Ослепленная яростью, Джордана сразу отреагировала на пощечину. Боль, однако, была настолько резкой и неожиданной, что у нее зашумело в голове, а на глазах выступили слезы. Она широко раскрыла глаза и встретилась с холодным, полным ненависти взглядом матери.

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне! — приказала та дрожащим голосом.

— Ну уж нет! Я слишком долго молчала Мне было двенадцать лет, когда я наконец поняла, что все твои так называемые друзья являются, по сути, твоими любовниками. Я знаю, конечно, что об этом говорить не пристало, поскольку это главный семейный секрет — так сказать, скелет шкафу, который имеется у всякой приличной семьи. Но мы — Кит, отец и я, Тесса, слуги, возможно даже, что и все наши друзья, — были об этом осведомлены.

Я не могу понять одного — почему ты относилась к отцу подобным образом. А главное — отчего он позволил тебе так его унижать?!

— У каждого явления, Джордана, всегда есть две стороны.

Черноволосая женщина стала постепенно обретать былую сдержанность. Ее лицо снова превратилось в гладкую, не выдававшую ни чувств, ни мыслей маску. Правда, на виске у нее чуть дрожала маленькая голубая жилка.

— Вносите же кофе, Тесса, — приказала Оливия застывшей в дверях служанке. — И не делайте круглые глаза. Можно подумать, что вам прежде не доводилось видеть наших маленьких семейных сцен…

— Слушаю, мадам.

Затянутая в форменное платье горничная внесла в гостиную поднос и прошла вперед с такой осторожностью, словно ступала по битому стеклу. Установив кофейник и чашки на полированной — с золотом — поверхности кофейного столика, она замерла рядом чуть ли не по стойке «смирно».

— Что-нибудь еще, мадам?

— Ничего.

Махнув унизанной кольцами рукой, Оливия отпустила горничную и принялась сама разливать кофе После этого она уселась на вышитый дамасский пуфик и внимательно посмотрела на дочь.

— Вот было бы чудо, если бы ты попыталась взглянуть на положение в семье моими глазами, Джордана!

— Ты так долго изображала из себя мученицу, Ливви, что под конец и сама поверила в собственные фантазии.

— Ты не понимаешь, что значит одиночество, — грустно сказала Оливия, протягивая дочери хрупкую кофейную чашку и блюдечко, украшенное изысканным розовым орнаментом. — Хорошо, хоть Кристофер понимает…

— Он всегда был твоим любимчиком, — констатировала Джордана, впрочем, без малейшей ревности. — Сколько я помню, ты вечно над ним тряслась — кстати, не без пользы для себя. Ты использовала мальчика, чтобы усилить свое влияние на отца: ты ведь знала, как ему хотелось иметь сына, и все время настраивала Кита против него. Всякий отец мечтает научить своего наследника тому, что умеет сам, рассказать ему о том, как он понимает жизнь, привить ему уважение к семейному бизнесу. А для нашего отца самое главное на свете — охота.

— Зато ты, Джордана, все время только этим и занималась. Уж не пыталась ли ты сыграть роль любящего сына? — осведомилась Оливия сладким до приторности голосом.

— Нет! — Девушка резким движением поставила на столик чашку и блюдце. Она никак не ожидала, что слова матери так больно заденут ее. — Я не пытаюсь заменить ему сына! Я женщина и выгляжу как женщина! Я поступаю, как поступают женщины, у меня женский склад ума…

Из-за того, что мне нравятся охота и спорт, нельзя еще делать вывод, что мне недостает женственности. Повторяю, я не замена сына, я просто друг своего отца. Один из тех немногих, что у него еще остались… И этим он тоже обязан тебе! Слишком часто ты обмалывала его с близкими ему людьми на глазах у всех.

Джордана резко поднялась и двинулась прочь из комнаты.

— Куда это ты направляешься? — нахмурилась мать.

— К себе в комнату, — ответила девушка, не оборачиваясь. — В этой становится нечем дышать!

— Ты так ничего и не поняла, Джордана, — прозвучало ей вслед. — Я всегда оставалась в одиночестве…

4

Джордана намазала черной икрой крекер и сунула его в рот. Поставщик провизии внимательно наблюдал за тем, как она слизнула с пальца несколько отливавших перламутром серых зернышек.

