Анса нагнулся вперед и завороженно наблюдал за происходящим. Это не был стилизованный военный танец, но упражнение, показ ловкости, применяемый воинами для демонстрации своего мастерства. Каждое движение было либо смертоносным выпадом, либо ловким уклонением. Движения, вероятно, были заученными, но малейшая ошибка означала телесное увечье или смерть неуклюжего воина.

Затем из шеренги вышли еще два человека. Они тоже начали танцевать, исполняя вольный бой. К огромному изумлению зрителей, они прошли между двумя первыми танцорами, которые не приостановили свое упражнение. Присоединились еще двое. Все действо было настолько же упорядочено, насколько приводило в замешательство, как если бы несколько жонглеров, расположившихся кругом, кидали мячи и булавы друг другу по схеме, доступной только тому, кто также владел этим мастерством.

За несколько минут все двенадцать воинов уже были поглощены танцем, который, по всей вероятности, был самоубийственным. Двенадцать тел и двенадцать клинков сплетались на пространстве, не превышающем десяти шагов по одной стороне. Каждый подпрыгивал, вращался, вихрем мчался по небольшой площадке так вольно, как если бы он был там один, делая выпады копьем и вращая им для своего собственного удовольствия. Единственным признаком отчаянной опасности этой пляски был редкий звон стали, когда один клинок касался другого.

— Удивительно! — сказал Импимис. — Сколько же времени они могут так продержаться?

— В течение многих часов, — сказала Лерисса. — Так долго, как я того пожелаю.

— Но, несомненно, кто-то может погибнуть, — предположил Флорис.

— Да, — подтвердила королева, — но это не должно останавливать остальных. Они живут и умирают для нашего удовольствия и не требуют ничего более.

Она хлопнула в ладоши, и неистовое действо остановилось. Воины выстроились в ряд, пока зрители с энтузиазмом аплодировали. По их телам струями стекал пот, и кровь из полученных неглубоких ран, но лица оставались каменно-неподвижными, и никто из даже не сбил дыхание. Они отсалютовали своей королеве, игнорируя всех остальных.

— Ослепительно! — воскликнул лорд Флорис, когда они ушли. — Действительно, они совершенно не похожи на обычных людей. Я бы никогда не смог поверить, что человек способен выполнять такие вещи. Каким образом эти воины могут выполнять то, что обычно можно увидеть только в исполнении танцоров, акробатов или гимнастов, владеющих таким же мастерством?

— Возможно, лорд Анса подскажет вам, — она одарила его еще одним заговорщицким взглядом. — Все эти движения применимы в настоящем бою. С раннего детства наши юноши практикуются в этом искусстве, сначала с обычными палками, позднее с копьями. То, что вы видели, представляет собой упражнение при отработке рукопашного боя с длинными копьями. Они также тренируются со щитом. Они используют палицы и метают дротики, хотя наблюдать этим не так увлекательно.

— Восхитительно, — проронил Импимис. Она нагнулась вперед, чтобы подчеркнуть значение сказанного:

— И более они не умеют ничего. Они всего лишь воины. Их мастерство, храбрость и преданность являются единственным смыслом их существования. Они не беспокоятся о захвате власти, или о накоплении богатства, или обо всех тех вещах, которые сводят с ума большинство людей. Они посвящают себя исключительно ведению войны во имя своего короля.

— Они и впрямь устрашающие, — заявил Флорис. Он был не так сильно впечатлен, как остальные. Анса рассудил, что этот человек привык думать о власти в иных понятиях. Те, кто выигрывали сражения, будь они прославленными воинами или обычными солдатами, не имели особого значения. Вельможи и короли достигали своих целей не столь грубым и явным образом.

— Все ли ваши люди таковы? — осторожно спросил Импимис.

— Эти — шессины, — отозвалась королева. — Они являются величайшими воинами в мире. Остальные островитяне мало уступают им. Сейчас у нас много солдат из различных земель. Все они превосходные бойцы, потому что мой супруг желает иметь все самое лучшее в своем воинстве. И что важнее всего, они абсолютно преданы своему королю.

