Все опять рассмеялись.

– Честно говоря, – сказал я, – хотя мне было очень приятно со всеми вами познакомиться, должен, однако, признаться, что усталость берет свое…

– А как же, сэр, – отозвалась миссис Тейлор, – вы, наверное, крепко притомились. Схожу-ка достану вам еще одно одеяло, а то ночи сейчас пошли холодные.

– Нет, нет, уверяю вас, миссис Тейлор, мне всего хватает.

Я уже собирался подняться из-за стола, но меня остановил мистер Морган:

– Вот интересно, сэр, мы тут любим слушать по радио одного человека, его звать Лесли Мандрейк. Интересно, сэр, вам не доводилось с ним встречаться?

Я ответил, что не доводилось, и еще раз попытался уйти, однако меня забросали вопросами, не встречался ли я с таким-то и таким-то. Поэтому я все еще сидел за столом, когда миссис Смит встрепенулась:

– Ага, кто-то идет. Должно быть, наконец-то доктор.

– Мне и в самом деле пора, – сказал я. – Я очень, очень устал.

– Но я уверена, что это доктор, – сказала миссис Смит. – Погодите минуточку.

Не успела она закончить, как в дверь постучали, и мы услышали:

– Это я, миссис Тейлор.

Джентльмен, которому открыли, был сравнительно молод – возможно, лет сорока или около того, – худ и высок; настолько высок, что, входя, вынужден был нагнуться, чтобы не задеть головой о притолоку. Не успел он со всеми поздороваться, как миссис Тейлор ему сообщила:

– Вот он, наш джентльмен, док. У него стала машина на Терновом холме, вот Гарри и мучает его своими речами.

Доктор подошел к столу и подал мне руку.

– Ричард Карлейль, – представился он с бодрой улыбкой, когда я поднялся ответить на рукопожатие. – Чертовски не повезло вам на этом холме. Впрочем, думаю, тут о вас позаботились. И даже очень, как я погляжу.

– Спасибо, – ответил я. – Все были очень любезны.

– Что ж, хорошо, что вы к нам пожаловали, – произнес доктор Карлейль, усаживаясь за стол почти напротив. – Из каких вы мест?

– Из Оксфордшира, – сказал я, с большим трудом удержавшись от непроизвольного «сэр», которое так и рвалось на язык.

– Красивые места. У меня там дядя живет, под самым Оксфордом. Красивые места.

– Джентльмен только что рассказывал, – доложила миссис Смит, – что знаком с мистером Черчиллем.

– Вот как? Я когда-то знавал его племянника, но, кажется, потерял с ним связь. С самим великим человеком, однако, не имел чести встречаться.

– И не только с мистером Черчиллем, – продолжала миссис Смит. – Он знаком с мистером Иденом. И лордом Галифаксом.

– В самом деле?

Я чувствовал, как доктор пристально меня разглядывает, и собирался сказать что-нибудь подходящее к случаю, но меня опередил мистер Эндрюс, который обратился к доктору:

– Джентльмен нам рассказывал, что в свое время много занимался иностранными делами.

– Вот оно как?

Мне показалось, что доктор Карлейль разглядывал меня бесконечно долго; потом он бодро спросил:

– Разъезжаете для собственного удовольствия?

– В основном, – ответил я со смешком.

– Тут вокруг много красивых мест. Кстати, мистер Эндрюс, простите, что до сих пор не вернул вам пилы.

– Да не волнуйтесь, док, она мне не к спеху!

На какое-то время я перестал быть в центре внимания и смог помолчать. Затем выбрал подходящий, как мне показалось, момент, встал и сказал:

– Пожалуйста, извините. Очень приятный был вечер, но мне действительно пора удалиться.

– Какая жалость, что вам уже надо идти, сэр, – заметила миссис Смит. – Доктор только-только пришел.

Мистер Гарри Смит – он сидел рядом с женой – наклонился и сказал, обращаясь к доктору Карлейлю:

– А я-то надеялся, джентльмен скажет нам пару слов о ваших взглядах на Империю, доктор. – И, повернувшись ко мне, объяснил: – Наш доктор выступает за независимость всех малых стран. Мне не хватает учености доказать, что он ошибается, хоть я это и знаю. Но было бы интересно послушать, что сказали бы вы ему по этому поводу, сэр.

