Когда разбирала тему спряжения глаголов, дверь открылась.

– Ну, пап! Ты входишь в светлицу юной незамужней девицы. Почему ты не стучишься?

В отместку меня треплют за волосы.

– Незамужняя девица, если что, может закрыться. У тебя на двери защёлка есть, – смеётся, – Не закрыто, значит, можно заходить. Держи!

На страницы открытого учебника падают три сотенные купюры.

– На мороженое, которое ты так любишь. Ты на него честно зарабатываешь, – и по головке меня ещё погладили. Приятно.

– А теперь пошли! Ты почти два часа без перерыва сидишь. Я тебе что говорил?

Бросаю взгляд на часы над столом. Да, ещё пять минут и два полных часа. И ведь чувствую, что ещё могу, я сильна. Но ведь не будешь спорить с отцом, тем более, если он заставляет тебя не работать, а отдыхать. И кое за чем мне в ванную надо.

– А у тебя какая зарплата, пап? – не нашла этих сведений у Даны. Так что спрашиваю у первоисточника, как только выхожу из светлого кафельного помещения.

– Базовая пять тысяч плюс премиальные, но они колеблются. В среднем доходит до десяти.

Ум-гу… приличная тачка стоит пятнадцать-двадцать, папина, на глазок, тысяч на двадцать пять тянет. А неплохо!

– Так что твои карманные деньги меня не разорят, – подмигивает мне папахен.

– Ты выдаёшь этой рыжей оторве карманные деньги? – строго спрашивает Эльвира, подпуская в голос прокурорские нотки.

– Не грабежом же ей заниматься, – мгновенно находит оправдание папахен, – А она ведь может.

– Мамочка, ты представляешь, всего триста рублей, – гляжу на неё жалобно-жалобно.

– Всего триста рублей?! – Эльвира на полном скаку, и не снижая скорости, разворачивается на сто восемьдесят градусов.

– Могу и больше, – папахен такой покладистый, иногда и с виду, – Но тогда придётся твой бюджет урезать.

– Мой бюджет священен! – в голосе холодная сталь королевской шпаги.

Это я их научила плохому. Постоянно подначивать друг друга. Моё обращение «мамочка» оттуда же. Поначалу оно носило откровенно насмешливый характер, Эльвира слегка дёргалась, потом привыкла. Мстила мне зеркально, обзывая «доченькой». Всё это очень смешно, ведь она старше меня всего на восемь лет. С половиной, если точно. Недолго она переводчиком проработала, попалась папахену на глаза, он её быстренько к рукам и прибрал.

После перерыва берусь за математику, но её надолго не хватает. Неполный час, и я уже не знаю, к чему придраться и где найти у себя дыру в знаниях. С точными науками, что для девушки не обычно, у меня складываются очень тёплые отношения.

После перерыва и часового рандеву с учебником химии дело подходит к ужину.

– Ну, и как успехи в святом деле подготовки к контрольным? – благодушничает папахен, вкушая блинчики с мясом.

– С математикой всё, с химией всё, а вот русский язык практически бесконечен. Сколько ни учи, меньше не становится.

– Может тебе помочь? – Эльвира на свою голову проявляет заботливость.

– Вот и поможете, – я не медлю, подсекаю мгновенно, – Сразу после ужина. Без вас никак.

Они переглядываются, я ехидно улыбаюсь. В конце ужина, заняв стартовую позицию в дверях, заявляю:

– Учёба – самый тяжёлый труд. Вот папа сегодня отдыхает, ты, Эльвира вообще каждый день баклуши бьёшь. Одна я тружусь беспросветно каждый день без выходных с утра до вечера.

– Да как ты смеешь?! – ей и так приходится мыть посуду, а тут я, – На мне весь дом.

– Да ладно! Знаем мы, кто там на тебе. У папы ночами свой священный бюджет отрабатываешь… – и тут же срываюсь прочь.

– Ах, ты – мерзавка рыжая! – взвизгивает Эльвира и несётся за мной. Нас догоняют громовые раскаты папиного хохота. У меня случился неожиданный выброс игривого настроения. Я ж говорю, гормональный шторм.

Визги и крики меняют тональность, когда папахен вываливается из кухни. Эльвира проявляет какое-то по-женски коварное проворство и ловит меня. Я-то думала, что неуловима, пока бегаю вокруг дивана, а она вдруг как скакнёт!

