– Снова будешь стоять – в «глазок» смотреть? – спросил сержант.

В голосе послышались душевные нотки. И сама интонация уважительная.

– Не боишься? – вопросом на вопрос ответил Родион.

– А чего мне бояться?

– Ничего, а кого... Ты меня из-под этих пернатых вытащил. А Калугин не велел, да?

– Не велел, – голос пупкаря дрогнул. – А чего он людей в грязь втаптывает?

– Он и тебя втоптать может.

– Само большее – уволит. А мне тут все уже обрыдло...

Молодой парнишка. Года двадцать два от силы. В этом возрасте особо остро воспринимается любого рода несправедливость. Потому и заступился он за Родиона, поэтому и вытащил из дерьма. Значит, не такая уж это гнойная зона. Еще не поздно ставить припарки.

– Если уволит – не беда, – решил Родион. – Я тебе протекцию составлю. В Москве будешь работать, в престижной конторе. Тысячу долларов в месяц будешь получать...

– И меня тогда сразу оформляй, – послышался голос от двери.

В коридоре стоял второй пупкарь. Ушами прапорщик был в карцере, а глазами предупреждал появление начальства.

– Калугин мне жизни не даст...

– Есть хорошее место. Охранное агентство. Работа непыльная, и та же штука баксов...

Родион не мог знать точно, спонтанно подписались за него пупкари или корысти ради. Но, по-любому, он зависел от них. И дальше нуждался в их помощи. Поэтому готов был на многое, чтобы оставить их на своей стороне. А возможности у него для этого немалые.

– Не врешь?

– Не вру.

Родион умел говорить так, чтобы ему верили без всяких клятв. И пупкари ему поверили.

– А если не хотите ехать в Москву, можете здесь остаться – на своих местах. Я вам по двадцать пять штук баксов отстегну. Только помогите...

– А мы разве тебе не помогли? – продолжая «сканировать» пространство коридора, спросил прапор.

– По сорок штук... Но с условием. Мне нужен сотовый телефон. Прямо сейчас. И время...

Восемьдесят штук баксов – неслабые бабки. Но честь дороже. А эти люди вытащили его из-под петушиного пресса. И, возможно, будут помогать дальше. Так что они достойны и больших денег. Но как их добыть, эти деньги? У Родиона был план. Для его осуществления нужна прямая связь с волей.

– Будет тебе телефон, – после недолгого раздумья кивнул прапор. – Прямо сейчас...

Теперь Родион ясно видел свет в конце могильного тоннеля.

У Полыханова была привычка. Когда он волновался, зубы тянулись к пальцам правой руки. При очень сильном волнении он грыз ноготь большого пальца, при слабом – доставалось мизинцу. Это смешно, когда такой крутой мэн, как начальник колонии, слюнявит пальцы. Поэтому в присутствии Грибка он сдерживался. Но было видно, что средний палец просится на клык.

О дурной привычке хозяина знали немногие. Грибок в их числе. Поэтому сейчас он мог определить, насколько сильно волнуется Полыханов. Средний палец – нервозность средней степени тяжести. А причины для этого есть. Грибок уже знал о неприятностях с законником.

– Значит, не продырявили бродягу, – сумрачно изрек он. – Что у вас там не срослось?

– Я же говорю, инспектора его отбили.

– Непорядок.

– Да нет, как раз-то здесь порядок и присутствует. Инспектора обязаны были отреагировать на беспорядок в камере изолятора. И они отреагировали...

Средний палец устремился к зубам. Полковник превозмог себя в самый последний момент. Палец сошел с траектории, ткнулся в нос. Лучше бы в глаз. Да так, чтобы со всей силы...

– А вы как на беспорядок отреагировали? – с едва уловимым пренебрежением к собеседнику спросил Грибок.

– Космачева перевели в карцер.

– В воду?

– На хлеб и воду. А в камере сухо. Все строго по инструкции.

– Что, на уставняк пробивает?..

– При чем здесь это? – растерянно пожал плечами Полыханов. – Просто сложилась ситуация, когда нужно вести себя предельно осторожно. По большому счету, дежурная смена изолятора проштрафилась. Но наказать инспекторов мы не можем.

– Почему?

– Комендант изолятора за них заступился.

– А кто он такой?

– Комендант. Должностное лицо!

– А вы начальник колонии. Хозяин! А какие-то хмыри забили на вас с прибором. Да я бы уже три часа чморил их...

