Это был единственный из мужских талантов, которым он не обладал. После искусства убивать врага на поединке он больше всего ценил умение плавать.

— Вот мне урок никогда никого не презирать! — сказал он. — Я обещал тебе охранять тебя до самого Холивуда, а вышло так, Джон, что ты охраняешь меня.

— Теперь мы с тобой друзья. Дик, — сказал Мэтчем.

— Я никогда тебе врагом не был, — ответил Дик. — Ты по-своему храбрый малый, хотя, конечно, молокосос. Никогда я таких чудаков не видел. Ну, отдышался? Идем дальше. Тут не место для болтовни.

— У меня очень болит нога, — сказал Мэтчем.

— Я совсем забыл о твоей ноге, — проговорил Дик. — Придется идти потише. Хотел бы я знать, где мы находимся! Я потерял тропинку… Впрочем, это, может быть, к лучшему. Если они караулят на перевозе, то могут караулить и на тропинке. Вот бы сэр Дэниэл прискакал сюда с полестней воинов! Он разогнал бы всю эту шайку, как ветер разгоняет листья. Идем, Джон, обопрись о меня, бедняга. Какой ты низенький, тебе даже не достать до моего плеча. Сколько тебе лет? Двенадцать?

— Нет, мне шестнадцать, — сказал Мэтчем.

— Значит, ты плохо рос, — сказал Дик. — Держи меня за руку. Мы пойдем медленно, не бойся. Я обязан тебе жизнью, а я, Джон, привык расплачиваться за все сполна — и за доброе и за злое.

Они поднимались по откосу.

— В конце концов мы выберемся на дорогу, — продолжал Дик, — и тогда двинемся вперед. Какая у тебя слабая рука, Джон! Я бы стыдился, если бы у меня была такая рука. Хью-Перевозчик, кажется, принял тебя за девчонку, — прибавил он и рассмеялся.

— Не может быть! — воскликнул Мэтчем и покраснел.

— А я готов биться об заклад, что он принял тебя за девчонку! — настаивал Дик: — Да и нельзя его винить. Ты больше похож на девушку, чем на мужчину. И знаешь, мальчишка из тебя вышел довольно нескладный, а девчонка вышла бы очень красивая. Ты был бы хорошенькой девушкой.

— Но ведь ты не считаешь меня девчонкой? — спросил Мэтчем.

— Конечно, не считаю. Я просто пошутил, — сказал Дик. — Из тебя со временем выйдет настоящий мужчина! Еще, пожалуй, прославишься своими подвигами. Интересно знать, Джон, кто из нас первый будет посвящен в рыцари? Мне смертельно хочется стать рыцарем. «Сэр Ричард Шелтон, рыцарь»

— вот это здорово звучит! Но и «сэр Джон Мэтчем» звучит недурно.

— Постой, Дик, дай мне напиться, — сказал Мэтчем, останавливаясь возле светлого ключа, вытекавшего из холма и падавшего в песчаную ямку не больше кармана. — Ах, Дик, как мне хочется есть! У меня даже сердце ноет от голода.

— Отчего же ты, глупый, не поел в Кэттли? — спросил Дик.

— Я дал обет поститься, потому что… меня вовлекли в грех, — ответил Мэтчем. — Но теперь я с удовольствием съел бы даже корку сухого хлеба.

— Садись и ешь, — сказал Дик, — а я пойду поищу дорогу.

Он вынул хлеб и куски вяленой свинины из висевшей у него на поясе сумки. Мэтчем с жадностью набросился на еду, а Дик исчез среди деревьев.

Скоро он дошел до оврага, на дне которого, с трудом пробиваясь сквозь прошлогоднюю листву, журчал ручей. За оврагом деревья были выше и раскидистее; там росли уже не ивы и вязы, а дубы и буки. Шелест листьев, колеблемых ветром, заглушал звуки его шагов; несмотря на то, что этот шелест приглушал звуки, подобно тому, как темнота безлунной ночи скрадывает предметы, Дик осторожно крался от одного толстого ствола к другому, зорко оглядываясь по сторонам. Внезапно перед ним, словно тень, мелькнула лань и скрылась в чаще. Он остановился, огорченный: испуганная лань может выдать его врагам. Вместо того чтобы идти дальше, он подошел к ближайшему высокому дереву и быстро полез вверх.

