Пока я следовал на расстоянии за ними, то размышлял о том, чем она так привлекает меня. Почти всю жизнь меня окружала грязь и темнота. Конечно, были случаи, когда я встречал добрых людей, но чаще всего оставался сам по себе. Я знал лишь полумрак и цеплялся за него. Но в ту секунду, как я встретил Пенелопу, я впервые увидел свет. Она была не только чиста и невинна. Ее душа была незапятнанной. И я понимал, глядя на нее, что никогда больше в своей жизни не встречу женщины, которая лучится такой любовью.

Я никогда не видел таких глаз, как у нее, смотрящих на меня в ответ. Они, как изумруды, сверкающие истиной, глядящие прямо в душу. Она даже не дрогнула от того, что нашла в ней. Она прикасалась ко мне, и мне показалось, что она произнесла заклинание. Тепло растекалось по всему моему телу, укрывая меня ее защитой.

Серьезно, именно я пытался уберечь ее от опасности? Как у нее получилось уничтожить меня и все равно вызывать ощущение, что именно она удерживает меня единым целым? Это необъяснимо, но я хочу цепляться за ее свет.

Я смотрю, как девушки входят в клуб без предъявления документов. Я паркуюсь у тротуара, бросаю ключи служащему и пихаю ему банкноту.

- Не уезжай далеко, - произношу в его ухо, когда он опускает взгляд на сотню и кивает.

Вышибала впускает меня с той же любезностью, как и близняшек до этого. Я стараюсь не думать о том, сколько еще несовершеннолетних он впустил в клуб.

Музыка громкая и почти сразу оглушает меня. Я игнорирую это и сканирую толпу, сливаясь с углами помещения. Я не хочу, чтобы она знала, что я здесь, но хочу убедиться, что она в полной безопасности.

Хватает секунды, чтобы заметить рыжие головы на танцполе. Он переполнен, но они танцуют вместе, и люди оставляют их в покое.

Я стискиваю зубы, когда толпа расступается достаточно, чтобы я заметил, что она нацепила. Ее платье настолько короткое, что почти обнажает нижний изгиб ее задницы. Я ухожу к бару, откуда открывается полный обзор, и заказываю выпить.

Она любит танцевать.

Ее маленькое, изящное тело движется в такт мрачных басов, и я опрокидываю в себя рюмку водки. Но жжение не приходит, когда жидкое тепло достигает моего языка и растворяется в горле. Я крепко сжимаю стакан потому, что не могу прикоснуться к тому, чего хочу.

К соблазнительному изгибу ее талии, переходящему в плавную линию бедер… Я, затаив дыхание, слежу, как они покачиваются из стороны в сторону. Из стороны в сторону. Ее тело подобно маятнику старинных часов, и я не могу отвести от него взгляд.

Музыка оглушительна, но если бы она просто прошептала мое имя, я бы оказался у ее ног, умоляя прикоснуться к недозволенному, попробовать то, что не принадлежит мне и провести ладонями по сладкой невинности, которая меня дразнит. Невинности, которую я не должен хотеть, но жажду. Чего-то такого чистого и нетронутого, как то, с чем мне не приходилось сталкиваться в жизни.

Стукнув стопкой по барной стойке, я одновременно и разочарован, и испытываю облегчение из-за того, что он не разбился. Может быть, порез от стекла мог бы охладить чувства, которые пульсируют во мне, хотя сомневаюсь в этом. Только не с ней. Не уверен, что вообще что-то смогло бы. Я был бы рад боли, которая стала бы сильнее моего желания к ней. Ибо нет ничего сильнее, чем ее чары, под влияние которых я попал.

Меня наняли для ее защиты.

Но когда я отталкиваюсь от барной стойки и направляюсь в ее сторону, то не могу перестать думать, что, возможно, кому-то стоило бы защитить ее от меня.

Я замечаю, как Пандора отходит от нее, идет к другой стороне бара и берет бутылку воды. Она прислоняется к стойке, следя за своей сестрой, и переводит дыхание. Пенелопа все еще танцует, и я больше не могу выносить это расстояние.

Физическое расстояние между нами сейчас, и то, которое я установил прошлой ночью. Мне не понравилось то, как холодна она была со мной сегодня. Мне не хватало каждой ее частички, каждого ее взгляда. Я не мог позволить ей забрать это у меня.

