По сравнению с несчастными заморышами, выставленными для продажи на овощном рынке, пленники Хадж Кадира были в сравнительно хорошем стоянии — они выглядели здоровыми и чистыми, их кормили специальным кормом, особым сортом мягкого маиса, который варили в большом котле три или четыре работника. В этом отношении он также оставался на высоте. Он объяснил, что, когда птиц везут с острова Хальмахера или островов, лежащих на севере, их кормят бананами. Он следит за тем, чтобы переход на новую диету — вареный маис — происходил постепенно, потому что, когда птицы попадают к оптовым торговцам на Яве, их не ждет уже ничего, кроме маиса. Затем большинство птиц отправляется в Сингапур, откуда пестрые попугаи попадают на острова Тихого океана, а большая часть какаду оседает в Соединенных Штатах.

Хадж Кадир относился к своему бизнесу прагматически. Для него торговля птицами ничем не отличалась от других видов торговли — он мог точно так же экспортировать мешки с мускатными орехами или жестянки с кокосовым маслом. Экзотические птицы соседних островов были товаром, который производители (то есть птицеловы) приносили ему для перепродажи. За двадцать лет, на протяжении которых он занимался этим бизнесом, объем торговли существенно не уменьшился. Еще один оптовый торговец на Тернате вынужден был закрыть дело, когда из-за протестов со стороны групп защиты диких животных начал сдавать свои позиции европейский рынок экзотических птиц; но объем поставок в Соединенные Штаты оставался прежним, а торговля со станами тихоокеанского бассейна даже расширилась. Хадж Кадир сказал, что рассчитывает передать бизнес детям, и его жена, внушительного вида леди в желтом тюрбане — под цвет блузки — согласно закивала головой.

Хадж Кадир — современный представитель бизнеса, благодаря которому сто пятьдесят лет назад стала в принципе возможна экспедиционная работа Уоллеса. Торговля экзотическими птицами процветала уже тогда — и если Уоллес отсылал с Моллукских островов чучела и скелеты птиц в Лондон, получая от агента выручку, то теперь Хадж Кадир отправляет в дальние страны живых птиц. Оставляя себе по одному образцу для дальнейшего исследования, Уоллес старался поймать как можно больше птиц, которые его лондонский агент Сэмюел Стивенс мог продать коллекционерам в Европе. Чем лучше был образец и чем более редкой оказывалась птица, тем большую цену можно было назначить. Для Уоллеса и для торговцев, подобных Хадж Кадиру, богатое видовое разнообразие птиц Моллукского архипелага было ресурсом, который они использовали. Удивительно, учитывая огромное количество вывозимых птиц, что этот ресурс все еще не истощился полностью.

Если бы Уоллес имел возможность отправлять пойманных им птиц в Англию живыми, он с большой вероятностью так и поступил бы, не только по той причине, что живые птицы представляли больший научный интерес, но и потому, что за них можно было выручить больше денег. Вернувшись наконец в Лондон в 1862 году, он привез с собой двух малых райских птиц, которых приобрел по довольно высокой цене — за 100 фунтов стерлингов — в Сингапуре и вез на корабле со всем багажом. У него была большая клетка, которую он, договорившись с капитаном, поставил на палубе, и запас бананов, чтобы кормить птиц в дороге, но выяснилось, что они гораздо охотнее питаются насекомыми. Поэтому каждое утро Уоллес отправлялся в кладовку и ловил там тараканов в жестянку из-под печенья, чтобы побаловать пленниц вкусным обедом. Эта система хорошо работала, пока корабль не прибыл в Египет — там железнодорожные чиновники, организующие дальнейший путь по суше до Средиземного моря, подняли шум по поводу перевозки живого груза, так что Уоллесу пришлось всячески их упрашивать, чтобы добиться разрешения продолжать путь на поезде с двумя райскими птицами и несколькими попугаями. Хуже того, корабль, на который Уоллес со своим птичьим питомником загрузился в Александрии, оказался слишком чистым, и насекомых там не обнаружилось. Уоллес решил проблему, сойдя на берег на Мальте: он зашел в первую попавшуюся пекарню и наловил там столько тараканов, что птицам хватило их на весь оставшийся путь до Саутгемптона. Конечной точкой путешествия для птиц — кстати говоря, это были первые райские птицы, живыми оказавшиеся в Англии, — стало Лондонское зоологическое общество[16].

