— О, хозяин! — рыдала она.

— А ну-ка собери все свое мужество, — приказал старец, сжимая ее плечо. — Генерал ушел?

— Да, хозяин, но...

Самди отошел от нее, смешавшись с группой мужчин и женщин, стоявших посредине деревни и тупо глядевших под ноги — туда, где разлилась зеленовато-черная маслянистая жижа.

Руби протиснулась к центру толпы и встала рядом со старцем. Самди внимательно оглядел лица жителей деревни. Все беззвучно плакали.

— Где Эдвед? — спросил он.

Безмолвные рыдания сменились громкими стенаниями и воплями.

— Хозяин, хозяин, — произнесла одна женщина и указала на зеленоватую лужицу, выделявшуюся на сухой и пыльной земле.

— Хватит рыдать. Где Эдвед?

— Здесь. И она снова указала на лужицу. — Это все, что от него осталось! — Она испустила вопль, способный заставить скиснуть молоко.

Самди медленно опустился на колени, разглядывая лужицу, похожую на пролитую желчь. Он даже потянул к ней руку, но потом отдернул.

Коленопреклоненный, он простоял так несколько долгих, показавшихся всем вечностью, минут. Когда он наконец поднялся и повернулся к Руби, в уголках его глаз стояли слезы.

— Корасон объявил мне войну, — медленно проговорил он. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я готов на все.

Руби не могла отвести глаз от зеленоватой лужицы на земле. Сама мысль о том, что Корасон превратил юного гиганта в жалкую лужицу, не оставив ничего, кроме воспоминаний о его прежнем облике, заставляла ее содрогаться от отвращения и ярости.

Она смотрела Самди в глаза.

— Готов на все, — повторил он.

И старец хлопнул в ладоши. Хлопок прозвучал в тишине как выстрел, он прорезал атмосферу этого солнечного летнего дня, как не терпящий возражений приказ.

И барабаны смолкли.

Тишина окутала холмы и горы.

На улицах столицы Бакьи не горели фонари.

На площади было темно — хоть глаз выколи — и очень тихо, только в висках у Римо пульсировала кровь.

Нет, это что-то другое. Окончательно пробудившись, Римо осознал, что равномерное постукивание доносилось извне. Все та же барабанная дробь — только громче. И ближе.

Римо неподвижно лежал в клетке, всем своим существом ощущая холод ночи. Чутьем он понимал, что стражников что-то беспокоит. Некоторые нервно переминались с ноги на ногу, другие ходили взад-вперед, и все испуганно оглядывались, когда раздавался крик какого-то ночного животного.

А барабанная дробь нарастала, приближаясь и становясь все интенсивнее.

Стараясь не производить ни малейшего шума, Римо незаметно потянулся рукой к решетке.

Пальцы его обпили дюймовый металлический прут. Он попытался сжать руку, но безуспешно — сила не вернулась к нему. Тело ныло от неудобного положения во время сна.

Римо неслышно перевернулся на другой бок, чтобы узнать, как там Чиун. Теперь голова его находилась у самой решетки, рядом с клеткой Чиуна. Сквозь железные прутья он видел лицо азиата — глаза того были открыты. Чиун прижал к губам палец, призывая Римо к молчанию.

Так они некоторое время лежали, прислушиваясь к нарастающему перестуку барабанов.

Барабанная дробь — все громче и ближе, громче и ближе — наполняла собой все воздушное пространство острова и, изменяясь, обретала, казалось, почти осязаемую реальность.

А потом все смолкло. И воздух словно взорвался тишиной.

И тогда послышался другой звук — какое-то царапание, будто что-то волокли по земле. Римо внимательно прислушался. Мышцы его были словно тряпки, но чувства понемногу оживали. Кто-то приближался, шаркая ногами по гальке и пыльной земле. Нет, не один. Двое.

А потом Римо увидел их.

Двое мужчин. Ярдах в пятидесяти от него, в конце главной улицы Сьюдад Нативидадо. До пояса обнаженные, только белые штаны, — и ничего больше. Несмотря на темноту, которую смягчали лишь призрачное лунное сияние да редкая полоска света из окон президентского дворца, Римо мог видеть их глаза — выпуклые, с огромными белками, они словно вылезали из орбит.