– Легко сказать... Тут дело такое, нельзя мне сейчас противопоставлять себя закону. Комендант телегу может в Москву накатать. Так, мол, и так, начальник колонии склоняет к нарушению законности. А ведь напишет...

– Фуфло какое-то!

– Да нет, не фуфло... Я с Калугиным разговаривал. Ситуация достаточно сложная. Судя по всему, Космачев вступил в сговор с инспекторами. Склонил их на свою сторону...

– Ну, так в чем же проблема? Гнать этих баранов в три шеи, и все дела.

– Не за что их гнать. Преступный сговор не докажешь. А про пресс-камеру могут наверху узнать...

– По шапке получить боитесь?

– А кто не боится? – увильнул от прямого ответа Полыханов.

– Космач не просто вор в законе. У него свой бизнес конкретный. Бабок немерено. Без базара, забашлял он пупкарям. Потому те за него и подписались... А может, и вам он забашлял? Теперь и вы за него мазу тянете. Откуда я знаю, что это не так?

– Не много ли ты на себя берешь, Грибков? – нахмурился полковник.

За живое задел его Грибок. Языком, как гинекологическим скальпелем, по правде-матке полоснул – без наркоза. Или без правды обидел. А может, что-то другое. Но в любом случае хозяин обиделся. И пора сбавлять обороты.

– Не надо меня на вшивость проверять, Грибков, не надо...

Начальник тоже не хотел обострять ситуацию.

– Я так понял, что Космача сгноить не получилось? – не спрашивая, а утверждая, сказал Грибок.

– Пока не получилось.

– Крепкий орешек этот Космач. А расколоть его надо...

– Вот ты этим и займись.

– А вы? Вы что, умываете руки?

– Ты же сам только что сказал, что у Космача денег немерено. И связи у него есть наверху. И на волю есть выход...

– Пупкари помогли?

– Не исключено...

– Оскандалиться боитесь?

– Не боюсь, а опасаюсь.

– Как будто это не одно и то же... Космач копытом забил, и вас всех уже затрусило. А если меня на правду пробьет?

– На какую правду? – удивился полковник.

Взгляд его потемнел, налился угрозой. Грибку стало не по себе.

– Ну, – замялся он. – Мы же как бы вместе...

– Вместе, – кивнул хозяин. – Но как бы... Ты богатых зэков стрижешь, не я. И левый стройматериал через тебя идет. И трудяг ты в черном теле держишь, не я... Хотя, конечно, насолить ты мне можешь... Но сам понимаешь, это не в твоих интересах...

– Ваша правда, начальник. Не в моих это интересах, – угодливо закивал Грибок.

Неосторожным словом он мог потерять расположение хозяина. И если это случилось, он должен вернуть все на место. Иначе плакала его хорошая жизнь. Сам в черном теле окажется. Самого в петушиную хату швырнут. И прокола в этот раз хозяин не допустит. Вернее, допустит, но только в пределах одного отдельно взятого места...

– Понимаешь, что без меня ты никто, – самодовольно усмехнулся Полыханов. – И мне без тебя не очень... Короче, давай не будем мутить воду. Она и без того мутная. Руки я не умываю – по-прежнему нахожусь в игре. Просто перевожу стрелки на тебя. Отдаю Космача тебе. Ты с ним сам разберись.

– Как?

– Говоришь, Никитин погиб из-за несоблюдения мер безопасности? – хитро сощурился полковник.

– Ну да, – буркнул Грибок.

– А как ты думаешь, Космачев инструктаж по технике безопасности проходил?

– Нет.

– Я тоже так думаю...

– Понял, о чем вы думаете, гражданин начальник...

– Ты в бытовке порядок навел? – с официальной сухостью спросил Полыханов.

– Не успел...

– А ты успевай. В колонии должен быть уставной порядок. Во всем и везде. И ты его мне обеспечишь... Действуй, Грибков. Давай шевели булками...

От хозяина Грибок уходил в раздвоенных чувствах. С одной стороны, Космач внушал ему чуть ли не суеверный ужас. А с другой, он его не очень-то и боялся. А в мыслях так во весь рост давил его и мочил как таракана. Да и реально он мог завалить Космача без проблем. Проблема в другом. Поддержит ли Грибка братва? Сложный вопрос без однозначного ответа. Слишком круто поставил себя вор. Личные заслуги плюс мощная поддержка с воли. Даже хозяин не отважится испить этот термоядерный коктейль. Чего уж тогда о других говорить?