Он отнес ее к камину и уложил на мохнатую шкуру.

Медвежий мех щекотал ее обнаженную кожу, но это было удивительно приятное ощущение. Следя за тем, как он раздевается, она думала, что на свете не существует более удобного ложа.

Он снимал одежду неторопливо, без лишней суеты, превращая тем самым ситуацию, в которой они оказались, во вполне естественную и даже обыденную. Когда же он подошел, чтобы лечь с ней рядом, кровь зашумела у нее в ушах, а в висках эхом стали отдаваться удары пульса.

Теперь ее обнаженное тело соприкасалось с его телом, а пальцы ощущали твердые мышцы его плеч, перекатывающиеся под кожей, словно каменные ядра. Его губы были прижаты к ее губам, Джордана чувствовала, как каждая клеточка ее тела отзывается на его ласку.

Желание, зародившееся в самой сокровенной глубине ее плоти, становилось невыносимым; из ее горла вырвался стон, но он не обращал внимания на молчаливые призывы помочь ей избавиться от этого сводившего с ума напряжения. Никто прежде не занимался с ней любовью с такой медлительностью — а этот Человек делал вид, что в их распоряжении целая вечность.

И тут Джордана поняла, что ему требовалось от нее нечто большее, нежели просто удовлетворение собственной страсти. Ему нужно было, чтобы она тоже целиком отдавала себя, всей душой участвовала в этом действе, и подобное требование эмоционального отклика было непривычным и пугающим. Прежде мужчины ничего такого от нее не хотели.

Но вот он опрокинул ее на спину и оказался сверху Джордана ожидала грубого вторжения, но вместо этого почувствовала, что воспаряет все выше и выше, пока мир не раскололся для нее на тысячу ярких сверкающих искр.

Когда любовная буря утихла, она не сразу пришла в себя, а, открыв глаза, с удивлением обнаружила, что он смотрит на нее с каким-то странным смущением. Шершавые пальцы коснулись щеки, отодвинули влажные, налипшие на лицо прядки растрепавшихся волос. Нагнувшись, он нежно поцеловал ее и негромко спросил:

— Когда ты последний раз занималась любовью ради удовольствия?

— Я… я… Я не знаю.

Ну разве она могла сказать: «Никогда»?

На лице незнакомца появилось мрачное выражение, и Джордана с удивлением взглянула на него: она не могла понять, отчего ее ответ так ему не понравился. Ей было ясно одно: никогда и ни с кем она не испытывала ничего подобного. Но ему вовсе не нужно было этого знать: большинство мужчин на его месте — стоило сказать им об этом — сразу же стали бы задирать нос.

Неожиданно в тишину кабинета вторглись громкий смех и голоса. Мужчина усмехнулся и отодвинулся от нее. Джордана сразу же ощутила прохладу — его тело больше не согревало ее. На его непроницаемом лице ничего невозможно было прочесть.

— Пожалуй, нам пора, — коротко заметил он и начал одеваться.

— Да, пора, — согласилась Джордана.

Она никак не могла преодолеть смущение и растерянность Приходилось признать, что человек этот относится к ней весьма и весьма странно. Эта мысль продолжала ее мучить, когда она влезала в черное платье и натягивала на плечи тонкие лямки. Застегнуть «молнию» на талии ей кое-как удалось, но верхний крючок опять не желал поддаваться.

— Застегните, пожалуйста, — попросила она.

Ее просьба была исполнена в полном молчании, и Джордана с удивлением взглянула на него через плечо.

Его пальцы делали свое дело, а глаза хранили при этом циничное и мрачное выражение.

— У тебя уже были неприятности с этим крючком сегодня вечером, правда? — В его голосе можно было безошибочно угадать насмешку.

Джордана не сразу вспомнила, что не так давно подобную услугу ей оказывал отец Незнакомец наверняка видел это, когда стоял у окна кабинета на крыше. Странно только, что ему это так не понравилось…

Внезапно в дверь кабинета постучали.

— Джордана? Ты там? — услышала она голос брата.

Крючок к тому времени был уже застегнут, и Джордана, на ходу торопливо приглаживая рукой волосы, поспешила к двери.

Кристофер со смущенной улыбкой стоял на пороге.

