Операция эта делается в возрасте от восьми до двенадцати лет и настолько мучительна, что ребенок зачастую не выносит боли и узор так и остается незаконченным. Производится татуировка обыкновенной иглой, смазанной сажей от перегоревшего жира, взятого из котла. После накалываиия татуированное место еще раз натирается сажей, чтобы она лучше заполнила наколотые отверстия. Боль постепенно стихает, но на месте уколов появляется опухоль, начинается нестерпимый зуд, и это длится около недели. Чем обильнее на теле татуировка, чем сложнее ее узор, тем сильнее восхищаются окружающие и тем больше мучений претерпевает ребенок.

Женщины, как правило, татуируют только лицо и тыльную сторону ладоней, лишь иногда можно встретить татуировку, покрывающую всю руку до плеча. Узор состоит из прямых и кривых параллельных линий и симметрично расположенных кружков и точек. Наиболее распространен следующий способ татуировки лица. От переносицы к ноздрям накалываются две-три линии, от восьми до четырнадцати линий покрывают веерообразно подбородок, расходясь от нижней губы. Однако некоторые женщины этим не ограничиваются и сверх этого более сложным узором расписывают щеки и лоб.

Мужчины обычно накалывают на лбу прямыми линиями два изображения человека, небольшие полукружия наподобие подковы с обеих сторон рта, кружки с точкой в центре на щеках. Изображение человека можно встретить и на предплечье.

Огромной популярностью пользуются стеклянные бусы. Как только у эскимоски заводится лишняя копейка, она первым долгом приобретает нитку бус. Количество и разнообразие этих бус на членах эскимосской семьи свидетельствует о степени ее материального благополучия. Мужчины носят на шее только одну нитку, а женщины, особенно в торжественных случаях, надевают несколько ниток, перебрасывают длинные нитки через плечи, как браслеты, унизывают ими руки.

Из бус с помощью ремешка из мандарки [48] делают серьги и браслеты. Эскимосские серьги представляют собой тонкий ремешок, в 4–5 сантиметров длиной, с нанизанными на нем четырьмя-пятью бусинками. Уши прокалываются так же, как и у нас. Браслеты делают из такого же ремня, что и серьги, и одного королька бус и носят на руках и на щиколотках. В первом случае они называются «капутыт», во втором — «тукугыт».

Женские прически однообразны. Волосы разделены посредине пробором и заплетены в две косы. В каждую косу вплетены две-три нитки разноцветного бисера, прикрепленные к медным пуговицам. Нередко за одним ухом эскимоски можно увидеть пуговицу с двуглавым орлом, а за другим — с бизоном и единорогом.

Прически мужчин разнообразнее. Одни подстригают волосы в кружок, другие почти совсем снимают волосы, оставляя внизу, по краям, как бы опушку, третьи выстригают на голове два или три концентрических круга.

Эскимосы обоего пола носят вокруг талии шнур из красной мандарки — «к'ук'аг'ун», который они не затягивают. «К'ук'ат'ун» украшением не считается, но назначения его мне никто объяснить не смог. «К'ук'аг'ун» обычно надевает детям отец, когда им уже пять — десять лет.

«К'ук'аг'ун» никогда не снимают. Когда он становится тесным или, перетирается, его заменяют новым. Считается, что без «к'ук'аг'уна» быть неприлично. Надо полагать, что в свое время «к'ук'аг'ун» играл какую-то символическую роль и обычай сохранился до сих пор, несмотря на то, что его значение забыто. «Человек без «к'ук'аг'уна» все равно, что собака без хвоста», — говорят эскимосы.

Эскимосский брак. — Подготовка родителей к рождению ребенка. — Рождение ребенка. — Отцеубийство

«Дети— наше богатство? — говорят эскимосы, и они правы. Своим промыслом, эскимос ничего не может скопить на старость. Да и не в его характере заниматься скопидомством. Все, что он добывает на море и на земле, он съедает или изнашивает. Единственное, чего ждет эскимос от брака, — детей. Главная его надежда — на сыновей. Условия, жизни эскимосов требуют постоянного напряжения, борьбы, силы, ловкости — эти черты присущи мужчине, охотнику. Поэтому заветная мечта каждого эскимоса иметь сына, будущего охотника и кормильца.