Мужчины медленно продвигались вперед, шаркая и поднимая клубы пыли.

Когда они находились на расстоянии двадцати пяти ярдов, часовые повернулись в их сторону и остолбенели.

— Стой! — крикнул один часовой.

Но те продолжали все так же неспешно приближаться — неумолимо, словцо могучая снежная лавина, — выставив вперед руки, как спортсмены перед прыжком в воду. Приоткрыв рты, они протяжно и низко завыли. И тут барабанный бой возобновился — так близко, что Римо не сомневался: расстояние до барабанщиков измеряется теперь в футах — не милях.

— Стой! — крикнул часовой. — А то буду стрелять!

В ответ раздался все тот же вой, сменившийся диким воплем, который, поднимаясь все выше, перешел наконец в жуткий визг.

Часовые застыли на месте, испуганно переглядываясь, когда же эти двое приблизились настолько, что их ужасный облик стал хорошо виден, охранники завопили во всю мочь.

— Нечистая сила! — орал один.

— Зомби! — вопил другой.

Римо слышал топот ног бегущих по грязней улице людей, а потом почувствовал, что клетку поднимают в воздух и куда-то несут. Оглянувшись, он успел увидеть, как двое странных мужчин в белых штанах повернулись и пошли назад тем же путем, все так же шаркая и поднимая пыль, но — молча. Вой прекратился. Постепенно они растворились во тьме.

Римо пытался разглядеть, кто нес клетку, но черные лица несущих сливались с темнотой ночи.

Клетки внесли в маленький деревянный домик. Внутреннее помещение этого убогого жилища слабо освещали свечи, окна были плотно заделаны толем и не пропускали дневной свет.

Теперь Римо мог видеть своих спасителей. Их с Чиуном принесли сюда четверо чернокожих мужчин. Они ловко орудовали ножовкой — раз-два — замок упал и клетка открылась. Римо выполз наружу, поднялся и встал во весь рост на земляном полу. Чиун встал рядом, положив для надежности руку на плечо Римо.

Четверо негров бесшумно выскользнули за дверь.

Римо повернул голову, чтобы сказать им вслед слова благодарности, но тут услышал знакомый голос.

Руби подошла сзади и теперь стояла, укоризненно глядя на него; на ней было зеленое полосатое платье, волосы старательно заплетены в множество косичек-колосков.

Руби покачала головой.

— Как увидела тебя, дорогуша, — сказала она, — сразу поняла — неприятностей не оберешься.

— В уме тебе не откажешь, — согласился Римо.

Он протянул к ней руку, но потерял равновесие и пошатнулся. Руби еле успела его поддержать.

— Не знаю уж, сколько тебе платят, — говорила она, волоча его к лежанке, — да и знать не хочу. Наверняка больше, чем мне. Если узнаю — расстроюсь, потому что ты не стоишь этих денег. Ну-ка ложись, а Руби укроет тебя.

Устроив Римо, Руби точно так же уложила Чиуна на другую лежанку.

— Надо вас подкормить. В обоих чуть душа держится.

— Мы многого не едим, — сказал Римо. — У нас специальная диета.

— Будете есть как миленькие все, что дам, — отрезала Руби. — Вы что, думаете, здесь привилегированный отель для белых? Мне надо поскорей вас поднять, чтобы вы одолели генерала и всем нам можно было бы наконец отсюда умотать.

— Как ты себе представляешь все это? — спросил девушку Римо. — У Корасона — аппарат и армия.

— Но у него нет другого. Знаешь чего, рыбка?

— Чего же? — поинтересовался Римо.

— Меня, — невозмутимо ответила Руби.

Подойдя к Чиуну, она накрыла старика тонкой чистой простыней.

— А почему ты назвала Римо рыбкой? — спросил заинтересованный Чиун.

— Потому что похож. У него совсем нет губ.

— Но он не виноват, — попытался объяснить Чиун. — Его таким создал Бог.

— Пусть так, но от этого он не становится лучше, — сказала Руби. — А теперь — спать.

Когда двух насмерть перепуганных часовых ввели в гостиную. Генералиссимус встретил их в длинной белой ночной рубашке.

Часовые пали перед ним ниц.