— Ну как? Вкусно?

— Ммм… Очень.

— Может быть, хотите попробовать другой сорт? — осведомился поставщик заискивающим тоном.

— Ммм. Нет, благодарю вас. Икра превосходная.

Джордана прошлась по комнатам, где суетились нанятые на вечер официанты, подготавливая все необходимое. Из гостиной доносились оживленные голоса, один из которых, похоже, принадлежал ее брату.

— ..все наверняка пройдет удачно, — услышала она конец произнесенной им фразы.

— Надеюсь, — последовал ответ матери. — Но ты ведь знаешь, как мне всегда тебя не хватает! Очень жаль, что в этот раз ты не мог помочь…

— Уверен, что и без меня у тебя все получилось на высшем уровне.

— Честно говоря, не представляю, что из всего этого выйдет. Отец пригласил на вечер кое-кого из своих друзей, — тяжело вздохнула мать.

За этим наверняка должны были последовать язвительные комментарии, но Оливия сдержалась, заметив, что в комнату вошла Джордана.

— Простите, что помешала, как жаль, что мне приходится прерывать твои излияния, Ливви, — произнесла она с иронией, намекая на внезапно повисшую в комнате мертвую тишину. Ее продолговатые глаза со вспыхивавшими в них зелеными искорками скрестились с полыхнувшим огнем взглядом матери.

— Привет, Джордана, — Кристофер поспешил разредить атмосферу.

— Здравствуй, Кит, — взгляд Джорданы сразу потеплел. — Вчера я к тебе заходила.

— Майк говорил мне. Я пришел через полчаса после твоего ухода.

Высокий, стройный и изящный, Кит обладал густыми черными волосами своей матери От отца же он унаследовал темные проницательные глаза, окаймленные длинными, загибающимися кверху ресницами. Его точеное тонкое лицо поражало классическими, едва ли не идеальными чертами. Годы, правда, наложили на них отпечаток, лишив излишней мягкости и чувствительности и добавив известную долю цинизма. Как бы то ни было, он был чрезвычайно привлекательным мужчиной — Джордана, во всяком случае, не встречала никого красивее.

Внезапно ее внимание привлек шорох упаковочной бумаги. По коридору шествовала Тесса с пакетом в руках.

Из пакета выглядывал кусочек изумрудно-зеленого шелка.

— Ливви, неужели опять новое платье?! — В голосе Джорданы проступила привычная злая ирония: у ее матери имелся огромный шкаф, набитый платьями, причем большинство нарядов она надевала раз или два.

— Именно! Это платье сделано по эскизу Кристофера специально для сегодняшней вечеринки. — Оливия, как обычно, пропустила иронию мимо ушей. — Кстати, тебе тоже было бы неплохо пройти к себе и переодеться, Джордана.

— У меня еще полно времени, — пожала плечами дочь. — Я ведь не трачу на одевание столько времени, как ты!

Это была совершеннейшая правда — Джордана еще раз вгляделась в лицо матери, на котором благодаря заботам косметологов не было ни малейших следов прожитых лет.

Оливия уже приготовилась ответить дочери колкостью, но Кит успокаивающим жестом положил ладонь ей на плечо.

— Почему бы тебе не пойти к себе и не отдохнуть немного, мама? Ты должна выглядеть сегодня лучше всех!

Я прослежу, чтобы прислуга сделала все, как надо, — пообещал он. — У тебя был Длинный день, полный забот, и ты заслужила хотя бы несколько минут покоя.

— Ты прав, дорогой! — Во взгляде Оливии, обращенном к сыну, появилась несвойственная ей мягкость — Отличная мысль. Спасибо тебе за заботу.

Сжав зубы, Джордана молча наблюдала за тем, как мать, словно королева, выплыла из гостиной. Потом, взглянув на брата, она осуждающе покачала головой.

— Вечно ты ее защищаешь, будто она ребенок, которого надо оберегать от всяческих трудностей! Но почему?

Она ведь взрослая женщина — и к тому же с острыми зубами.

— Интересно, ты способна испытывать к кому-нибудь сострадание, Джордана?

— Сострадание? К ней?! — Девушка почувствовала, что сейчас взорвется, и поспешила взять себя в руки. — Ну почему мы с тобой вечно спорим и ругаемся? Разве нельзя поговорить спокойно?