Но быстро отделаться мне не удалось, она забросала меня уточняющими вопросами, а я обливался потом, боясь, что она догадается, что я испытывал к Жульет не только профессиональный интерес. Наконец она неуверенно сказала, что всё замечательно, и вдруг вскричала:

– Ой, я же на самом деле так рано позвонила не поэтому! То есть не только поэтому. Меня заставила мама! Она хочет, чтобы ты пришёл в её клуб любителей поэзии, на их ежегодные тринадцатиснежные литературные чтения. У них слушателей не хватает.

Разумеется, в иное время последняя фраза меня бы насторожила. Но с утра я был наивен, доверчив и слишком рад тому, что мы свернули с темы призрака.

– Да, конечно. А когда?

– Сегодня в три. Скажи Жерарчику, что я очень прошу, и он тебя отпустит.

– Договорились. – Попрощавшись, я повесил трубку.

Честно говоря, день, когда я рискну назвать своего прямого начальника, комиссара полиции, Жерарчиком, будет последним в моей служебной карьере. Но, чувствуя некую вину перед Эльвирой за вчерашнее, мне оставалось лишь постараться максимально реабилитироваться.

Если для этого нужно сходить на какие-то там литературные чтения, то это нетрудно. Мадам Фурье будет довольна, а этим я заработаю очки у самой Эльвиры.

Если бы я мог знать, что всё обернётся прямо наоборот. Но не буду забегать вперёд, расскажу по порядку.

На работу я пришёл раньше, чем обычно. Всё равно не нашёл, чем заняться в номере. Станиславской в камере уже не было, Чмунк с Флевретти должны были вчера дождаться конвойных из окружного центра и сдать её с рук на руки. Думаю, всё пошло по плану, потому что экстренных звонков на мой телефон не поступало.

В полицейском участке я оказался первым, даже капрал ещё не пришёл, видимо, наш герой отсыпался после вчерашних трудов. Записей на автоответчике не было, неотвеченных звонков тоже. Нужно подготовиться к отчёту перед шефом по вчерашнему делу. Хотя все бумаги я заполнил ещё ночью, но устного доклада это не отменяло.

Новых дел пока не предвиделось, и хорошо бы так оставалось до конца праздников. Я начинал чувствовать чисто профессиональное удовлетворение от того, что, кажется, старый год заканчивается без хвостов. Но тьфу-тьфу-тьфу! В этом городке никогда не знаешь, что может свалиться тебе на голову в следующую минуту.

Я прочитал вчерашний отчёт, внёс несколько дополнений и исправлений. Не фактических, конечно, честность в нашем деле приоритетна, а стилистических.

Уже почти закончил редакцию, когда пришёл Чунгачмунк, как всегда аккуратный и собранный. И ни одна чёрточка его лица не выдавала, что он мало спал. Индейцы они к такому привычны.

– Привет. Как вчера всё прошло, без эксцессов? – Меня ещё немного волновал тот момент, что с призраком всё держится на добровольных началах.

Хотелось верить, что в Станиславской проснулось устойчивое законопослушание, обычно присущее всем призракам. И её добровольная сдача не временная блажь эксцентричной дамы.

– Хук, Блестящая Бляха. Да, всё прошло, как запланировали вы со Скользким Братом. Он умеет хорошо врать незамужним скво. Теперь я буду звать его Змеиный Язык.

Я покосился на Чмунка. Вождь не смотрел мне в глаза. Ну вот, опять честный индеец осуждает меня за нечестную по его понятиям игру. Он считает, что полицейские должны быть оплотом морали, подавая пример всем гражданам. Но ведь без определённой доли хитрости с преступниками просто нельзя.

– Не было у нас другого выхода. Скользкий Брат выиграл эту битву, – постарался твёрдо сказать я, однако уже сам не мог при этом смотреть в глаза напарнику. – Преступник должен сидеть в тюрьме. Не помню, кто это сказал. Но это так.

– Он обманул бедную скво-убийцу.

– Я думаю, что не всё так просто. Пусть они сами разбираются, – слегка покраснел я, заканчивая вносить правки в свой отчёт. – Напиши вот здесь, во сколько и кому вы передали мадам Станиславскую, и поставь подпись.