И вот она, зажав меня на диване лицом в подушку, колотит о ту подушку моей головой, щиплет за разные места и шипит, как гусыня.

– Я тебе покажу бюджет! Я тебе покажу «отрабатываешь»!

– Па-па спа-си, у-би-ва-ют! – но папахен только хохочет. Но затем всё-таки решает вмешаться.

– Хватит ребёнка мучить! – и валится на Эльвиру, организуя кучу-малу. Эльвира взвизгивает и переключается на нового врага.

Совсем очумели! Эльвира-то не пушинка, а тут сразу оба на мне. Усиленно пыхтя, выбираюсь.

– Обалдели совсем. Как дети, чесслово…

– Дана, помогай! Прояви женскую солидарность!

– Это как? – я всерьёз озадачиваюсь, – Укусить тебя?

Папахен, обессилев от нового приступа смеха, сваливается с дивана. Торжествующая Эльвира тут же его седлает. Я отступаю к своей комнате, даю финальное пожелание:

– Только при мне свой бюджет не отрабатывай, – и быстро исчезаю за дверью, воспользовавшись защёлкой. В дверь бессильно ударяет возмущённый визг и папин хохот.

24 марта, вторник, школа.

Время – перемена после второго урока.

Неожиданно меня с неотлучной Юлькой в одном из холлов припирает группа рослых крепких парней. Старшеклассники. То ли девятый, то ли десятый класс. Юлька привычно прячется за меня, я инстинктивно быстро оглядываюсь по сторонам. Нас отжимают к окнам, в сторону от трассы, по которой обычно перемещаются стада школьников. А перчатки-то надеть не успею, если что.

– Молчанова Дана? – осведомляется самый крупный верзила.

Думаю, подтверждать или нет? А то вдруг сразу бить начнут.

– С какой целью интересуетесь? – понравилась мне эта где-то вычитанная фраза. Я много чего могу выдумать, только зачем отказываться от чужих находок.

– У нас это… как его… – детина почему-то начинает мяться и мямлить. Меня тут же отпускает. Фу-у-у, ты! Как я могла забыть?! Драка с девчонками для мальчишек в этом мире – гарантия падения репутации ниже уровня пола в подвале. Допустивших подобное дразнит и шпыняет даже мелкота.

Мы с Юлькой если не самые красивые, то всяко очень хорошенькие девочки. Я о внешности. И давно заметила, насколько неуверенно держится большинство парней при общении с красивыми особами. Отмечаю в памяти, это надо серьёзно обдумать, я вижу в этом направлении некие туманные, но привлекательные перспективы.

Тем временем верзилу отодвигает парень калибром чуть поменьше, зато, видимо, бойчее.

– Дело у нас к тебе, Дана, – начинает он, – Вернее, предложение.

– Излагайте, – милостиво разрешаю я.

– Это всё из-за Грибачёвой. Она всех достала, а сделать мы ничего не могли. Не могли же мы зайти в женский туалет, чтобы её остановить.

– Её любимое место для разборок, – подтверждает стоящий слева.

– Короче, мы у тебя как бы в долгу. Давай мы тебя из школы будем провожать. А то мало ли что.

Чешу репу, ещё одно выражение, которое мне понравилось. Я озадачена. Постоянный хвост за собой таскать мне не по нутру. Телохранители это не только безопасность, относительная, кстати. Это ещё и отсутствие всякой личной жизни. Я даже о девичьем потрещать с Юлькой не смогу, если они будут постоянно за нами таскаться.

– Пожалуй, это лишнее…

– Да мы в сторонке побудем, – заверяет парень, – но рядом.

– Дана, – трясёт меня за рукав Юля и шепчет в ухо, – до кафе и на выходе оттуда. Нормально.

– Да? Ну, ладно, – излагаю схему, парни переглядываются с облегчением, – Но ждать вас, если что, не станем. И вообще, это всё ерунда. Мне другая помощь нужна.

Излагаю.

– Грибачёва подала на меня жалобу за избиение. Меня сейчас по этому поводу полиция трясёт. Возможно, будет суд. Сделайте вот что…

Не, а что? Я что ли буду бегать за ранее пострадавшими от тяжёлой машкиной руки. Если хотят помочь, пусть помогают. Там немного надо, во-первых, наводку; во-вторых, согласие дать показания, желательно со справками моему адвокату.