– Идиот! – рявкнул Родион на Данька.

Но тот, похоже, даже не услышал его. Стоял как вкопанный и пялился на покойника как баран на новые ворота. В глазах паника и ужас. Еще бы, человека убил. Смертный грех. И утяжеленный срок...

– Погорячился ты, – уже более спокойно сказал Родион.

Перед глазами пошли красные круги, голова закружилась. Родион начал терять сознание. Давала знать о себе ножевая рана.

Он смутно помнил, как в камеру ворвались вертухаи. До того как свет окончательно померк перед глазами, успел увидеть перед собой круглый фейс какого-то прапорщика. Голоса его он уже не слышал...

* * *

В себя Родион пришел на «кресте». Светлая палата, занавесочки на окнах, четыре шконки в один ярус, запах лекарств. Рана аккуратно перевязана, почти не болит. В руках, ногах слабость, слегка тошнит. Но жить можно.

Места все заняты. На одной койке кто-то спит – одеяло под подбородок, зубы к стенке. Вторая заправлена, на ней двое – режутся в карты. Болезные заметили, что Родион пришел в себя. Стиры из их рук мгновенно испарились. Лица растянулись в угодливых улыбках.

– Давно я здесь? – спросил Родион.

– Да нет, какой давно? Утром тебя сюда привезли. Часа три прошло... К тебе, это, Земеля приходил. Спрашивал, как ты...

– Земеля? Где он?

– Да в соседней палате. У него это, профилактический осмотр.

Родион понимающе усмехнулся. Вору вольготно и на тюрьме, и в зоне. Везде есть лазареты, везде можно выбить для себя щадящий режим. Пожил среди людей – чисто для авторитета, и можно ложиться на профилактический осмотр. Снова люди, затем санчасть, и так по кругу. Неплохо.

– Палата отдельная?

– А то как же, – ощерился болезный. – И телевизор, и медсестра с уколами.

– Кто кого колет?

– Гы-гы, у них по очереди. Сеструха и к тебе приходила.

– На копыта мои смотрела.

– Зачем?

– А чтобы я их не отбросил...

– Гы-гы, и на ласты смотрела. Чтобы не склеились... Шухер! Сеструха идет!

Болезный определил это по стуку каблуков в коридоре. Родион понял, почему он называл медсестру сеструхой. Из-за ее комплекции. Пудов шесть в ней, не меньше. Но толстой ее не назовешь. Просто рослая баба, крупная. Все, как говорится, при ней. Только вот личико малость подкачало.

– Очнулся? – глядя на Родиона, спросила она.

Голос густой, чуть грубоватый. И сама она грубоватая. Такая, если что, и врезать может. На своем месте баба. Запросто может передвигаться по лазарету без всякого сопровождения.

– Как видишь, сестренка.

– Рана не опасная. Жить будешь.

– Жить – это понятно. Вопрос в другом – как жить.

– Нормально будешь жить... Тебя в другую палату переводят. Прямо сейчас... Эй, лодыри, а ну поднялись! – рыкнула она на картежников.

Те вмиг подорвались со своих мест, вытянулись в струнку.

– А ну взялись! – показала она им на шконку, где лежал Родион.

Хорошо, койка была с колесиками. Не пришлось им особо напрягаться, чтобы перетащить его в другую палату.

Это была палата, которую занимал Земеля. Светлые стены, паркетный пол, видеодвойка, холодильник, полированный шкаф для одежды.

– Хорошо тут у тебя, – сказал Родион. – Не потеснил?

– Потеснил чуть-чуть. Но я не в претензии. Сам же просил, чтобы тебя сюда перевели.

– Зачем?

– Скучно вдруг стало.

– А сестренка не веселит?

– Лялька, что ли? – осклабился Земеля. – Веселит. Когда настроение у меня есть. Но я могу укольчик ей в процедурной поставить. Там даже лучше...

– Хорошо ты устроился.

– А как же, положение обязывает... Ты тоже, говорят, неплохо повеселился. Два трупа у тебя на хате.

– Как два? Один же был...

– Клещ тоже ноги двинул.

Родион расстроился:

– Значит, загнулся пацан... Профи ему в кадык зарядил. Получается, наглушняк...

– Какой еще профи? – не понял Земеля.

– А тот, которому башку проломили.

– Это он тебя пикой пырнул?

– Он. А потом еще раз достать пытался. Если бы не Клещ...

– Откуда взялся этот профи?

