Она отрицательно покачала головой.

— Нет, нет. Я думаю, что ты прав, — заверила королева, как будто эта идея была его с самого начала. — Она вполне может быть женщиной моего собственного возраста во всем, кроме внешности. — Лерисса резко поднялась с места, но прежде чем уйти, вновь обернулась к пленнику: — Возможно, когда мы встретимся с моим мужем, я попрошу его не убивать тебя сразу. — И с этими словами она направилась в дом.

Когда королева удалилась, пленник остался один у костра и воины не обращали на него ни малейшего внимания, он наконец-то смог глубоко вздохнуть и перевести дыхание. Продлил ли он свою жизнь? Он надеялся, что да. Ему казалось невероятным, чтобы Лерисса поверила его словам. Конечно, столь проницательная женщина должна понимать: пленник сказал ей только то, что она сама хотела услышать, высказывал только ее собственные мысли…

Затем он вспомнил, что Фьяна говорила о возникающей у больных безрассудной необходимости поверить в то, что кто-то имеет средство для их излечения, и какими уязвимыми становятся они для влияния шарлатанов. Он почувствовал слабость и сыграл на ней, но теперь он должен придумать способ использовать это для своей пользы. Простое знание о способностях каньонцев продлевать молодость, что ложно само по себе, не является достаточным, чтобы спасти его жизнь. Это требует размышлений.

И внезапно другая мысль пришла ему в голову: А вдруг это правда?

Первый вид на Хьюто открылся перед ними с вершины холма, где извивающаяся дорога, петлявшая между холмов, спускалась в речную долину. Они ожидали увидеть грязь и разрушения осадного лагеря, но вместо этого узрели нечто, похожее скорее на торговую ярмарку. Везде вокруг города были расставлены яркие шатры. На расстоянии к западу, они могли наблюдать приближающиеся к городу длинные караваны, которые в большинстве своем состояли из незагруженных насков. Вниз по северной дороге шли такие же караваны, но эти были в основном из горбачей.

— О, чудесно! — воскликнула королева. — Осада закончена, и мой муж взял город!

— Слава нашему королю! — прокричала охрана, без особого воодушевления. Анса видел, что они горько разочарованы тем, что пропустили возможность для убийства. Он знал, что означает эта праздничная атмосфера. Хотя сам Анса никогда не участвовал в осаде, но он разговаривал со многими воинами, кто испытал это на себе. Сейчас, когда город пал, прибывали торговцы. Они собирались поблизости во время войны, как летучие мыши-падалыцики, и ничто не притягивало их сильнее, чем падение великого города. Он быстро в уме сосчитал дни. Королева не могла покинуть осажденную столицу больше двенадцати дней тому назад.

— Как удалось такому множеству торговцев прибыть сюда так скоро? — спросил он. Как обычно, он ехал рядом с Лериссой, болтая о пустяках. Она держалась с Ансой дружелюбно, но впрочем, это ничего не значило. — Некоторые из них, должно быть, прибыли из таких далеких мест, как Невва, и бьюсь об заклад, что вон те горбачи — из Зоны.

— О, они всегда отправляются в путь сразу же, как только услышат, что Гассем затеял новый военный поход. Они никогда не ждут, пока будет провозглашена победа, питому что он всегда выигрывает. Они ожидают на расстоянии, в безопасности, затем толпами стекаются, когда услышат об уничтожении противника. Некоторые из них были здесь еще до того, как я уехала, продавали продовольствие солдатам и покупали пленников. Они были готовы пойти на риск ради прибыли. И они всегда надеются первыми оказаться на месте, когда враг падет. Затем солдаты бегом мчатся из города с охапками добычи, горя желанием продать ее за жалкие гроши, и бегом возвращаются обратно, чтобы награбить еще больше.

Несмотря на всю опасность своего положения, Анса запомнил эту информацию. Очевидно, даже Гассем не мог поддерживать строгую дисциплину в войсках после падения города… Все внутри у Ансы сжималось, когда они начали спуск с холма. Вскоре он встретит Гассема, который с детства был для него настоящим демоном, страшилищем из сказки. Когда он подрос, ему даже и в голову не приходило, что он может встретить человека, с которым столько воевал его отец.

Они въехали в бывший осадный лагерь, который теперь был превращен в обширный рынок. Они увидели тысячи человек, среди которых были мужчины, женщины и дети, согнанных за загородки, связанных за шею в длинные вереницы и сидевших на земле с отупевшими от горя лицами. На входе в каждое огороженное место аукционист принимал заявки. Людей продавали не порознь, а целыми группами, от двадцати до пятидесяти человек.

Повсюду на земле огромными кучами лежала награбленная добыча, чтобы ее могли изучать покупатели. Она была небрежно рассортирована таким образом, что в одном месте были свалены прекрасные ткани, в другой произведения искусства, в третьей благовония, притирания, и так далее. Они проходили мимо целых полей, уставленных кувшинами с вином, мимо стад кабо и других домашних животных. На одной площадке рабы складывали в штабеля плиты красочного, прекрасно отшлифованного мрамора, содранного с дворцов или храмов. Были здесь и бочонки с красителями, и тюки шерсти и квильего пуха. Не было только самоцветов и драгоценных металлов. Их, как догадывался Анса, Гассем сохранил для себя.

Гулкий грохот привлек их внимание. Наверху городской стены рабочие орудовали молотками и шестами, чтобы обрушить кладку. Судя по груде обломков у ее основания, стену уже обрушили на несколько футов.

— Такое впечатление, словно король вознамерился распродать и сравнять с землей целый город, — сказал Анса. — Но ведь ты говоришь, что шессинам нет дела до городов и их жителей… — Лерисса ничего не сказала, но на лице ее застыло хмурое выражение неодобрения. Ясно, что ей это не нравилось. Они въехали в город. В нем были огромные разрушения, но широкие дороги были расчищены от обломков и мусора, чтобы способствовать систематическому разграблению. Бесконечные вереницы пленных несли грузы из города по направлению к обширному рынку. Анса никогда раньше не слышал о том, чтобы огромный столичный город распродавался с аукциона по частям, но, казалось, что именно таково намерение Гассема.

Они увидели, что королевский шатер установлен на огромной центральной площади. Перед ним была возведена высокая платформа, наверху которой стоял просто одетый мужчина, наблюдавший за процессом разрушения города. На его лице было выражение безжалостной ярости. Единственным его знаком отличия было длинное шессинское копье, изготовленное полностью из стали. Анса понял, что это Гассем, и, к своему стыду, почувствовал трепет.

Когда король заметил небольшую процессию, прокладывающую себе путь к площади, яростное выражение исчезло и вместо него на лице появилась ослепительная белозубая улыбка. Он ринулся вниз по ступеням платформы, как мальчишка, стремящийся навстречу своей первой возлюбленной. Он подбежал к кабо, и Лерисса бросилась в его объятья. Он закружил его вокруг себя, потом поставил на землю. Они страстно обнялись и принялись целоваться. Анса был удивлен таким прилюдным проявлением любви, но затем осознал, что эти двое нисколько не беспокоились о том, что подумают о них другие.

С первого взгляда, Гассем не казался слишком уж пугающим. Он выглядел так же, как другие шессины, которые все были похожи между собой, как братья. Пока королевская чета была поглощена друг другом, пленник изучал других воинов, которые слонялись вокруг без дела, не принимая участия в разрушении города.

Наиболее поразительными Ансе показались старшие шессинские воины. У них были длинные волосы, убранные в разнообразные прически, физическая грация и привлекательная внешность, которыми отличались и юные воины, но тела были в рубцах, а на лицах остались неизгладимые следы длительных и тяжелых военных походов, массовых убийств и жестокостей войны. Эти золотокожие люди могли внушить ужас кому угодно.

Других Анса узнал по описаниям, которые ему давал отец: это были уроженцы иных островов. Помимо них, он увидел невванцев и чиванцев, а также еще представителей добрых двух десятков племен и народностей, которых он никогда ранее не встречал.