Мне опять показалось, что доктор Карлейль изучает меня цепким взглядом. Он помолчал и сказал:

– Жаль, конечно, но мы должны отпустить джентльмена спать. Думаю, ему выпал тяжелый денек.

– Несомненно, – согласился я со смешком и начал выбираться из-за стола. Все в комнате, включая доктора Карлейля, встали, чем привели меня в замешательство.

– Большое всем вам спасибо, – сказал я улыбаясь. – Миссис Тейлор, ужин был превосходный. Доброй всем вам ночи.

Все хором ответили: «Доброй ночи, сэр». Я уже выходил из комнаты, когда голос доктора настиг меня в дверях, заставив остановиться.

– Послушайте, старина, – окликнул он, и я, повернувшись, увидел, что он остался стоять. – С утра пораньше мне нужно по вызову в Стэнбери. Буду рад подбросить вас до машины. А по пути разживемся у Теда Хардакра канистрой бензина.

– С вашей стороны это очень любезно, – ответил я, – но не хочется причинять вам лишние хлопоты.

– Какие там хлопоты. В полвосьмого устроит?

– Весьма подходящее время.

– Вот и прекрасно, значит, в семь тридцать. Проследите, миссис Тейлор, чтобы к половине восьмого ваш гость был уже на ногах и накормлен. – И, снова повернувшись ко мне, добавил: – Таким образом, нам все же удастся поговорить. Правда, Гарри будет лишен удовольствия видеть, как меня уложат на обе лопатки.

Все засмеялись, мы еще раз пожелали друг другу доброй ночи, и мне наконец позволили подняться к себе и обрести убежище в стенах этой комнаты.

По-моему, нет необходимости лишний раз объяснять всю нелепость положения, в которое я попал нынче вечером из-за прискорбного недоразумения в связи с моей особой. Могу только сказать положа руку на сердце, что и сейчас не вижу, каким образом я мог бы помешать ситуации развиваться именно в этом направлении; ибо к тому времени, как до меня дошел смысл происходящего, все успело зайти так далеко, что я просто не мог сказать им правду, не поставив всех в крайне неловкое положение. Во всяком случае, сколь ни достойна сожаления вся эта история, я не вижу, чтобы она серьезно кого-нибудь задела. В конце концов, утром я со всеми распрощаюсь и, вероятно, никогда уже с ними не встречусь, так что хватит об этом.

Тем не менее, если не считать прискорбного недоразумения, в событиях этого вечера можно, вероятно, выделить один-два момента, на которых стоит задержаться – хотя бы затем, чтобы не думать о них в предстоящие дни. Например, рассуждения мистера Гарри Смита о сущности «достоинства». Конечно, в его высказываниях лишь немногое заслуживает серьезного рассмотрения. Следует, естественно, исходить из того, что понятие «достоинство» мистер Гарри Смит трактовал совершенно иначе, чем я. Но даже в этом случае, с учетом именно его понимания, утверждения мистера Гарри Смита все равно были слишком идеалистичными, слишком абстрактными, чтобы принимать их всерьез. В известном смысле в его высказываниях, несомненно, есть рациональное зерно: в такой стране, как наша, люди, вероятно, и вправду обязаны размышлять о великих делах и иметь о них определенное мнение. Но жизнь есть жизнь, и можно ли требовать от простых людей «твердых взглядов» по самым разным вопросам, каковые взгляды, согласно несколько завиральным утверждениям мистера Гарри Смита, якобы имеют жители этой деревни? Подобное требование не только беспочвенно, но, как мне кажется, даже и нежелательно. В конце концов, простые люди способны усваивать и познавать до какого-то определенного предела и ожидать от всех и каждого, чтобы они со своими «твердыми взглядами» принимали участие в рассмотрении великих общенациональных проблем, разумеется, неразумно. И уж в любом случае нелепо выглядят те, кто берет на себя смелость определять «достоинство» личности в таком «ключе».

Кстати, на память приходит один случай, который, думается, довольно наглядно показывает, много ли истины найдем мы во взглядах мистера Гарри Смита. Случай, между прочим, из моей собственной практики, и произошел он еще до войны, году примерно в 1935-м.