— А я тебя искал, заглянул, во все укромные уголки, — начал было он, но замолчал, заметив мужчину у нее за спиной.

— Извините, — прозвучал низкий хрипловатый голос, и Джордана автоматически повернулась на его звук.

Незнакомец находился достаточно далеко от нее, его бронзовое лицо было лишено какого-либо выражения и походило на маску. — Благодарю за приют, тишину… и виски. — Он несколько театральным жестом отсалютовал ей стаканом и, пройдя мимо брата и сестры, направился в гостиную.

— Кто это? — удивленно спросил Кристофер.

Только теперь Джордана поняла, что не знает даже имени этого человека. У нее вырвался короткий нервный смешок. Интересно, что сказал бы Кит, если бы она поведала ему, как несколько минут назад с полнейшим самозабвением отдалась совершенно незнакомому человеку? А ведь она только несколько часов назад уверяла брата, что мужчины перестали ее интересовать.

Тем не менее Джордана чувствовала, что человек этот оставит — пусть и мимолетный — след в ее жизни. Самое поразительное, ее ощущения в момент близости с ним оказались именно такими, как их описывал в разговоре с ней Кристофер. Ей очень хотелось сообщить брату, что он в своих рассуждениях о любви был прав, но их отношения были не настолько доверительными, чтобы она отважилась заговорить с ним на подобную тему.

— Это один гость отца, — сказала наконец Джордана. — Мы с ним поболтали немного, но до представлений дело так и не дошло.

— Отец сказал мне, что ты скорее всего уединилась здесь.

— Я тут пыталась… хм… расслабиться, — заявила она на случай, если ее слегка встрепанный вид возбудил в брате подозрения — Мне стало не по себе в этой толкотне…

Кристофер пытливо вглядывался в лицо сестры.

— Ты действительно выглядишь отдохнувшей… и даже посвежевшей, особенно если учесть, в каком состоянии ты находилась в начале вечера, — сообщил он, продолжая пристально ее разглядывать Джордане стало неуютно под его взглядом — она и без того чувствовала себя растерянной после недавно пережитого.

— Боюсь, мне придется присоединиться к гостям, чтобы меня не сочли невоспитанной, — сказала она, притворно поморщившись, но брат не спешил посторониться, чтобы ее пропустить.

В его глазах заблестел насмешливый огонек.

— В таком случае тебе следовало бы обуться.

От этих слов краска бросилась ей в лицо, но она пересилила смущение и рассмеялась.

— Жаль, что нельзя появиться в гостиной босиком…

Бриг поставил свой стакан на первый попавшийся ему в гостиной столик. Кровь его кипела, он страшно злился на себя. То, что началось с обыкновенного поцелуя, превратилось во вспышку бесконтрольной страсти, а он привык держать свои эмоции под контролем. И дело было не только в том, что он получил удовольствие, удовлетворяя свою потребность. У него не проходило ощущение, что он продолжает сжимать ее в объятиях. Черт, какой же удивительной женщиной она оказалась! Когда возведенная ею стена, отгораживавшая ее от мира, рухнула, он был поражен, хотя сам же сделал все, что было в его силах, дабы сокрушить этот невидимый барьер.

Кто-то нечаянно толкнул его в плечо, возвращая к реальности, и Бриг рассеянно оглядел комнату, набитую людьми. В дальнем ее конце он заметил Флетчера Смита и сразу же отвернулся, обругав себя последними словами.

Его переполняло отвращение к самому себе. Ведь еще совсем недавно он с презрением наблюдал за шашнями Макса с Оливией Смит. Он осуждал своего кузена, который явно готовился не только отобрать у своего знакомого деньги, но и увести у него жену. И только что он сам совершил подобный поступок…

Бриг решительно направился к кузену.

— Я ухожу, — коротко сообщил он Максу.

— Так скоро? — нахмурился Макс.

— Скажи Смиту, что я с ним свяжусь завтра.

— А почему ты сам ему об этом не скажешь? Во-о-он он стоит!

Но Бриг ничего не ответил: он уже был на полпути к двери. В эту минуту он терпеть себя не мог — не только за то, что совершил дурное дело, но и за удовольствие, которое получил, совершая его.