В сером послепраздничном зловонии я почувствовал, что разделяю с отцом это воспоминание: человек в белом смокинге. Если мне удастся разбудить его, подумал я, можно будет позвать Младшего Джонса, чтобы напугать этого новоявленного пьяницу и выпроводить восвояси, — но мне было неудобно отрывать Младшего от Ронды Рей.

— Эй, вставай, — прошипел я мужчине в белом смокинге.

— Отвяжись! — крикнул он во сне. — Ик! Шлюха!

— Успокойся, — яростно прошептал я ему.

— Ик? — сказал он. Я обхватил его вокруг груди и сдавил. — Фу! — сказал он. — Господи спаси.

— С тобой все в порядке, — сказал я ему. — Но тебе надо идти.

Он открыл глаза и сел на диванчике.

— Юный головорез, — сказал он. — Ты куда меня затащил?

— Ты проходил мимо, по улице, — сказал я. — Я принес тебя сюда, чтобы ты не замерз. А теперь тебе пора уходить.

— Мне надо принять ванну, — сказал он с достоинством.

— Уходи отсюда, — сказал я. — Ты можешь идти?

— Конечно, я могу идти, — сказал он и направился к черному ходу, но остановился на пороге. — Там темно, — сказал он. — Ты заманил меня в ловушку, — сказал он. — Сколько их там, снаружи?

Я подвел его к парадной двери фойе и включил наружный свет. Боюсь, именно этот свет и разбудил отца.

— До свиданья, — сказал я мужчине в белом смокинге. — С Новым годом.

— Это Элиот-парк! — возмущенно воскликнул он.

— Да, — сказал я.

— Так значит, я в этом чудном отеле, — заключил он. — Раз уж это отель, я хочу снять комнату на ночь.

Я решил, что лучше не говорить ему, что у него при себе нет денег, поэтому вместо этого я сказал:

— Мы заполнены. У нас нет свободных номеров.

Человек в белом смокинге оглядел пустынное фойе, вытаращил глаза на пустые ячейки для писем и на брошенный чемодан с зимней одеждой Младшего Джонса, который стоял у подножия грязной лестницы.

— Вы заполнены? — спросил он, как будто до него впервые дошла некая истина общего плана. — Ну, даешь, — сказал он. — Не зря я слышал, что это заведение прогорает.

Это было то, чего я меньше всего хотел услышать. Я снова подтолкнул его к двери, но он наклонился, подобрал почтовый конверт и вручил его мне; в наших спешных приготовлениях к Новому году никто за весь день не догадался подойти к почтовой щели, никто так и не проверил почту.

Мужчина на несколько шагов отошел от двери, потом вернулся.

— Я хочу вызвать такси, — сообщил он. — Вокруг так много насилия в наши дни, — сказал он, и это снова была истина общего плана; он не мог иметь в виду Элиот-парк, по крайней мере теперь, с уходом Дорис Уэльс.

— У вас не хватит денег на такси, — сказал я.

— Да? — сказал мужчина в белом смокинге. Он сел на ступеньки в холодном туманном воздухе. — Мне нужна минутка, — сказал он.

— Зачем? — поинтересовался я у него.

— Надо вспомнить, куда я шел — сказал он.

— Домой? — предположил я, но мужчина только махнул рукой у себя над головой.

Он думал. Я начал просматривать почту. Как обычно, куча счетов, и, как обычно, ни один незнакомец не хочет забронировать у нас номер. Одно письмо отличалось от других. На нем были определенно иностранные штемпели; Цsterreich — вот что говорили эти штемпели. Письмо пришло из Вены и было адресовано моему отцу самым любопытным образом:

Вину Берри Выпускнику Гарварда Выпуск 194? США

Письму потребовалось изрядное время, чтобы добраться до отца, но среди почтовых работников нашелся кто-то, кто знал, где находится Гарвард. Позже мой отец говаривал, что получение этого письма было самым конкретным результатом, который он когда-либо получил от поступления в Гарвард; если бы он пошел в какое-нибудь менее известное учебное заведение, письмо никогда бы не было доставлено.

— Самый повод пожалеть, что он не пошел в менее известное учебное заведение, — говорила позже Фрэнни.

Но, конечно, сеть выпускников Гарварда обширна и эффективна. Фамилии отца и «Выпуска 194?» было достаточно, чтобы определить правильный год выпуска (1946) и правильный адрес.

— Что тут происходит? — услышал я отцовский голос.

Он вышел из их с матерью спальни на втором этаже и стоял на лестничной площадке, перегнувшись над перилами.

— Ничего! — крикнул я, пихая ногой пьяного, сидящего на ступеньках передо мной, потому что он опять начал засыпать.

