Глаза Эллиса Дэкуорта сверкнули.

— Дьявол еще силен во мне! — сказал он. — Но будь спокоен: черная стрела никогда больше не просвистит в воздухе; братство наше распалось. Те, кого мы не успели убить, мирно кончат свою жизнь в срок, определенный небом. А ты ступай навстречу своей счастливой судьбе и забудь о злосчастном Эллисе.

Около девяти часов утра лорд Фоксгэм повел свою воспитанницу, снова одетую так, как подобает ее полу, и сопровождаемую Алисией Райзингэм, в холивудскую церковь. Ричард Горбатый с омраченным заботой лицом пересек им дорогу и остановился перед ними.

— Это и есть та девушка? — спросил он. Когда лорд Фоксгэм ответил утвердительно, он продолжал: — Невеста, поднимите головку, дайте мне взглянуть на ваше лицо.

Он угрюмо поглядел на нее.

— Вы прекрасны, — наконец промолвил он, — и, как мне рассказывали, богаты. Что, если я предложу вам брак, более подходящий для девушки вашей наружности и вашего происхождения?

— Милорд герцог, — ответила Джоанна, — если угодно вашей милости, я хотела бы выйти за сэра Ричарда.

— Почему? — резко спросил он. — Выходите за того человека, которого я назову вам, и вы сегодня же станете леди, а он лордом. А сэр Ричард, — позвольте мне сказать откровенно, — умрет сэром Ричардом.

— Я прошу у неба только одной милости, милорд: дать мне возможность умереть женой сэра Ричарда, — ответила Джоанна.

— Посмотрите, милорд! — сказал Глостер, обращаясь к лорду Фоксгэму. — Вот странная пара. Когда я предложил юноше выбрать себе награду, он попросил помиловать старого пьяного моряка. Я предостерегал его, но он упорствовал в своей глупости. «На этом кончатся мои милости», — сказал я. А он ответил мне с дерзкой самоуверенностью: «Мне придется смириться с потерей ваших милостей». Ну что ж! Так тому и быть!

— Он так сказал? — воскликнула Алисия. — Хорошо сказано, укротитель львов!

— А это что за девушка? — спросил герцог.

— Это пленница сэра Ричарда, — ответил лорд Фоксгэм, — госпожа Алисия Райзингэм.

— Выдайте ее замуж за надежного человека, — сказал герцог.

— Я имел в виду своего родственника Хэмли, если будет угодно вашей милости, — ответил лорд Фоксгэм. — Он хорошо послужил нашему делу.

— Одобряю ваш выбор, — сказал Ричард. — Пусть они поскорее обвенчаются… Скажите, прекрасная девушка, вы хотите выйти замуж?

— Милорд герцог, — сказала Алисия, — если это человек честный и не урод…

Тут она растерялась, и язык прилип к ее гортани.

— Он не урод, сударыня, — спокойно сказал Ричард. — Я единственный горбун во всей армии; все остальные сложены хорошо… Леди и вы, милорд, — внезапно сказал он с преувеличенной любезностью, — не сочтите меня невежливым, если я покину вас. В военное время вождь не может распоряжаться своим временем.

И с изящным поклоном он удалился в сопровождении своей свиты.

— Увы, — вскричала Алисия, — я погибла!

— Вы его не знаете, — ответил лорд Фоксгэм. — Это пустяки, он тут же забыл ваши слова.

— В таком случае он цвет рыцарства! — сказала Алисия.

— Нет, просто он думает о другом, — ответил лорд Фоксгэм. — Однако не будем больше мешкать.

В церкви их ждал Дик в сопровождении нескольких молодых людей. Там его обвенчали с Джоанной. Когда, торжественно-счастливые, они вышли на мороз и на солнце, армия уже тянулась по дороге. Среди коней, двигающихся от аббатства, среди целого леса коней развевалось знамя герцога Глостера. За знаменем, окруженный закованными в сталь рыцарями, ехал честолюбивый, смелый, жестокосердый горбун навстречу своему короткому царствованию и вечному позору. Но свадебное шествие свернуло в другую сторону, и вскоре гости уселись за стол и предались своему веселью без разгула. Отец-эконом угощал гостей и сидел за столом вместе с ними. Хэмли, забыв о ревности, принялся ухаживать за Алисией, к полному ее удовольствию. Под пение труб, под лязг оружия, под топот лошадей уходившей армии Дик и Джоанна сидели рядом, любовно держась за руки, и со всевозрастающей нежностью глядели друг другу в глаза.

С тех пор грязь и кровь этой буйной эпохи текла в стороне от них. Вдали от тревог жили они в том зеленом лесу, где возникла их любовь.

А в деревушке Тэнстолл в довольстве и мире, быть может, излишне наслаждаясь элем и вином, проживали на пенсии два старика. Один из них всю жизнь был моряком и до конца своих дней продолжал оплакивать своего матроса Тома. Другой, человек бывалый и повидавший виды, под конец жизни сделался набожным и благочестиво скончался в соседнем аббатстве под именем брата Гонестуса. Так исполнилась заветная мечта Лоулесса: он умер монахом.

  Есть на севере Британского острова суровая, скалистая, неплодородная страна - Шотландия. Она невелика и немноголюдна. Живет в ней бедный, упорный, мужественный и свободолюбивый народ.

 Шотландцы часто вышивают на своих флагах цветы вереска и чертополоха. Вереск - это скромный убор прибрежных пустошей и горных склонов Шотландии; чертополох - это воплощение жизненной силы. Недаром растоптанный, но живой репей-татарник напомнил Льву Толстому о непобежденном и в поражении Хаджи-Мурате, уроженце другой горной страны - Дагестана.

 Шотландцы тоже веками боролись за свою независимость, боролись с англичанами. Когда они терпели поражение, - а это случалось часто, - они уходили за море. В средние века шотландцев много было в гвардии французского короля Людовика XI, о чем рассказывает Вальтер Скотт в романе «Квентин Дорвард». Позднее их можно было встретить и в России, на службе у Петра I, а потом и в Северной Америке и в колониях.

 Постепенно англичане прибрали Шотландию к рукам. Крупные землевладельцы южной Шотландии договаривались с крупными фабрикантами Англии, а горные шотландцы победнее - те и дома, и особенно в колониях, становились наемниками английских богачей - инженерами, чиновниками, военными. Многие из них теряли связь со своей страной, забывали свой, шотландский язык, но большинство сохраняли любовь ко всему родному.

 Не умирало и искусство Шотландии: чудесные песни ее, известные у нас в переложениях Бетховена, древние сказания о героях, старинные пограничные баллады, а позднее стихи и песни Бернса, романы Вальтера Скотта.

 В богатой Англии, где властвовали деньги, торгашеский обман, лицемерие закона, условностей и приличий, - там развилась обширная обличительная литература, социально-бытовой роман с широкой картиной современной жизни. Английские романисты прослеживали сложные социальные связи, рисовали сложные и противоречивые характеры, но все это умерялось духом компромисса и типично английским юмором.

 В Шотландии литература была одним из средств сохранения национального своеобразия. Писатели обращались к истории, к славному прошлому шотландского народа. Писатели стремились выявить и сохранить то, что им дорого было в характере шотландца, часто доводя эти черты до крайности: несгибаемое упорство - до упрямства, прямоту - до резкости, честность - до щепетильности, чувство собственного достоинства - до заносчивости, дружелюбие - до наивной доверчивости, наконец, пережитки феодальной верности своему племени, клану - до слепого послушания. А рассудочная религия протестантизма, пренебрегавшая церемониями и чинопочитанием, заставляла шотландца больше заботиться о борьбе добра и зла в земном человеке.

 Все эти черты унаследовал от своего народа и Роберт Льюис Стивенсон. Не досталось ему в удел только физической выносливости его сородичей.

 «Детство мое, по правде сказать, было безрадостное, - вспоминает Стивенсон. - Жар, бред, бессонница, тягостные дни, нескончаемые ночи». Мальчик болел; казалось, что он не выживет. Маленького Стивенсона тянуло к простым вещам деятельной жизни. Вот как он описывает сокровища своих детских лет: