Овалл Гри открыл в улыбке длинные зубы.

– И вы, конечно, удивились, когда ваш племянник похитил у Мула придворного, дав ему тем самым саsus веlli[2]. Не пытайтесь нас морочить, Рэнду. Мне трудно поверить, что это происшествие явилось для вас неожиданностью. Это интрига.

– К сожалению, не моя, – покачал седой головой Рэнду, – и не моего племянника, который сейчас сидит в Фонде под стражей и, может быть, не доживет до того времени, когда эта интрига даст какой-либо результат. Я недавно получил от него капсулу с письмом. Ему каким-то образом удалось передать ее на волю, потом ее везли через зону военных действий на Хэвен, а с Хэвена – сюда. Пока она путешествовала, прошел месяц…

– И что же?

– Боюсь, что нам уготована участь бывшего диктатора Калгана, – Рэнду хлопнул по столу ладонью. – Мул не человек, а мутант.

Как и ожидал Рэнду, произошло минутное замешательство. На лицах проступила растерянность. Когда же Мэнджин заговорил, голос его был спокойным и ровным.

– Откуда вам это известно?

– Так считает мой племянник, побывавший на Калгане.

– В каком направлении мутировал его организм? Мутации могут быть самые разные.

Рэнду подавил раздражение.

– Вы правы, Мэнджин, мутации бывают разные. Однако, совершенно очевидно, во что выливается мутация Мула. Что может представлять собой человек, который вышел из низов, собрал армию, организовал на астероиде диаметром в пять миль опорный пункт, оттуда напал на планету, захватил ее, потом захватил целую систему, потом занял весь сектор, напал на Фонд и в сражении при Орлеггоре нанес ему поражение? И все это не более, чем за три года!

Овалл Гри пожал плечами.

– Вы считаете, он разгромит Фонд окончательно?

– Не знаю. Давайте предположим, что да.

– Позвольте, зачем заходить так далеко? Вы основываете столь серьезные выводы на заявлениях неопытного мальчика. Давайте не будем торопиться. Победы Мула до сих пор не касались нас вплотную, и пока его предприятие не идет вразрез с нашими интересами, я не вижу причин что-либо менять.

Рэнду размышлял, нахмурив брови.

– Скажите, удалось ли кому-либо войти в какой-либо контакт с Мулом? – спросил он.

– Нет, – ответили оба собеседника.

– Верно, хотя многие пытались. Нам нужно войти с ним в контакт, иначе наша конференция будет пустой тратой времени. До сих пор в этом зале не происходило ничего, кроме питья и нытья. Я цитирую редакционную статью «Рейдол Трибюн». А все потому, что единственный возможный шаг – это выступление против Мула. Тысяча наших кораблей ждет, пока Фонд ослабеет в борьбе с Мулом и можно будет напасть на Фонд. Это ошибка. Нужно отыскать Мула и выступить против него.

– За тирана Индбура и его команду, – ядовито подсказал Мэнджин.

– Бросьте клеить ярлыки, – устало сказал Рэнду. – Неважно за кого; главное: против Мула.

Овалл Гри поднялся с места.

– Рэнду, не втягивайте меня в политическое самоубийство. Если вам хочется быть освистанным, изложите свои соображения на вечернем заседании.

Вслед за Гри молча вышел Мэнджин, а Рэнду остался за столом, погруженный в безысходные размышления. На вечернем заседании он не выступал.

А на следующее утро к нему в комнату ворвался Овалл Гри, полуодетый, небритый и непричесанный. Рэнду так удивился, что уронил трубку на стол, с которого еще не были убраны остатки завтрака.

Не поздоровавшись, Овалл прохрипел:

– Вчера из космоса бомбили Мнемон!

– Неужели Фонд? – прищурился Рэнду.

– Мул! Мул! – взорвался Овалл. – Намеренно и без всякой провокации с нашей стороны. Большинство наших кораблей вошло в международный флот, оставшихся оказалось мало, они все погибли. Десанта еще не было, поскольку корабли, участвовавшие в нападении, согласно сообщениям, уничтожены. Но коль скоро война началась, можно ожидать чего угодно. Я пришел узнать, как поступит в этой ситуации Хэвен.