— Зачем вы включили наружный свет? — крикнул отец в пролет.

— Пошел! — сказал я человеку в белом смокинге.

— Рад был с тобой встретиться! — сердечно сказал мужчина. — Я сейчас побреду дальше.

— Хорошо, хорошо, — сказал я.

Но мужчина достиг только нижней ступеньки, и тут его опять охватило желание подумать.

— С кем ты там разговариваешь? — поинтересовался отец.

— Ни с кем. Просто пьяный, — ответил я.

— Господи Иисусе! — сказал отец. — Пьяный — это уже нельзя назвать «ни с кем».

— Я управлюсь, — ответил я.

— Подожди, я сейчас оденусь, — сказал отец. — Господи Иисусе!

— Уходи! — закричал я человеку в белом смокинге.

— До свиданья! До свиданья! — крикнул мне мужчина, весело махая рукой с нижних ступенек крыльца отеля «Нью-Гэмпшир». — Я чудесно провел время!

Письмо, конечно, было от Фрейда. Я это знал и хотел сначала посмотреть, что в нем, а уж потом показывать отцу. Я хотел обсудить это письмо с Фрэнни и даже с матерью, прежде чем дать его отцу. Но времени не было. Письмо было коротким и без лишних рассуждений.

ЕСЛИ ТЫ ПОЛУЧИЛ ЭТО ПИСЬМО, ЗНАЧИТ, ТЫ ПОСТУПИЛ В ГАРВАРД, КАК И ОБЕЩАЛ МНЕ 18. ТЫ ХОРОШИЙ МАЛЬЧИК.

— Доброй ночи! Да благословит вас Господь! — крикнул мужчина в белом смокинге.

Но он не вышел за границы света, и там, где начиналась тьма Элиот-парка, он остановился и махнул рукой.

Я выключил свет, чтобы отец, если подойдет, не увидел призрака в парадном костюме.

— Мне ничего не видно, — взвыл пьяный, и я снова включил свет.

— Убирайся отсюда, а то я вытряхну из тебя все потроха! — заорал я ему.

— Так такие дела не улаживаются, — услышал я крик отца.

— Доброй ночи! Да благословит вас всех Господь! — крикнул мужчина.

Он все еще находился в освещенном круге, когда я выключил свет. Так, в полутьме, я закончил читать письмо Фрейда.

Я НАКОНЕЦ-ТО ДОСТАЛ УМНОГО МЕДВЕДЯ 19. ЭТО СОВСЕМ ДРУГОЕ ДЕЛО. У МЕНЯ БЫЛ ХОРОШИЙ ОТЕЛЬ, НО Я СТАЛ СТАР. ОН ЕЩЕ МОЖЕТ СТАТЬ ОТЛИЧНЫМ ОТЕЛЕМ 20, ЕСЛИ ТЫ С МЭРИ ПРИЕДЕШЬ УПРАВЛЯТЬ ИМ. У МЕНЯ ЕСТЬ УМНЫЙ МЕДВЕДЬ, НО МНЕ ТАК НЕ ХВАТАЕТ УМНОГО ГАРВАРДСКОГО МАЛЬЧИКА, ТАКОГО КАК ТЫ!

Отец ворвался в убогое фойе отеля «Нью-Гэмпшир»; в своих тапочках он наткнулся на бутылку из-под пива и пнул ее, его халат начал трепыхаться на сквозняке от открытой двери.

— Он ушел, — сказал я отцу. — Просто какой-то пьяный.

Но отец включил наружный свет, и там, на границе освещенного круга, стоял и махал нам человек в белом смокинге.

— До свиданья! До свиданья! — жизнерадостно кричал он. — Удачи! До свиданья!

Эффект был потрясающий: мужчина в белом смокинге сделал шаг из круга света и исчез, исчез, как будто бы ушел в море, и мой отец ринулся за ним в темноту.

— Эй! — что есть силы кричал отец. — Вернись! Эй?

— До свиданья! Удачи! До свиданья! — раздался голос человека в белом смокинге.

А мой отец стоял на ветру в одних тапочках и халате и смотрел в темноту, пока не замерз; потом он позволил мне затащить его в дом.

Как и всякий рассказчик, я имею право закончить свой рассказ, и я мог бы это сделать. Но я не уничтожил письмо Фрейда; я отдал его отцу, когда образ человека в белом смокинге все еще стоял у него перед глазами. Я отдал письмо Фрейда — как всякий рассказчик, зная (более или менее), куда это нас всех приведет.

ГЛАВА 7. Грустец нападает снова

вернуться

18

писал Фрейд

вернуться

19

писал Фрейд

вернуться

20

писал Фрейд