрываться за такой вот улыбкой. В присутствии комманданта ему уже не впервые казалось, что он видит перед собой какую-то примитивную силу, для которой не существуют понятия справедливости и произвола, моральных принципов, этических соображений — ничего, кроме голой силы. В простоте комманданта было не что чудовищное. В его выражении «человек человеку волк» не скрывалось и отдаленной метафоры. Для него это было не моральным убеждением, а фактом, на котором основывалось его существование. Перед реалиями подобного мира, основанного на грубой силе, все навеянные занятиями литературой идеи Мальпурго просто теряли право на существование.

— Полагаю, вы одобряете телесные наказания? — спросил он, заранее зная ответ.

— Это единственное, что дает результат, — сказал коммандант. — От тюрьмы нет никакого толку. Она слишком комфортабельна. А вот если человека выпороть, он об этом никогда не забудет. И если повесить — тоже.

— Только при условии, что есть загробная жизнь, — заметил Мальпурго. — В противном случае, полагаю, о повешении можно забыть так же легко, как и обо всем остальном.

— Есть загробная жизнь или ее нет, но если кого повесили, тот больше никаких преступлений не совершит, это уж точно, — сказал коммандант.

— И это — единственное, что для вас важно? — спросил Мальпурго. — Чтобы он больше никогда не совершал преступлений?

Коммандант Ван Хеерден утвердительно кивнул.

— Это моя работа, — ответил он, — за это мне платят зарплату.

Мальпурго попробовал подъехать с другой стороны.

— Но неужели чья-то жизнь для вас ничего не значит? Ее священность, красота, ее радости, откровения?

— Когда я ем баранину, то об овце не думаю, — ответил коммандант. Мальпурго живо представил себе эту картину и снова икнул.

— Мрачный у вас взгляд на жизнь, — сказал он. — Такое впечатление, что вы не видите впереди никакой надежды.

Коммандант улыбнулся.

— Надежда есть всегда, мой друг, — сказал он, похлопывая Мальпурго по плечу и одновременно поднимаясь со скамейки. — Надежда есть всегда.

Коммандант ушел. А через какое-то время и сам Мальпурго тоже покинул беседку и отправился прогуляться пешком до Веезена.

— В наши дни повсюду стало невероятное количество пьяных, — заметил на следующее утро за завтраком майор Блоксхэм. — Вчера вечером в баре познакомился с одним парнем. Преподает английский в университете. На вид ему не больше тридцати. Напился по-черному и все время орал что-то насчет того, что все в жизни должно быть относительно. Пришлось отвезти его в гостиницу. Живет в каком-то санатории или что-то в этом роде.

— Молодежь дошла бог знает до чего, — сказал полковник. Если не пьянство, так наркотики. Страна катится в пропасть. — С этими словами он встал из-за стола и отправился на псарню проверить, как Харбингер готовит собак.

— В санатории? — переспросила миссис Хиткоут-Килкуун, когда полковник вышел. — Ты сказал — в санатории, Малыш?

— Какая-то дыра. Но постояльцы там есть, — ответил майор.

— Вот там-то, наверное, и остановился коммандант, — сказала миссис Хиткоут-Килкуун. Позавтракав, она распорядилась подать «роллс-ройс» и отправилась в Веезен, оставив полковника и майора Блоксхэма обсуждать рассадку гостей на торжественном обеде в клубе Дорнфорда Йейтса, который должен был состояться в тот день вечером. Торжественные обеды в клубе — такая тоска, нечто скучнейшее и со вершенно искусственное. Обществу в Зулулэнде не хватало того шика, который в Найроби делал жизнь по крайней мере терпимой. Все они тут какие-то слишком raffmes,[45] думала миссис Хиткоут-Килкуун, прибегая к тому небольшому запасу французских слов, с которыми она была аu fait[46] и которые были de rigueur[47] среди ее друзей в Кении. Вот чем отличался здесь коммандант от всех остальных: уж его-то никак невозможно было обвинить в том, что он raffine.

— Он какой-то настолько приземленный, — проговорила она вслух, припарковывая машину около гостиницы и входя внутрь.

Встреча их тоже оказалась довольно-таки приземленной. Когда миссис Хиткоут-Килкуун в конце концов нашла комнату комманданта — что стоило ей определенных усилий — и постучала, коммандант открыл дверь, стоя в нижнем белье, он как раз переодевался, чтобы пойти на рыбалку, — и поспешно захлопнул дверь снова. Через некоторое время дверь открылась, и коммандант предстал, одетый уже должным образом. Но миссис Хиткоут-Килкуун успела изучить прибитую к двери эмалированную табличку и сделала из нее собственные выводы о причинах стоявшего здесь запаха.