– Откуда, не знаю. Но то, что по мою душу приходил, – это верняк. Кто-то заказал меня.

– Кто?

– Какая-то мокрушная контора.

– А если конкретней? Ты базарил с торпедой?

– Да, говорил. Только он ничего не знает. Эта контора реально шифруется.

– Ну хоть что-нибудь он тебе сказал?

– Я так понял, эту контору комитетчики возглавляют. Бывшие или даже действующие...

– Если комитетчики, тогда дело труба, – озабоченно покачал головой вор. – Комитетчики – это дохлый номер... Ты кому дорогу перебежал? Непонятки с красной крышей были?

– Да нет, не было. По крайней мере, здесь, в златоглавой, не было... Нет, красная крыша здесь ни при чем. Меня кто-то со стороны заказал. Бабки конкретные за меня отстегнули. Только киллер восемьдесят штук должен был получить. А весь заказ, я так думаю, штук на сто пятьдесят—двести потянул.

– Как этот упырь на кичу зачалился?

– Кто-то его вел. Вопрос, кто?

– В принципе можно пробить. Только без понту все, если за этой торпедой комитетчики стоят. Это контора серьезная... Как думаешь, кто мог тебя заказать?

– Не знаю, – задумался Родион.

– На кого грешишь?

– На Тычка. Но это падло прижимистое. Он же войну со мной из-за лавья начал. Чтобы двести штук баксов не отдавать. Кирьян его на счетчик поставил, ну, он в отморозку и пошел. Сам знаешь, какая каша заварилась... Вряд ли он с комитетчиками снюхался. Двести штук для него – все равно что серпом по яйцам...

– Не знаю, не знаю. Ты у него поперек горла стоишь. Слишком крутую кашу он заварил. Не расхлебать ему это варево, пока ты жив. И Карабасу ты как кость в горле... Но двести штук – это большие бабки...

– Финансы у них есть. Тычок ювелира одного кроет. А тот некислыми бабками ворочает...

– А может, еще кто-то есть, кто некислыми бабками ворочает. И кому ты поперек горла стоишь... Ты подумай, кто это может быть... Ты на чьи бабки «Пирамиду» поставил?.. На нефтебаксах это дело стоит, да?

– Нефтебаксы, они самые...

– Ты и дальше их качаешь?

– Есть немного.

– А что, если скважина больше не хочет делиться? Что может быть тогда?

– Что?

– Ба-альшой нефтяной фонтан может быть. Ба-альшой выплеск, в котором ты можешь захлебнуться... Нефтяным боссам лучше раскошелиться раз, чем сливать в твой карман меньше, но чаще. Сечешь, куда я гну?

– Думаешь, я не думал об этом? Думал... Только я знаю этих деятелей. Тише травы, ниже воды. Со мной они связываться не будут. Это гора, не вопрос. Но эта гора может родить только мышь...

– А это смотря кто трахнет эту гору. Если ее трахнет слон, то она и родит слона... Не буду утверждать, но, возможно, с этой горой замутили отморозки. Это раньше они были мухами, а сейчас раздулись до размеров слона. Они, конечно, выродки, но дела ставят круто...

– Думаешь, они могли спеться с нефтебоссами?

– У них твой Макаров. Или эта крыса ничего не знает про твои нефтяные дела?

– Кое-что знает.

– Ну вот, отсюда и растут уши у слона, который трахает гору...

А ведь Земеля прав. Отморозки – черти ушлые. Через крысу Васька вышли на боссов от нефтяной мафии, спелись с ними втихаря. И теперь вместе дуют в одну дуду. Нефть – это большие бабки. И нефтебоссам ничего не стоило отстегнуть двести или даже пятьсот тысяч «зеленью», лишь бы только отправить Родиона в мир иной. Дальше проще. Мокрушная контора получит заявку еще на десяток авторитетов, подвластных Родиону. Дальше в дело вступит бригада отморозков во главе с Тычком – не зря же он наращивает численность своего стада. Это «бычье» ринется на Заволжск, заварит там беспредельную кашу. Город он под себя не подомнет – сил не хватит. А вот смуту посеять может. Община развалится на самостийные куски и, как итог, выпустит из зубов нефтедобычу. Цель будет достигнута.

Нефтебоссы получат Заволжск. А Тычок с Карабасом – общинный бизнес в Москве. А скорее всего отморозков просто пустят в расход. Силами той же мокрушной конторы. И весь общинный бизнес отойдет нефтебоссам. Возможно, они считают, что имеют на него право...