Самой лучшей новостью, которую получил измученный Уоллес после возвращения на Тернате из неудачной экспедиции в Новую Гвинею в середине 1858 года, было сообщение Сэмюела Стивенса о том, что коллекцию чучел, заготовленных на Ару, удалось продать за внушительную сумму в тысячу фунтов стерлингов. Птицы с острова Ару, в том числе райские, даже в виде чучел были такой редкостью, что на лондонском рынке они приносили отличную прибыль. Еще одним радостным для Уоллеса известием стало то, что его статья с теорией естественного отбора как причиной эволюции видов, та самая, которую он написал после приступа болезни и отправил Чарльзу Дарвину, была представлена публике — ни много ни мало, членам лондонского Линнеевского общества. Более того, статья была представлена сэром Чарльзом Лайеллом вместе с аналогичным предложением, которое подготовил великий Чарльз Дарвин.

Уоллес был в восторге. В письме к своей матери он с гордостью сообщал: «Я получил письма сэра Дарвина и доктора Гукера, двух самых известных натуралистов Англии, которые были ко мне очень добры. Я отправил мистеру Дарвину статью по теме, о которой он сейчас пишет большую книгу. Он показал мою статью мистеру Гукеру и сэру Чарльзу Лайеллу, который столь высоко ее оценил, что зачитал перед Линнеевским обществом. Это позволяет мне надеяться на то, что по возвращении домой я смогу лично познакомиться с этими выдающимися людьми». Уоллес имел веский повод радоваться — ни одна из написанных им ранее работ не появлялась в таком престижном «обрамлении». Полученный отзыв казался невероятно лестной похвалой для самоучки, много лет просидевшего в медвежьем углу, в городке, где было затруднительно приобрести даже самое элементарное снаряжение для работы натуралиста: перочинные ножи и широкогорлые бутылки. Уоллес не имел представления о тех сложных интригах, которые предшествовали совместной презентации обоих авторов в Линнеевском обществе, а его уважение к Дарвину было столь всеобъемлющим, что он и мысли не допускал, что написанная на Тернате статья способна оказать какое-либо влияние на великого мыслителя. Однако он начинал задумываться о доме. Тяжелый период жизни в Новой Гвинее несколько остудил его страсть к полевой работе, и он написал матери: «Как только закончу свои исследования в этом районе, я буду рад вернуться домой при первой же возможности — на первом же корабле, на который у меня хватит денег. Я либо отправлюсь на корабле, либо вторым классом на поезде».

Надо отметить, что увиделся он с матерью лишь через три с половиной года. За это время, в 1859 году, успела выйти книга Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора», которая получила признание как главный труд по эволюции. Во введении Дарвин благосклонно отозвался о «замечательной статье мистера Уоллеса», отправленной с Малайского архипелага, и признавал, что «ее автор пришел почти к тем же основным выводам, что и я, по поводу происхождения видов».

Но при этом Дарвин не оставлял читателя в сомнениях относительно своего первенства — была упомянута и его первая работа, опубликованная пятнадцать лет назад, в 1844 году, и то, что еще в период своих юношеских странствий в качестве натуралиста на «Бигле» он уже задумывался о «великой загадке». Причина же, по которой он решил именно сейчас опубликовать свои «выдержки» — как Дарвин называл книгу из 155 тысяч слов, — в том, что его здоровье начало ухудшаться, и он не уверен, успеет ли завершить труд, над которым работал большую часть своей жизни.

Пока Дарвин сверял гранки книги, Уоллес продвигался дальше и в своих рассуждениях, и в странствиях. В то время он находился на острове Сулавеси, где представители животного мира столь загадочны и необычны, что их изучение позволило Уоллесу расширить теорию эволюции и приблизиться к пониманию того, почему различные виды обитают в разных частях света.