— Такого не позволял себе ни один президент, — предупредил Эстрада.

— Ни один президент не был столь велик и славен как Генералиссимус Корасон, — скромно произнес диктатор.

— О'кей, — сказал Эстрада. — Что же делать мне?

— Сделай так, чтобы клетки с американцами выставили на обозрение в центре города. Поставь вокруг часовых. Сделай плакат, что так Бахья расправляется с нарушителями порядка. А потом оставь все другие дела, свяжись с Соединенными Штатами и объяви, что мы разрываем с ними всякие отношения.

— Опять? Я только вчера проделал это.

— А сегодня я на время снова с ними подружился.

— А зачем мы так поступаем, генерал?

— Генералиссимус, — поправил Корасон.

— Конечно же, Генералиссимус. Виноват. Так зачем же?

— Нам лучше иметь дело с русскими. Если мы порвем с Америкой, они немного повоют и успокоятся. А русские в таком случае пришлют наемного убийцу. Тут уж не до смеха. И вообще коммунистом быть хорошо. Никто не станет придираться, что у нас есть политические заключенные и что крестьяне голодают, и все прочее. Только союзники Америки должны заботиться о своем народе. Возьми хоть арабов. У них куча денег, а они ведь ни цента не дают в Организацию Объединенных Наций. Платят только Америка и союзники.

— Тонко придумано! — восхитился Эстрада. — Больше от меня ничего не требуется?

— Нет. Когда закончишь, подавай лимузин. Поедем в горы и разделаемся с этим старцем.

— Людям не понравится, если убьют их религиозного вождя.

— А люди ничего не узнают, — сказал Корасон. — Пусть это тебя не волнует. Пойду посплю, а когда проснусь — сразу отправимся. Как там насчет новых бабешек? Не появлялись?

— Пока не видел.

— Ну, ладно. Посплю один. Так поставь клетки на площади. И не забудь про охрану!

Руби Гонзалес обменяла брюки и рубашку, даже не без выгоды для себя, на муму — длинный бесформенный балахон с цветами на зеленом фоне — типичную женскую одежду этого региона. Однако ремень она предусмотрительно оставила себе.

Договорившись с торговкой об условиях, Руби укрылась за прилавком и накинула на себя платье, сняв под ним прежнюю одежду и застегнув ремень прямо на голом теле. Если ей удастся проникнуть в номер и выкрасть свой собственный пистолет, его будет удобно держать под ремнем.

Усевшись на грязный пол, она незаметно для других стала расчесывать пальцами свои густые кудрявые волосы, наследие африканских предков, старательно убирая их со лба. Ее стараниями волосы теперь стояли на голове дыбом, словно наэлектризованные.

Ловкими пальчиками она разделила их на отдельные пряди и стала плести косички, плотно прилегавшие к голове. Это занятие отняло у нее минут пять. Закончив, Руби встала на ноги и вручила торговке брюки и рубашку.

В бесформенном балахоне и с множеством косичек на голове Руби выглядела совсем как коренная жительница Бакьи. Если кто и заподозрит неладное, у Руби всегда была наготове обворожительная улыбка, открывающая ровные белые зубы, каких не было ни у кого на острове. Впрочем, поводов дня улыбок пока не предвидится.

Плетя косички, Руби напряженно думала. Белый простофиля и пожилой азиат явились в тюрьму, чтобы освободить ее. Из Штатов их прислать не могли — слишком недолго она находилась в заточении. Видимо, они уже находились на Бакье и получили задание тут. Но каким образом? Наиболее логичным представлялось использовать для этой цели телефон, но, зная работников ЦРУ и их идиотские методы, можно допустить, что они передали своим тайным агентам секретную информацию, например, с помощью самолета, начертившего в небе буквы.

Все-таки вероятнее всего — телефон. Стоит попробовать.

Все службы, имеющие отношение к телефону, контора, телефонная станция и тому подобное, то есть вся бестолковая Национальная телефонная связь Бакьи сконцентрировалась в одноэтажном здании из вулканического туфа, расположенном в дальнем конце главной улицы города. Обязанности директора, администратора, координатора и оператора также соединялись в одном лице, и единственной работой этого лица было обслуживание коммутатора.