– Хэвен, несомненно, поступит, как предписано Хартией Федерации. А Мул – вы видите – уже атакует нас.

– Он безумец. Неужели он рассчитывает покорить Вселенную? – Овалл Гри покачнулся и, упав на стул, сжал руку Рэнду. – Те немногие, что остались в живых после боя, утверждают, что у Мула… у противника есть новое оружие – депрессор силового поля.

– Что-о?

– Наши корабли были уничтожены потому, что не сработало атомное оружие и отказали щиты. Это не могло быть результатом случайности или диверсии. Скорее всего, это было действие нового оружия. Возможно, Мул, его только испытывает. Люди говорят, что действие этого оружия не было непрерывным, иногда оказывалось возможным его нейтрализовать… Вы понимаете, что изменился характер войны, и наш тысячный флот оказывается морально устаревшим?

Рэнду почувствовал себя старым и слабым, руки его безвольно опустились.

– Вот оно, чудовище, которое пожрет нас всех! И все же, с ним нужно бороться.

17. Визисонор

Дом Эблинга Миса в скромном предместье Терминус-Сити был знаком интеллигенции, литераторам и всей читающей публике Фонда. Представление человека о доме Миса зависело от того, что этот человек читал. Вдумчивые биографы называли дом Миса убежищем от мирской суеты, светская хроника намекала на холостяцкий беспорядок, коллеги по университету говорили, что у Миса много книг, но хозяйство ведется бестолково, приятели – что всегда можно выпить и положить ноги на диван, а телевидение кричало: «Полуразвалившаяся хижина лысеющего клеветника и якобинца Эблинга Миса».

Байте, у которой не было читателей и слушателей, как не было и предвзятого мнения, он показался просто неряшливым.

Даже тюремное заключение – за исключением первых двух-трех дней – не было ей так тяжело, как получасовое ожидание в доме психолога, возможно, под тайным наблюдением. В тюрьме, по крайней мере, рядом был Торан.

Байте стало немного легче, когда она взглянула на Магнифико, нос которого, понуро опущенный, выдавал тоскливое настроение хозяина.

Магнифико подтянул колени к подбородку, словно хотел сжаться в точку, и Байта, машинально протянув руку, утешительно погладила его по голове.

Магнифико поморщился, потом улыбнулся.

– О, моя госпожа, до сих пор мое тело живет отдельно от разума и ждет только ударов.

– Не беспокойся, Магнифико, я с тобой и никому не дам тебя в обиду.

Шут искоса взглянул на нее и сразу же отвел глаза.

– Все эти дни мне не позволяли видеться с тобой и твоим добрым мужем, и даю слово, можешь посмеяться надо мной, но мне вас очень не хватало.

– Я не стану смеяться: мне тебя тоже не хватало.

Шут просиял и еще сильнее сжался.

– Ты знакома с человеком, которого мы ждем? – осторожно спросил он.

– Нет, но это знаменитый человек. О нем много пишут и говорят. Мне кажется, это хороший человек, который не сделает нам зла.

– Правда? – шут беспокойно заерзал. – Возможно, моя госпожа, но он уже допрашивал меня, да так строго и напористо, что я вспоминаю об этом со страхом. Он задает такие странные вопросы, что я и слова не могу сказать в ответ. Я начинаю верить сказочнику, который говорил мне, ребенку, что иногда сердце встает поперек горла и не дает говорить.

– Сейчас другое дело. Мы вдвоем, двоих он не запугает, правда?

– Наверное, моя госпожа.

Где-то хлопнула дверь, и в дом ворвался вопль, похожий на львиный рык. У самого порога он оформился в слова:

– Вон отсюда!

Дверь открылась, и Байта увидела, как двое охранников ретируются.

Вошел сердитый Эблинг Мис, поставил на пол какой-то сверток и пожал Байте руку, ничуть не заботясь о том, чтобы не сделать ей больно. Она ответила сильным мужским пожатием. Мис кивнул шуту и обратился к молодой женщине:

– Вы замужем?

– Да, мы прошли все предусмотренные законом формальности.

– Счастливы? – спросил Мил после небольшой паузы.

– Пока да.

Мис пожал плечами и, разворачивая сверток, спросил шута:

вернуться

2

повод к войне (лат.).