До появления на Севере европейцев эскимосы занимались исключительно мясной охотой — охотой на морского зверя, оленя, птиц, и она удовлетворяла все их потребности. Скажем, кит в изобилии обеспечивал пищей целое поселение. Если не было китов, охотились на моржа и тюленя. Ворвань употреблялась для отопления жилища и приготовления пищи, шкурами моржа обтягивали байдары, ими же покрывали жилище, шкуры тюленя шли на изгототовление обуви и одежды, из кишок моржа и тюленя шили дождевики. Зимние одежды шились из шкур дикого северного оленя, водившегося в те времена на Чукотке.
Вооруженный луком, гарпуном и копьем с костяными, наконечниками эскимос на утлой кожаной байдарке выходил в неприветливое море охотиться на морского зверя. Из того же лука он убивал и северного оленя. Летом с помощью специального остроумного и простого снаряда он в изобилии промышлял дичь.
Случались и годы неудач, когда из-за плохого промысла начинался голод, хотя голодовки эти и не были так часты и не носили столь жестокого характера, как в первой четверти XX века. Казалось бы, увеличение числа вельботов, их совершенствование и появление более современного оружия должны были бы дать положительные результаты, однако именно появление более совершенного снаряжения сказалось на промысле отрицательно [47]. Дело в том, что с приходом «цивилизаторов» эскимосы познакомились со многими предметами, которых они раньше не знали и без которых прекрасно обходились. Эскимосы скоро поняли вкус муки, пристрастились не только к чаю и сахару, но и к табаку и спирту, не говоря уже обо всем прочем. И, променяв, лук и копье, которые вскоре были забыты совершенно, на огнестрельное оружие, они начали усиленную охоту уже не только ради удовлетворения своих потребностей, прежде скромных, но и для приобретения товаров, которые все более и более привлекали их внимание. А это означало переход от чисто мясной охоты к промысловой и, следовательно, более интенсивное истребление зверя.
Но даже при таких условиях, принимая во внимание малочисленность охотников и обилие животных, о котором нам рассказывают первые путешественники, убыль зверя не могла бы стать столь заметной за такой сравнительно короткий промежуток времени, если бы не вмешательство самих «цивилизаторов». Пользуясь самыми усовершенствованными средствами, подгоняемые ненасытным стремлением к наживе, они буквально опустошали воды, сотнями выбивая китов и тысячами уничтожая моржей и тюленей.
Пользуясь гарпуном и копьем, эскимосы редко упускали раненого зверя и редко теряли убитого. А с огнестрельным оружием охотнику нет надобности рисковать ни байдарой иди вельботом, ни собственной жизнью — теперь ему не нужно подъезжать вплотную к зверю и брать его на гарпун. Охотник бьет на расстоянии и, только попав в цель, спешит к добыче. Нечего и говорить, что он часто опаздывает и добыча погружается в воду.
В течение трех лет я не только наблюдал, но и лично принимал участие в охоте и на практике убедился в поразительно высоком проценте потерь уже убитого зверя… Во время осенней охоты на тюленя, когда тюлени не настолько жирны, чтобы туша убитого зверя могла держаться на воде, потери составляют от 50 до 70 процентов. При летней охоте на моржа потери едва ли много меньше, если принять во ' внимание не только убитого и тонущего на месте зверя, но и тяжело раненого зверя, который, уйдя от места охоты, погибает позднее.
Жуткую картину представляет собой моржовая охота. Морж редко выходит на лед в одиночку. Обычно на плавающей льдине — в зависимости от общего количества зверя и размеров льдины — лежит от одного десятка до нескольких сот моржей. Охотники избегают нападать на большие стада и большей частью выбирают стадо, состоящее не более чем из трех-четырех десятков моржей. Охотники подъезжают на близкое, но безопасное расстояние и, где возможно, вытащив байдарку или вельбот на соседнюю льдину, начинают охоту. Только очень верный выстрел убивает зверя наповал. Как правило, удачными бывают лишь первые выстрелы, когда зверь спокойно лежит, а охотник еще не вошел в азарт, и хорошо прицеливается. После первых выстрелов стадо бросается в воду. Сталкиваясь на пути, звери калечат друг друга, а потом с ревом бросаются в наступление на охотников. Тут-то и начинается бойня. Один за другим гремят выстрелы, фонтаном бьет кровь, вода становится красной. Обезумевшие звери погружаются в воду, но через несколько минут появляются на том же месте и с налитыми кровью глазами снова кидаются на врага, и снова их встречает град пуль. И так продолжается до тех пор, пока стадо не уходит от места охоты, оставляя за собой кровавую дорогу и отстающих тяжело раненных товарищей. Только исключительная зависимость человека от результатов охоты может оправдать подобную жестокость.
