– Когда вы поднялись в воздух?

– Около шести вечера. Разумеется, до девяти часов было еще светло, но я хотел начать задолго до заката.

– Вы летали один?

– Совершенно один, – с улыбкой ответил Мануэль, но, как мне показалось, глаза его не улыбались. – Должен сказать, мистер Гудвин, что я достаточно терпелив. Но какое, черт побери, вам дело до моих тренировок в понедельник вечером или в какое-либо другое время? Если бы не мое любопытство, я уже давно должен был бы рассердиться. Вам не кажется?

– Согласен, – улыбнулся я. – Я на вашем месте давно бы рассердился. И тем не менее, я премного вам обязан. Что поделаешь, служба, мистер Кимболл, проклятые формальности. – Я встал и отряхнул брюки, чтобы встали на место складки.

– Благодарю вас, я очень признателен. Полагаю, летать ночью куда приятней, чем днем.

Он тоже поднялся, держась так же вежливо.

– Да, приятней. Не стоит благодарить. Теперь я буду знаменит в окрестностях тем, что имел беседу с человеком от самого Ниро Вульфа.

Он позвонил толстому дворецкому, чтобы тот принес мою шляпу.

Полчаса спустя на поворотах шоссе Бронкс-Ривер я все еще размышлял над обстоятельствами этой беседы. Учитывая, что между Кимболлом-младшим, Барстоу и клюшкой не было прямой связи, он, видимо, не выходил у меня из головы лишь потому, что странным образом почему-то действовал мне на нервы. А Вульф еще говорит, что я не способен чувствами оценить явление, когда оно передо мной. В следующий раз, как только он мне это скажет, я напомню ему о своих предчувствиях относительно Мануэля Кимболла, твердо решил я. Разумеется, это будет в том случае, если окажется, что именно он убил Барстоу, что представлялось мне маловероятным.

Когда в половине девятого вечера я приехал домой, Вульф уже отужинал. По дороге я позвонил, что еду, и Фриц приготовил мне запеченную в духовке камбалу с его знаменитым горячим соусом из лучших сортов сыра, зеленый салат, помидоры и стакан вкусного охлажденного молока. Учитывая тощий ланч в поместье Барстоу и поздний час, я не считал свой ужин чрезмерным и быстро справился с ним. По этому поводу Фриц заметил, что мне на пользу заниматься делом.

– Ты прав, Фриц, черт побери. Что бы вы все делали, если бы не я?

Он хихикнул. Фриц единственный человек, чье хихиканье не позволяет усомниться, что оно не к месту.

Вульф был в кабинете. Он сидел в кресле и охотился на мух. Он их терпеть не мог, и мало какая из них залетала в его кабинет, но две все же умудрились и кружили теперь над столом. Несмотря на свою нелюбовь к ним он никогда их не убивал. Он говорил, что хотя живая муха может довести его до белого каления, мертвая своим недостойным видом оскорбляет таинство смерти, что во сто крат хуже. Я же думал, что его просто мутит от вида раздавленной мухи. Итак, он сидел в кресле с хлопушкой для мух в руках и проверял, как близко он может подкрасться к мухе, прежде чем та опомнится и улетит. Когда я вошел, он передал мне хлопушку и предоставил полную свободу расправиться на своя манер с мухой и бросить ее в корзинку для бумаг.

– Спасибо, – сказал он, когда я с этим справился. – Эти несносные создания даже заставили меня забыть о том, что на дендробиум хлоростеле появились два новых бутона.

– Неужели?

Он довольно кивнул.

– На той, что стоит на солнце. Остальные убраны в тень.

– Для Хорстмана? Подарок?

– Да. Ну, так кто убил Барстоу?

Я улыбнулся.

– Дайте мне шанс. Имя я вам пока не назову, но постараюсь вспомнить…

– Надо было записать. Нет, зажги лампу у себя на столе. Так будет лучше. Ты хорошо поужинал? Ну, я слушаю.