Когда Руби вошла в аппаратную, телефонистка сладко спала: с тремя телефонными линиями у нее было немного работы, однако Руби не замедлила тут же пожалеть ее, сказав, что уж она-то знает, как тяжело приходится телефонистке и как мало ценит правительство ее старания превратить Бакью в одну из ведущих стран мира по уровню сервиса телефонного обслуживания.

Только несколько часов назад ее дружок хвалился, как быстро сумел соединиться с ним шеф из Штатов, но, к сожалению, он потерял номер телефона начальника, нельзя ли узнать, откуда звонили? Руби и в голову не пришло это спрашивать, не понимай она, насколько компетентна телефонистка, она так и сказала своему дружку: «миссис» — Руби бросила взгляд на табличку с фамилией — «миссис Колон» знает о телефоне все, каждому жителю Бакьи понятно, что только благодаря миссис Колон развивается и идет вперед страна... Так какой номер? А имя шефа? Не будет ли она так любезна соединить ее побыстрее с этим замечательным доктором Смитом, чтобы Руби могла передать просьбу своего парня, потому что если миссис Колон этого не сделает, этого не сделает больше никто.

Когда миссис Колон соединила Руби с доктором Смитом и девушка услышала его голос, она на мгновение встревожилась — а что, если телефонистка станет ее подслушивать? Но опасения были напрасны — миссис Колон тут же вновь погрузилась в здоровый сон.

— Вы доктор Смит?

— Да.

— На вас работают два человека. Они попали в беду.

— На меня? Два человека? Вы о чем?

— Не валяйте дурака. У нас мало времени.

Смит на секунду замолчал, а потом спросил:

— Это очень серьезно?

— Не знаю. Лично вам не стоит об этом беспокоиться. Их освобождение я беру на себя.

— Кто вы такая?

— У нас с вами один дядюшка. Здоровяк, ходит в полосатых штанах. «Дядя Сэм».

— А как с аппаратом? — спросил Смит. — Это важнее всего.

— Даже освобождения ваших людей? — съехидничала Руби.

— Это задание, — холодно сказал Смит. — А задание — превыше всего.

Не успел Смит повесить трубку, как в верхнем ящике стола зазвонил красный телефон экстренной связи.

— Слушаю, господин президент.

— Что там, черт побери, творится? Этот псих Корасон снова разорвал с нами дипломатические отношения. Что слышно от ваших людей?

— Их схватили, сэр, — ответил Смит.

— О Боже!

— Мне советовали не волноваться.

— Кто мог посоветовать такую чушь?! — рявкнул президент.

— Руби Джексон Гонзалес.

— А кто такая эта Руби Джексон Гонзалес, черт ее побери?

— Думаю, она работает на вас, господин президент, — невозмутимо произнес Смит.

Президент помолчал. Он вспомнил, как шеф ЦРУ говорил ему об «акции» на Бакье. Женщина. Чернокожий. И еще один — говорит по-испански. Так, значит, все эти люди — один агент? Нет, надо накрутить хвост шефу ЦРУ.

— Она говорила что-нибудь еще? — спросил президент.

— Да в общем ничего. Так, личный выпад, — ответил Смит.

— Какой?

— Это не относится к делу, сэр, — попытался уклониться от ответа Смит.

— Позвольте уж мне самому судить об этом, — сухо произнес президент. — Так что же?

— Что лучше удавиться, чем работать на меня, — ответил Смит.

Римо очнулся и застонал: полуденное солнце пекло так, что невыносимо стучало в висках. Тело затекло и одеревенело, его словно связали узлом. Римо не сразу понял, где находится. Он лежал в чем-то вроде клетки, а вокруг жужжали людские голоса, Римо слегка приоткрыл глаза. Со всех сторон на него пялились жители столицы, быстро и невнятно лопоча на испанском: «Мира! Мира!» Так они созывали своих друзей. Смотри! Смотри! Мира! Мира!

Его заточили в клетку и выставили на посмешище в центре Сьюдад Нативидадо. Но где же Чиун?

Римо раскрыл глаза пошире. Сделать это было весьма непросто — казалось, веки слиплись. Рядом стояла еще одна клетка, в ней-то и находился Чиун. Старик лежал на боку, лицом к Римо, глаза его были открыты.