Ему повезло. Дуб, на который он взобрался, был самым высоким деревом в этой части леса и высился над остальными на добрые полторы сажени. Когда Дик влез на верхний сук и, раскачиваясь на ветру, глянул вдаль, он увидел всю болотную равнину до самого Кэттли, увидел Тилл, вьющийся вокруг лесистых островов, и прямо перед собой — белую полосу большой дороги, бегущей через лес. Лодку уже подняли, перевернули, и она плыла по реке к домику перевозчика. Кроме этой лодки, нигде не было ни малейшего признака присутствия человека; только ветер шумел в ветвях. Дик уже собирался спускаться, как вдруг, кинув последний взгляд вокруг, заметил ряд движущихся точек посреди болота. Очевидно, какой-то маленький отряд шел по тропинке и притом довольно быстро. Это его встревожило; он тотчас соскользнул на землю и вернулся через лес к товарищу.

Мэтчем успел отдохнуть и прийти в себя; и мальчики, встревоженные тем, что увидел Дик, поспешно выбрались из чащи, благополучно пересекли дорогу и двинулись вверх по склону холмистого кряжа, на котором высился Тэнстоллский лес. Здесь, между купами деревьев, простирались песчаные лужайки, заросшие вереском и дроком; кое-где встречались старые тисы. Почва становилась все более неровной; ежеминутно на пути попадались бугры и лощины. Ветер дул все яростнее, заставляя стволы деревьев гнуться, как тонкие удочки.

Они вышли на лужайку. Внезапно Дик упал на землю ничком и медленно пополз назад, к деревьям. Мэтчем, не заметивший никакой опасности и очень удивленный, последовал, однако, примеру товарища. И, только когда они спрятались в чаще, он спросил, что случилось.

Вместо ответа Дик показал ему пальцем на старую сосну, которая росла на другом конце лужайки, возвышаясь над соседним лесом и отчетливо выделяясь на светлом небе своей мрачной зеленью. Внизу ствол ее был прям и толст, как колонна. Но на высоте пятидесяти футов он раздваивался, образуя два толстых сука; между ними, словно моряк на мачте, стоял человек в зеленом камзоле, надетом поверх лат, и зорко смотрел вдаль. Солнце сверкало на его волосах; прикрыв глаза рукой, он бесперебойно, как машина, медленно поворачивал голову то в одну сторону, то в другую.

Мальчики переглянулись.

— Попробуем обойти его слева, — сказал Дик. — Мы чуть не попались, Джон.

Минут через десять они выбрались на хорошо утоптанную тропинку.

— Этой части леса я совсем не знаю, — проговорил Дик. — Куда приведет нас эта тропинка?

— Увидим, — сказал Мэтчем.

Тропинка привела их на вершину холма и стала спускаться в овраг, напоминавший большую чашу. Внизу, в густых зарослях цветущего боярышника, они увидели развалины какого-то дома — несколько обгорелых бревенчатых срубов без крыш да высокую печную трубу.

— Что это? — спросил Мэтчем.

— Клянусь небом, не знаю, — ответил Дик. — Я здесь ничего не знаю. Будем двигаться осторожно.

С бьющимся сердцем они стали медленно спускаться, продираясь сквозь кусты боярышника. Здесь, видимо, еще недавно жили люди. В чаще попадались одичавшие фруктовые деревья и огородные овощи; в траве лежали поваленные солнечные часы. Очевидно, тут прежде находился сад. Пройдя еще немного, они вышли к развалинам дома.

Когда-то это было красивое — и прочное здание, окруженное глубоким рвом; но теперь ров высох, на дне его валялись камни, упавшее бревно было перекинуто через него словно мост. Две стены еще стояли, и солнце сияло сквозь их пустые окна; но вся остальная часть здания рухнула и лежала грудой обугленных обломков. Внутри уже зеленело несколько молоденьких деревьев, выросших из щелей.

— Я начинаю припоминать, — прошептал Дик, — это, должно быть, Гримстон. Усадьба принадлежала когда-то Саймону Мэлмсбэри, но сэр Дэниэл погубил его. Пять лет назад Беннет Хэтч сжег этот дом. И, сказать по правде, напрасно: дом был красивый.

Внизу, в овраге, было тепло и безветренно. Мэтчем тронул Дика за плечо и предостерегающе поднял палец.

— Тсс! — сказал он.

Странный звук нарушил тишину. Он повторился еще несколько раз, прежде чем они догадались, что он означает. Это откашливался какой-то человек, должно быть, могучего сложения. Затем хриплый, фальшивый голос запел: