Между различными областями Меланезии существуют давние и хорошо налаженные связи. Школьники и учителя, проповедники и полицейские, конторские служащие и медицинский персонал — все эти категории населения, будь то папуасы или меланезийцы, часто переезжают с места на место или навещают друг друга. Хотя по одежде или поведению они порой ничем не отличаются от нас, белых, их отношение к белым колонизаторам остается неизменным. Я уверен, что большинство местных жителей не принимает всерьез культ карго, но многие из них вольно или невольно распространяют эти идеи по всему архипелагу — с Гуадалканала на острова Адмиралтейства, из Порт-Морсби в Маданг.

Кроме того, существует определенная духовная общность между обитателями различных областей, где исповедуется культ карго. В какой-то мере это объясняет их веру в белых богов и дары, ниспосланные предками.

Течения, связанные с культом карго, напоминают культ «духовного танца», который возник в 1869 году среди индейцев, живущих по берегам озера Пайюте в штате Невада (США), и быстро распространился на другие районы американского Среднего Запада.

Этот культ был реакцией индейцев на экспансию белых завоевателей. Его сторонники верили во всемирный потоп, который поглотит предателей, продавшихся белым, призывали к борьбе за возвращение индейцам их исконных земель и предрекали, что погибшие герои скоро восстанут из мертвых, принесут индейцам много оружия и поведут их в бой с белыми захватчиками.

С годами это учение претерпело различные изменения, однако выдержало испытание временем и просуществовало почти до половины XX столетия, оказав огромное влияние на культуру многих индейских племен.

Рано утром в понедельник мы выехали из Вакунаи. Наш трактор тащил за собой огромный прицеп, который выглядел очень внушительно. На его платформе было сложено все наше снаряжение и припасы, а наверху восседали мы сами: Дэвид Бретертон, Соуи, полицейский Покикуина и я. Четырнадцать остальных участников экспедиции из числа местных жителей вышли из города пешком примерно на час раньше. В воздухе висела густая туманная мгла, и вскоре начал моросить дождь.

Дэвид Бретертон был молод, но не по годам рассудителен. К тому же за четыре года работы на Бугенвиле он приобрел определенный административный опыт. По весу Дэвид был несколько тяжелее, чем ему хотелось бы, зато отличался легким характером и обладал чувством юмора. Во всяком случае, он выражал надежду, что экспедиция поможет ему похудеть, поскольку дорога нам предстояла дальняя и тяжелая: берега реки Аита, протекающей к северу от Вакунаи, отнюдь не приспособлены для воскресных прогулок.

При нашем приближении во все стороны разлетались испуганные ревом трактора стаи белых какаду. А когда мы въехали в густые джунгли, окружающие поселок, к какаду присоединилось еще несколько пород попугаев, а также птицы-носороги.

Уже несколько ночей подряд лил дождь, он основательно размыл дорогу, и, хотя она вся поросла травой, в любой момент мы могли застрять. И мы действительно застряли. Пришлось слезать, сгружать с прицепа снаряжение, подкапывать землю, снова грузить вещи на прицеп и двигаться вперед. Было ужасно скользко, а дорога становилась все хуже и хуже и все круче поднималась вверх. Наконец мы окончательно выдохлись. Нам надоело поминутно спрыгивать на землю и карабкаться на прицеп, и мы решили дальше идти пешком, призвав на помощь нескольких носильщиков из ближайшей деревни. А трактор с водителем отправили обратно в поселок.

Около пяти часов вечера мы добрались, наконец, до деревни Новая Покойя, но отдохнуть там было негде, и нам не оставалось ничего иного, как идти дальше к реке Аита, на берегу которой находится Старая Покойя. До нее было не меньше двух часов ходьбы, а темнело здесь сразу же после пяти.

Я бы не сказал, что это путешествие в кромешной тьме было легким и приятным. Сначала мы шли то вверх, то вниз вдоль длинного горного хребта. У нас были карманные фонари, но джунгли обступали нас сплошной черной стеной, а тропа словно вся состояла из одних ухабов. Мы перелезали через узловатые корни деревьев и скользкие, как лед, камни и, наконец, добрались до того места, где горный хребет, поросший девственным лесом, отвесно обрывался вниз, туда, где с шумом несла свои воды Аита. Мы стали осторожно спускаться по склону обрыва, спотыкаясь и скользя, и, чтобы не упасть, изо всех сил цеплялись за лианы и веревки из тростника, протянутые местными жителями между деревьями. До реки мы добрались только к семи часам вечера, так как из-за темноты двигались очень медленно. Здесь, на берегу, мы стали дожидаться носильщиков.

Я зажег фонарь и начал искать переправу, но нашел только голый изогнутый древесный ствол, перекинутый с одного берега на другой. Как оказалось, это и есть переправа.

Сам не знаю, как мне удалось перебраться через дикую, бурную реку, о глубине которой я не имел ни малейшего представления. Я балансировал на стволе, вцепившись одной рукой в Соуи, а другой — в полицейского Покикуину. На ногах у меня были туфли, так что сохранять равновесие мне было гораздо труднее, чем двум моим помощникам, которые предпочитали ходить по лесу босиком. Свет фонаря скользил по бурлящему потоку, с ревом несущемуся через огромные валуны. Там и сям в нем мелькали покрытые пеной стволы деревьев.

Вдруг я почему-то вспомнил о крокодилах и акулах, но прежде чем эти не совсем приятные мысли окончательно парализовали мое чувство равновесия, я ощутил твердую почву под ногами. Мы немного передохнули и пошли дальше, почти ощупью пробираясь в кромешной тьме.

По дороге я видел несколько светящихся грибов. Их шляпки были похожи на зеленоватые огненные шары. Как только я осветил их, они перестали фосфоресцировать, и луч фонаря выхватил из окружающего мрака весьма заурядные грибы — серовато-коричневые, сморщенные и совсем некрасивые.

Несколько островитян, давно ожидавших нашего прибытия, вышли нам навстречу с горящими факелами из бамбука и сухой травы. Вскоре мы услышали женские голоса и, когда джунгли расступились, увидели небольшую поляну. Здесь было устроено несколько навесов, весело горели костры, а вокруг костров сидели люди и разговаривали. В дальнем конце поляны стояло несколько домиков из пальмовых листьев и бамбука. Туда мы и направились, чтобы немного отдохнуть.

Следом за нами на поляну вышли носильщики со всем нашим снаряжением, уложенным в металлические ящики, которые они по двое несли на шестах.

На другое утро полицейский капрал устроил смотр своему воинству. Он стоял голый по пояс, мускулистый и сильный, как медведь, в черном берете с эмблемой администрации, в черной набедренной повязке и с винтовкой армейского образца в руке. А его подчиненные маршировали взад и вперед по семь человек в шеренге. Время от времени капрал делал им замечания.

Как только взошло солнце, один из полицейских установил посреди лагерного плаца высокую мачту. Отряд стал по стойке «смирно», и на вершине мачты взвился австралийский флаг с созвездием Южного Креста и восьмилучевым британским крестом в верхнем углу. Мы молча стояли целую минуту, устремив взгляд на флаг. Он лениво развевался под легким дуновением утреннего ветерка, а его красный и синий цвета резко выделялись на фоне розовеющего неба. Эта торжественная церемония, повторившаяся после захода солнца при спуске флага, происходит каждый день во всех деревнях и селениях, дабы их жители чувствовали себя частью великого Британского содружества и помнили, что Содружество печется о них денно и нощно, хотя им и суждено было родиться в этом отдаленном уголке земли.

В наших взаимоотношениях с жителями деревень иногда возникают трудности. Прием, который нам оказывают в той или иной деревне, зависит от многих обстоятельств. Например, наше прибытие может совпасть с празднеством. Многое зависит и от того, что думает на этот счет шаман, ибо шаманы до сих пор пользуются на Бугенвиле большим влиянием.