Похоже, гости были бы рады продолжить беседу, но тут королева Лерисса поднялась с места.

— Мы еще поговорим завтра. Вы проделали долгий путь и наверняка желаете отдохнуть. Я вижу, что ваши слуги и солдаты уже поставили шатры. Прошу вас, вы можете удалиться, но не стесняйтесь обращаться ко мне, если у вас возникнет какое-либо желание, и в моих силах будет удовлетворить его.

Граньянские вельможи с трудом поднялись на одеревеневших ногах. Они поклонились, произнесли все положенные прощальные речи и покинули шатер, Анса вышел следом, но направился к выгулу, где под охраной содержали кабо. Он осмотрел своего скакуна, дабы удостовериться, что с ним все в порядке.

Когда он отправился искать себе прибежище на ночь у солдатских шатров, к нему подошел седобородый человек, который первым приветствовал их на острове.

— Молодой господин, если ты не чрезмерно утомлен, ее величество просит тебя присоединиться к ней.

— С радостью, — ответил Анса с трепетом. Ему было любопытно, что это может предвещать. Он хотел внимательнее присмотреться к этой женщине, зная, насколько она может быть опасна. Глубоко вздохнув, юноша последовал за старцем к костру. Королева Лерисса полулежала на походном ложе, среди мягких подушек. Ее лицо прояснилось, когда Анса вошел в круг света от костра.

— Я рада, что ты согласился присоединиться ко мне. Ты выглядишь как человек, который привык к верховым переходам и не чувствует усталости…

— Никакие тяготы долгой дороги не удержали бы меня, — отозвался Анса. — Я преодолел весь этот путь только для того, чтобы увидеть ваше величество. Неужели ли я не воспользуюсь возможностью побыть с вами наедине?

— Прошу, присядь, — сказала она, жестом указывая на место рядом с собой. Он сел и принял бокал из рук рабыни. Сделав глоток, юноша стал изучать королеву поверх ободка чаши. Она расслабленно возлежала на подушках, пурпурная накидка из тканой шерсти квила закрывала ее с ног до головы, защищая от ночной прохлады. Только унизанная драгоценностями обнаженная рука, в которой Лерисса держала золотую чашу, виднелась, из-под плаща.

— Если бы ты только знал, — сказала она, — каким отдохновением будет для меня поговорить с принцем, который не является напыщенным, праздным выродком…

— Боюсь, что я не принц в том смысле, как ты понимаешь это слово… — начал он, но она отмахнулась.

— И я не королева в том смысле, как это понимают южане. Я королева только в одном, высшем смысле. Мой муж — завоеватель, возможно, величайший завоеватель из всех, которых когда-либо знал мир. Ты — воин из народа воинов. Для таких людей, как мы, что значат кровные линии, родословные и династии этих пресыщенных глупцов?

Он засмеялся.

— Именно так ты разговариваешь с равными тебе среди владык этого мира?

— У меня нет равных среди владык, как нет там равных и моему королю. О, есть такие, кто близок к нам. Королева Шаззад из Неввы — прекрасный враг. Однажды она была моей рабыней, хотя и очень недолго, и мы были бы рады убить друг друга… она очень забавна. Твой король Гейл, изменник-шессин, замечателен по-своему, но он настолько безумен, что я не могу понять его. Что же касается остальных, то все они — лишь жалкие людишки.

Ему хотелось увести разговор в сторону от отца.

— Ты намерена завоевать весь мир целиком?

— Разве ты плохо слушал сегодня вечером? Разве ты не слышал, как я клялась в вечной дружбы с Граном?

— Да. Я также слушал и граньянских послов, и не поверил ни одному их слову.

Она мелодично засмеялась.

— О, ты такой занятный! Да, все эти пышные речи, которыми обмениваются короли, не имеют никакой ценности, и все понимают это. Настоящие переговоры начнутся завтра, и тогда мы уже не станем давать клятв и обещаний. Вместо этого мы будем торговаться, причем каждый будет искать преимуществ за счет другого. Мы будем продолжать эти переговоры до тех пор, пока сочтем это выгодным. Разве ты не знаешь, как это делается?