При таком способе охоты зверь становится не только малочисленнее, но и осторожнее.
Этим же объясняется и то, почему добыча кита считается теперь у эскимосов крупным событием, хотя они и выходят в море на прекрасных вельботах вместо утлых байдар и вооружены китобойными ружьями вместо гарпунов и копий.
Морж, являющийся в наше время основой экономического благосостояния эскимосов и оседлых чукчей, держится далеко от берега, и, чтобы разыскать его, охотники уходят в море на десятки миль. При таких условиях охотиться на байдарах уже невозможно, а вельботов еще недостаточно. В результате голодовки, случавшиеся ранее как исключение, в первой четверти XX века начали принимать характер обычного явления и повторяться через каждые два-три года.
Но, как бы то ни было, охота и в настоящее время является единственным источником жизни и экономической основой быта эскимосов.
Лук и копье, как уже было сказано, не только оставлены эскимосами, но и основательно забыты. Из туземных орудий у эскимосов острова Врангеля сохранились гарпун, закидушка, праща, сетки для ловли тюленей и удочки.
Кто видел гарпун в деле, тот не может не согласиться с Нансеном, характеризующим его как несомненно самый остроумный метательный снаряд, изобретению которого может позавидовать любой европеец».
Гарпун азиатских эскимосов устроен по тому же принципу, что и описываемый Нансеном гренландский, и если отличается от него, то лишь мелкими деталями и меньшим изяществом.
На верхнюю часть древка, сделанного из тяжелого гибкого дерева, насажен массивный костяной стержень одинаковой толщины с древком. К стержню с помощью ременного шарнира прикреплено острие из моржового клыка, а на это острие насажен заершенный с одной стороны наконечник из кости, снабженный железным лезвием. К наконечнику привязан ременный линь в палец шириной, соединенный в свою очередь с надутой нерпичьей шкурой — поком. При ударе наконечник входит в тело зверя, тяжелое древко падает и, натягивая ременный шарнир, заставляет острие выскочить из гнезда, освобождая наконечник гарпуна. Все это происходит за несколько секунд. Чтобы наконечник застрял прочнее, охотник резко дергает лесу, острие в теле зверя поворачивается перпендикулярно к линю, и зверю уже никак не освободиться от него. Охотнику остается выбросить пок и ждать удобного момента, чтобы добить зверя. Благодаря тому, что древко прикреплено к лесе свободно двигающейся петлей, охотник избавлен от излишнего труда и потери времени. Нижняя Часть древка гарпуна снабжена костяным или железным заостренным наконечником — им пробуют крепость льда при весенней и осенней охоте.
В прежние времена наконечник гарпуна делался целиком из кости или же к костяной основе прикреплялось каменное острие. Теперь же часто можно встретить железные или медные наконечники, причем наконечник и острие являются уже одним целым и вставляются непосредственно В лунку на стержне гарпуна.
При охоте на тюленя — преимущественно весной, когда охота ведется с кромки льда в полыньях, а убитый зверь достаточно долго держится на поверхности воды, — эскимос пользуется не менее остроумным орудием — «кошкой». Это деревянная болванка, несколько напоминающая своей формой веретено, в нее вбивают четыре загнутых назад железных крючка. Болванка прикреплена к длинной тонкой лесе с петлей на конце. Бросая кошку, петлю надевают на ногу. Пользование этим снарядом требует большого умения. Необходимо, чтобы кошка упала в одном-двух метрах за убитым зверем и леса накрыла его. Специалисты своего дела редко бросают снаряд два раза, доставая добычу с расстояния 30–50 метров.
47
Здесь автор, вероятно, не совсем прав. Дело в том, что начиная с первой четверти XIX века в воды Берингова и Чукотского морей хлынули десятки, а затем и сотни китобойных, главным образом американских, шхун. Они хищнически истребляли и китов и моржей. При этом зачастую брали только китовый ус или моржовые клыки, которые высоко ценились на международном рынке; Снабжая огнестрельный оружием эскимосов и чукчей, они требовали в уплату за него тот же китовый ус, те же моржовые клыки. С открытием золота на Аляске китобои и многочисленные контрабандные шхуны начали скупать у эскимосов и чукчей также тюленьи и оленьи шкуры и изделия из них. Царское правительство так и не сумело организовать действенной охраны русских берегов Берингова пролива, несмотря на неоднократные' жалобы эскимосов и чукчей на истребление морских животных американскими браконьерами около берегов Чукотки, на насилия, и притеснения, чинимые ими туземному населению. Многолетнее хищническое истребление морских животных пагубно сказалось на запасах зверя я благосостоянии коренных обитателей побережья Чукотского полуострова.