Я замечаю лицо Пандоры, когда та находит меня и понимает, что они попались. Но к ее чести она только пожимает плечами и кивает в сторону Пенелопы. Как будто она виновата в том, что они здесь.

Пенелопа танцует спиной ко мне, пока я пробираюсь через танцпол. Я не знаю песни, которая играет, но она медленная, и ее тело извивается в такт.

Я должен подхватить ее и утащить отсюда. Я должен вернуть ее домой и объяснить, что это не очень умно и не безопасно. Я должен сделать хоть что-то, а не скользить ладонями по ее бедрам. Именно чем я сейчас и занят.

Она напрягается, когда я прижимаю ее спину к своей груди.

Я подстраиваю ее тело под себя и прижимаюсь губами к ее ушку:

- Это я, красавица.

Она снова замирает, но я провожу руками по ее бедрам и начинаю двигаться. Не думаю, что она хочет танцевать со мной, но не может остановить себя. Она слишком сильно любит это.

Я ощущаю энергию, затапливающую ее, и она передается мне. Музыка мрачная, в словах говорится о бриллиантах. Мне хочется раздеть Пенелопу и усыпать ее ими. Ее кожи должно касаться только нечто стоящее. Не я. Не мои руки. Но как бы эгоистично это ни было, я не убираю их от нее.

Ее обнаженное плечо и шея так близко, что я могу рассмотреть легкое сияние пота на них. Я наклоняюсь ниже и ощущаю запах лаванды, смешанный с ее телом. Мне приходится собрать все свои силы, чтобы не наклониться еще ниже и не попробовать.

Вместо этого я ласкаю ее теплые изгибы, поддаваясь зверю внутри меня и забирая то, что хочу, не задумываясь о последствиях. Я, как животное, когда сталкиваюсь с ее деликатной мягкостью, и она прижимается спиной ко мне. Она трется округлостями своей попки по моему изнывающему члену, и я стону в ее ухо. Она вздрагивает, а я опускаюсь губами ниже, прижимаясь к ее шее. Я не могу остановиться, и не уверен, что попытаюсь снова.

Я прокладываю дорожку по ее плечу, а затем поднимаюсь обратно, облизывая раковину ее ушка. Я потерял контроль, но это кажется правильным. Мы оба ушли с головой в этот момент, и я не хочу, чтобы это заканчивалось.

Я смотрю на нее сверху-вниз, и она поворачивается в моих руках. Ее ладони прижимаются к моей груди, и я чувствую, как нижняя часть ее тела прижимается ближе ко мне, ближе к моему стояку. Она облизывает губы и приподнимает голову.

- Поцелуй меня.

Она шепчет эти слова, и они отражаются эхом в моих ушах. Я должен остановиться и задуматься о том, что она просит и откуда она знает русский. Но ничего из этого не важно. Я просто даю ей то, о чем она просит.

Наклонившись ниже, я опускаю ладонь на ее шею и ощущаю под ней биение пульса. Ее глаза широко распахнуты, но в них нет страха. Только страсть и желание, которое соответствует моим собственным. Она закрывает глаза, когда я прижимаюсь своими губами к ней, но свои я не закрываю. Я хочу следить за ее реакцией на меня.

Я знаю, что не смогу отпустить ее и не захочу уходить сам. Я совершал плохие вещи в своей жизни и не заслуживаю ее. Но и поступить благородно не могу, когда дело касается Пенелопы. Я никогда не был благородным и даже начинать не стану.

Когда ее язык проникает внутрь и касается моего, в тот момент я закрываю глаза. Тогда же меня швыряет в пропасть, и я начинаю падать.

Я могу только молиться, что когда приземлюсь, я все равно смогу поймать ее.

Я растворяюсь в нем, позволив остальному миру исчезнуть. Меня не волнует, где я и что сейчас происходит вокруг. Весь гнев, который я испытывала к нему несколько минут назад, исчез. Я не могу злиться на него. В глубине души я понимаю, что он отталкивает меня, потому что что-то внутри него заставляет делать это. Чувство вины проносится по мне из-за того, что я не надавила в ответ. Я могла бороться упорнее за него, потому что, знаю, он этого достоин.

Его губы мягкие, мягче, чем я могла бы себе вообразить. Его язык движется медленно и сладко. Поцелуй не сравнится ни с чем, что я могла придумать себе, но для него он большее, чем может показаться на первый взгляд. Сейчас, единственное, что сковывает – его собственнические объятия.