Иерофант прищурил глаза, желтоватые от старости, как пергамент.

— Да-да, вижу, я был прав. Ты знаешь, верно? — О чем? — машинально переспросила Отрава и тут же спохватилась, что, не подумав, ляпнула как раз то, чего от нее больше всего ожидали.

Как и следовало догадаться, Иерофант ответил весьма уклончиво:

— Знаешь, только не хочешь себе в этом признаться. Ты пытаешься уловить в моих словах скрытый смысл. Угадал? Ха! Замечательно! Чудесно!

— Вы помните Горюна? — вдруг спросила Отрава.

Старик усмехнулся и ликующе воскликнул: — Чудесно! Чудесно! Сменим тему. Будь такой же обидчивой! Ты станешь настоящей жемчужиной, моя маленькая Отрава. — Он снял очки и смахнул с глаз слезы костяшкой пальца. — Горюн, говоришь? Да, помню. Жалко беднягу.

— И он помнит вас, — сказала Отрава. — Говорит, вы не удосужились продумать детали. Например, что ему есть, если рыба не ловится. Вы понимаете, что это значит?

— Ну конечно! — ответил Мелчерон. — Я всегда так делаю! Не могу же я предугадать все мелочи в мире; Отрава! Так и с ума сойти недолго!

Отрава подумала, что старик и так уже наполовину сбрендил. Должно быть, эта мысль ясно отразилась на ее лице.

— И все же, — продолжил Иерофант, вдруг посерьезнев, — Горюн не единственный, кто жаловался на свою судьбу. Такое случается все чаще. Люди начали замечать. Как ты думаешь, может, я стал забывчивым? Память уже не та. По-твоему, они видят пробелы?

— Какие еще пробелы? — переспросила Отрава.

В ней росло разочарование.

— Пробелы! Пробелы в сюжете? У Отравы лопнуло терпение.

— Объясните же, наконец, что все это значит!!! — закричала она, выходя из себя. — Кого бы я ни встретила, никто не может дать мне прямого ответа! Что это значит? Ну, почему я все время попадаю в ситуации, как будто бы взятые из сказок? Почему Горюн считает вас виновным за свой голод? Кто вы такой?

На Мелчерона ее тирада, похоже, не произвела ни малейшего впечатления.

— Ты и так знаешь, Отрава, — с расстановкой проговорил он. — Мне не надо тебе объяснять.

Ей вдруг почудилось, будто она проваливается в холодную темную бездну. Она и правда знала. С самого начала в ней зародилось подозрение, какая-то невысказанная мысль, которая с каждым происшествием, каждым звуком получала все больше подтверждений. Но мысль была столь ужасна, что было жутко обдумать ее всерьез, жутко даже проговорить такое про себя.

— Ты знаешь, — проскрипел старик. — Даже если сама себе не хочешь признаться.

— Мне надо знать наверняка,— сказала девушка. — Услышать это от вас.

— Разве тебе не хотелось бы оставаться в неведении? Пройдет время, и ты забудешь. Убедишь себя, что просто сглупила. Будешь как все те, кто никогда не задается вопросами. Как Элтар, как Брэм и Перчинка, даже как Парус. Он не знает. Почти никто, кроме тебя, не знает. Только я и такие, как Горюн, но их не много. И посмотри, что с ним стало.

В его словах крылся соблазн, которому Отрава едва могла противостоять. Ей хотелось закрыть глаза, зажать уши ладонями и бежать. Хотелось остаться в счастливом неведении. Но она не могла. Не в ее характере это было.

— Скажите же, — прошипела она. Мелчерон вздохнул и серьезно склонил голову.

— Все: королевства, короли и королевы, твои родители, даже ты, Отрава — лишь вымысел. Вы живете в моем воображении. Ты, Брэм, Парус, Перчинка, Элтар: все вы пляшете под мою дудку, хочется вам того или нет. Моими словами строится ваша судьба. Я создал вас и все, чем вы живете. Ты всего лишь мой персонаж, хотя и очень важный. Но, тем не менее, персонаж. Выдумка. Моя выдумка.

Он поднял голову и посмотрел ей в глаза. — Все, что тебе известно, — это сказка. А я сказочник.

Внутренняя пустота разинула пасть, грозя поглотить Отраву целиком. Девушка почувствовала, как силы покинули ее, и ухватилась за стол Иерофанта, чтобы не упасть.

— Я… я не понимаю, — заикаясь, произнесла она.

— Я сочиняю сказку, Отрава. И ты — часть ее, — терпеливо повторил старик. — Знаю, это трудно постичь. Горюну в свое время тоже пришлось нелегко. Он был частью другой сказки, которую я писал очень давно. Ему было суждено быть мелкой сошкой, предназначенной лишь для того, чтобы подталкивать героев в нужном по сюжету направлении. Но он взбесился, узнав о своей роли. Не надо было делать его таким сообразительным.

— Вы лжете, — выдохнула Отрава. — Вы не можете… не можете контролировать мир.

Иерофант весело хмыкнул:

— Разумеется, нет. Но я могу контролировать твой мир, Отрава. Королевства были сотворены в незапамятные времена первым Иерофантом, даже историки ничего не знают об этой глубокой древности. С тех пор сменилось бесчисленное множество его последователей, каждый рассказывал свои легенды, добавлял штрихи к общей картине. Но персонаж должен жить своей жизнью, и это знает каждый рассказчик. Сказка, частью которой был Горюн, завершилась век назад. Но он все равно живет где-то. Теперь ты видишь, что весь окружающий тебя мир — это всего лишь собрание сказок, живущих вечно. Он развивается по своим, сказочным законам. Но время от времени приходится брать дело в свои руки, помогать миру. — Мелчерон постучал указательным пальцем по шершавому виску. — И это делаю я.

— Глупейшая философия, — в отчаянии хватаясь за соломинку, выпалила Отрава. — Вы просто старый безумец!

— Ты сердцем чувствуешь, что мои слова— правда. Ты знаешь. Ты не существовала, пока я тебя не придумал. И Черные болота тоже, и твоя семья, и ловцы духов. Их я привел в мир совсем недавно. Я сотворил тебя для своей сказки. Элтар, конечно, живет на свете уже много лет. Мне не надо было выдумывать его. Но он так же бессилен перед моими легендами, как и все остальные. И он тоже ничего не знает.

— Зачем вы это делаете? — прошептала Отрава. Плечи ее поникли.

— Делаю что? — как ни в чем не бывало спросил Иерофант.

— Почему вы рассказываете мне все это? За что мне такая мука?

Иерофант изучил ее усталым, болезненным взглядом.

— Потому что ты спросила, — ответил он. — Это в твоем характере. Такой написал тебя я.