Мой доклад был так себе: я не мог им гордиться, но и стыдиться причин не было. Вульф почти не перебивал меня, а сидел в той позе, в какой он обычно сидит, когда слушает мои подробные донесения, – откинувшись на спинку кресла, уткнувшись подбородком в грудь, положив локти на подлокотники кресла и сплетя пальцы покоящихся на животе рук. Глаза его были полузакрыты, но я постоянно чувствовал на себе его взгляд. Однажды, на середине, он прервал меня, чтобы попросить Фрица принести пиво. Поставив стакан и две бутылки с пивом на край стола, он принял прежнюю позу. Когда я закончил свой рассказ, была уже полночь.

Вульф тяжело вздохнул. Я пошел в кухню, чтобы принести себе стакан молока. Когда я вернулся, он в задумчивости тянул себя за ухо. Вид у него был сонный.

– Возможно, у тебя сложилось какое-то впечатление, – промолвил он.

– Весьма смутное, размытое. Миссис Барстоу слегка не в себе. Она могла убить мужа, а может, не могла, но что Карло Маффеи она не убивала, это точно. О мисс Барстоу вы сами можете судить, по-моему, это исключается. То же самое я могу сказать о ее брате. Я имею в виду убийство Маффеи. У него прочное алиби на пятое июня, ни единой задоринки. Доктор Брэдфорд представляет интерес, и мне хотелось бы с ним встретиться. Что касается Мануэля Кимболла, то, мне кажется, у него не было возможности убить Барстоу, но на своем аэроплане он может далеко залететь, выше ангелов Господних.

– Почему? Он жесток? Циничен? Глаза бегают?

– Нет. Но вспомните его имя. И потом он действует мне на нервы. Он похож на испанца. Не понимаю, при чем здесь фамилия Кимболл?

– Ты ж не видел его отца.

– Знаю. Очевидно, плохая весть, что пропала сумка с клюшками, расстроила меня так, что я ко всему придираюсь.

– Плохая весть? Почему плохая?

– Как почему? Мы собирались пропустить через сито всех членов загородного гольф-клуба, а теперь к ним надо прибавить всех, кто побывал в доме Барстоу в университетском городке в последние девять месяцев.

– Господь с тобой. Арчи! Ни в коем случае. Ни один из известных змеиных ядов, соприкоснувшись с воздухом – а это неизбежно, когда его наносят на иглу, – не может сохранить более двух-трех дней, а то и нескольких часов, свою способность убить человека таким образом, каким был убит Барстоу. Главное, знать, какой яд.

Я с удовольствием смотрел на него.

– Это уж что-то. Что еще вы вычитали за это время?

– Мало интересного, а больше все ненужное. Так что история с сумкой для клюшек не такая уж плохая новость. Последующее ее исчезновение интересует нас лишь относительно, потому что нужной нам клюшки в сумке Барстоу никогда не было. Но нас интересует, кто повинен в исчезновении сумки и почему она исчезла.

– Да, конечно! Но вспомните, кто пришел к вам, чтобы попросить отказаться от награждения, и почему? Нам уже известно, что в этой семейке имеются люди со странными идеями.

Вульф погрозил мне пальцем.

– По целой фразе куда легче определить стиль, чем по одному слову. Но во всяком случае исчезновение сумки с клюшками со сцены – это прямой и дерзкий вызов, а визит в этот кабинет – поступок пусть и смелый, но продиктованный отчаянием.

– Врачи все знают о змеиных ядах? – спросил я

– Да. Этот, как его, доктор Брэдфорд, он ведет себя довольно откровенно. Мне трижды было сказано сегодня, что он занят и подойти к телефону не может. Похоже, что так будет и дальше. Ты намерен завтра продолжить?

Я кивнул.

– Сначала в загородный клуб, затем к следователю, ведущему дело, потом вернусь в город и навещу доктора Брэдфорда в его приемной. Жаль, старший Кимболл в отъезде. Мне хотелось бы покончить с этой четверкой. Как вы думаете, захочет Сол Пензер съездить в Чикаго?

– Это обойдется в сто долларов.

– Что ж, не такой уж большой кусок отвалится от куша в пятьдесят тысяч.

Вульф осуждающе покачал головой.

– Ты любишь транжирить деньги, Арчи. И чаще понапрасну. Давай лучше поищем убийцу на расстоянии пригородного сообщения.

– О'кэй. – Я встал и потянулся. – Спокойной ночи, сэр.

– Спокойной ночи. Арчи.