Пока Чмунк был занят делом, пришёл Флевретти. И это был совсем другой капрал Флевретти, которого я ещё не знал. Куда пропала всегдашняя сутулость? Хитрый заискивающий взгляд? Где его вечная щербатая кривая улыбочка, которой он пугал детей? Куда исчез его потёртый мундир с пятнами от томатного сока и вечно не хватающими двумя нижними пуговицами, больше похожий на клоунский пиджак? И его знаменитые, до щиколотки укороченные брюки, из-под которых выглядывали цветные полосатые носки, какие обычно носят ведьмы. Мы подозревали, что достались они от бывшей девушки, но это не факт.

Сейчас перед нами стоял полный достоинства, высокий и опрятный чёрт с расправленными плечами, горделивым взглядом и задранным вверх длинным носом.

– Так у тебя есть другой мундир? Ты же всегда говорил, что он у тебя один и даже постирать некогда.

– Неохота было искать, – небрежно передёрнул плечами капрал, вешая куртку. – Он слишком далеко лежал, на дне сундука, я его лет десять не видел. А вот сегодня решил достать, и оказалось, что костюмчик ещё вполне ничего себе. Правда, пришлось поискать по соседям утюг и прогладить стрелки. Ну что, много ли было звонков от журналистов?

Ого, похоже, пошла вторая серия профессионального зазнайства. Наш тихий Флевретти опять возгордился и возомнил себя великим героем.

– Что вы так смотрите? У нас вести быстро расходятся. Кстати, сержант, Эльвира не звонила?

– Нет, ещё рано, – соврал я.

– Когда позвонит, передай трубку мне, пожалуй, я дам ей эксклюзивное интервью, – великодушно решил он.

Я сдержанно покивал. Когда под потолок снова взвился вой Уфира, мы услышали шаги шефа. У него был слегка опухший и заспанный вид. Разумеется, вчера он позволил себе неслабые возлияния с мэром, но нам в конце концов удалось с ним связаться и рассказать об аресте Станиславской.

Шеф рассеянно ответил на наши приветствия. Флевретти вместо пожелания доброго утра одарил начальство слегка презрительным взглядом, конечно, теперь у шефа был самый грязный мундир. Базиликус это заметил и с недовольным фырканьем скрылся в своём кабинете.

Я взял готовый отчёт и зашёл к нему, прикрыв за собой дверь.

– Что это сегодня творится с капралом? – спросил он, кряхтя снимая пальто. – А-а, кажется, понял. Это же он вроде поймал призрака. Ну что, вам удалось довести дело до конца?

– Да, она осталась тверда в своём решении понести наказание. Но и Флевретти действительно помог. У него талант уговаривать женщин. Так что, с моей точки зрения, поощрение он заслужил честно.

– Посмотрим, – скептически усмехнулся шеф, занятый какими-то своими мыслями.

Седьмым чувством я понял, что поощрения не будет. Скорее зазнавшийся капрал получит урок скромности и смирения.

– Да, и ещё, комиссар. Можно, если, конечно, ничего не произойдёт, мне сегодня уйти после обеда? Мама Эльвиры, мадам Фурье, пригласила меня на литературные чтения в клуб любителей поэзии, куда она ходит.

Может, мне померещилось, но вроде бы шеф уставился на меня квадратными глазами, как на сумасшедшего. А ещё мне казалось, что так смотрят на того, кто скоро умрёт.

– Что ж… желаю удачи, – пробормотал он.

– Что это значит?

– Что значит?

– Ваш взгляд.

– Ничего.

– Ничего?

– Совершенно ничего. Идите уже, не задерживайте меня, сержант.

Я не стал настаивать, но вышел в глубокой задумчивости.

До обеда действительно ничего серьёзного не произошло. Если не считать пары-тройки выступлений Флевретти. Он не постеснялся разослать по Интернету письма всем ведущим газетам страны с одним и тем же вопросом: «А вы слышали о новом подвиге этого скромного капрала Фурфура Флевретти из Мокрых Псов?»

Потом при мне дважды звонил Эльвире, ненавязчиво намекая на возможность эксклюзивного интервью, если, конечно, она поторопится, потому что к нему вот-вот должна прибыть толпа корреспондентов из самого Парижска. Он даже попробовал начать набирать текст сценария нового фильма «Флевретти – гордость полиции, кошмар преступности», но застрял в начале первого предложения…