Брак почти всегда, заключается задолго до того времени, как врачующиеся начинают чувствовать влечение друг к другу. Так, по прибытии на остров я узнал, что некоторые дети уже помолвлены. Нанэун был «мужем» Умканаун, а брат Умканаун — Махлютай — «мужем» сестры Нанау-на — Кеййуткак. Самому старшему из них было тринадцать лет, а младшему около семи, но они уже несколько лет считались супругами, хотя каждый, из них жил у своих родных.

Сговор о браке происходят между отцами даже в тех случаях, когда будущие супруги уже достаточно взрослые, чтобы самостоятельно совершить этот шаг. Но когда у жениха нет родителей, он сам идет просить себе жену. Согласия невесты независимо от ее возраста обычно не спрашивают. Ее судьба решается отцом или братьями. При отсутствии у невесты отца и братьев окончательно решает все дядя. Мать никакой роли в этом деле не играет.

Казалось бы, в результате такого обычая процент неудачных браков должен быть очень высок. Однако я не только ни разу не видел, но и не слышал о размолвках между супругами. Возможно, это объясняется умением эскимоса приспосабливаться к обстановке и всегда довольствоваться тем, что у него есть. Единственная причина, которая может привести к расторжению брака, — это бесплодие жены.

Самый сговор очень прост. Родственники жениха (обычно отец) запасаются подарками (оленья шкура, табак, чай, ремень и т. д. — в среднем на сумму от 3 до 10 рублей) и идут в ярангу невесты. После обычного чаепития и разговоров б погоде, охоте и собаках сваты приступают к осаде отца или братьев невесты. Согласие выражается разрешением оставить принесенные подарки. «Ну, оставьте!» — говорят родственники невесты. Если они молчат, сваты, нимало не смущаясь, собирают разложенные подарки и идут искать более сговорчивых родственников.

После сговора жених переходит в ярангу невесты и охотится и работает на ее отца или братьев. Поистине потом и кровью эскимос зарабатывает себе жену, и неудивительно, что он потом рассматриваем ее как свою особую собственность наряду с байдаркой, гарпуном или собакой.

Из моих спутников Анъялык и Нноко работали за. своих жен по три года, Паля — четыре, Таян — около пяти лет. Срок обычаем не установлен, и определение его всецело зависит от отца или братьев невесты. Иногда, проработав так несколько лет, молодой, подговорив жену, тайком от тестя возвращается в ярангу своего отца и ставит собственную. Так сделал Кивъяна, который никак не мог высчитать, сколько лет он проработал за жену, и всегда отвечал мне: «Очень много». По всем данным, не менее восьми лет. Но когда я рассказывал о существующем у многих народов обычае покупать жену, эскимосы им возмущались.

Никаких брачных церемоний и обрядов у эскимосов не существует, если не считать сохранившегося еще кое-где на материке обычая запирать перед приходом жениха дверь. Невеста, узнав, что идет жених, закрывает перед ним двери. Никто из присутствующих в яранге не поднимется открыть ему, и жених должен выломать двери. Иногда это повторяется по нескольку раз, но в большинстве случаев невеста запирает дверь только один раз.

Выражения «жених» и «невеста» я употребляю только как привычные нам, В эскимосском языке этих слов нет, есть только «угин'а» и «нулих'ак'» (муж и жена), и после сговора мужчина уже является общепризнанным мужем и господином своей супруги. Иной раз новобрачная, не испытывая нежных чувств к мужу, убегает из яранги. Но муж отыскивает ее и, если не получается по-другому, силой водворяет под кровлю. Продолжительность такого «медового месяца» зависит от упорства и энергии жены. Но сколько бы это ни продолжалось, в какие бы формы ни выливалось, отец, мать и братья делают вид, что ничего не замечают и ни во что не вмешиваются. Они дали согласие, и их дело сделано, а укрощение строптивой — дело мужа.