— Пабло, — позвал он на помощь.

Приподняв упавшего за голову обеими руками, Фрай ударил его коленом снизу в лицо. Клацнули зубы. Фрай отпустил его, тело грузно шлепнулось на асфальт, из ноздрей мексиканца струилась кровь.

Из тумана вынырнул Пабло с ножом в руке. Длинное узкое лезвие, возможно, заточенный обломок косы, опасный, как бритва. Пабло не набросился слепо, как Мигуэль: но осторожно скользил по тротуару, заходя справа, высматривая место, удобное для нападения. В его движениях было что-то змеиное. Мелькнул нож, не отскочи Фрай назад, его кишки оказались бы на земле. Бормоча себе что-то под нос, Пабло наступал, делая длинные выпады вправо и влево. Фрай, отступая, зорко наблюдал за движениями мексиканца и уже у самой машины он знал, как расправится с ним. Пабло неумело обращался с ножом. Он далеко выставлял нож, а затем возвращал назад. Две-три секунды нож двигался в противоположную от Фрая сторону. В это время Пабло был уязвим. Когда мексиканцу показалось, что жертве деваться некуда, Фрай набросился на него. Он схватил Пабло за запястье, сжимая и выворачивая руку. Тот закричал от боли. Нож выскользнул из разжавшихся пальцев. Схватив Пабло за шиворот, он ударил его головой о фургон. Нащупав второй рукой пояс, Фрай приподнял парня и швырнул его на стенку фургона. Еще и еще раз. Тело, мешок с костями, грохнулось рядом.

Мигуэль приподнялся на руках. Он сплюнул: на черном асфальте растекалась лужица крови и белели выбитые зубы.

Фрай подошел к нему.

— Хочешь встать, приятель?

Засмеявшись, он наступил ему на пальцы и носком ботинка толкнул его в голову.

Мигуэль пронзительно закричал и повалился набок. Фрай ударил его в живот. Мигуэль закрыл глаза, в надежде, что Фрай уйдет. Все тело Бруно было словно наэлектризовано: токи огромного напряжения вспыхивали и искрились внутри. Это было дикое возбуждение, как будто Господь Бог наполнил его прекрасной, световой и святой энергией.

Мигуэль открыл опухшие глаза.

— Вся драка из тебя вышла? — спросил Фрай.

— Пожалуйста, — прошепелявил Мигуэль.

Фрай надавил ему на горло.

— Пожалуйста.

Улыбаясь от ощущения силы, Фрай ударил лежавшего в ребра.

Мигуэль задохнулся от боли. Фрай бил и бил, пока что-то не хрустнуло под ногой. Вдруг Мигуэль заплакал. Фрай вернулся к фургону.

Пабло лежал без сознания. Фрай принялся наносить удары в живот, лицо, спину мексиканца. Потом оттащил его и швырнул на Мигуэля. Он не хотел их убивать, потому что его видели в ресторане. Власти не будут искать того, кто оборонялся, но полиция перевернет город в поисках убийцы.

Фрай остановил машину на автозаправочной станции. Пока заправляли бак и подливали масла, он ушел к комнату для путешествующих. Он взял бритвенный прибор и начал приводить себя в порядок.

В дороге он спал в фургоне. Это было удобно: быстро и незаметно для других. К числу недостатков относилось отсутствие горячей воды. Он не мог ночевать в кемпинге, это означало запись имени и адреса в книге. Слишком рискованно. Если его будет искать полиция, то служащие мотелей, пожалуй, припомнят высокого сильного мужчину с голубыми глазами.

Он снял перчатки и желтый свитер, вымылся до пояса, обработал себя дезодорантом и оделся. Он был чистоплотен. Не помывшись вовремя, он чувствовал себя подавленно и неуютно, даже начинал чего-то страшиться. Словно туманные воспоминания о чем-то ужасном и давно позабытом оживали и, оставаясь неясными, терзали рассудок. Несколько ночей в пути, когда не было возможности помыться, он мучился, постоянно просыпаясь от жутких кошмарных снов. Он никогда не мог вспомнить, что же так пугает его почти каждую ночь многие годы подряд. Фрай мылся тщательно, точно хотел смыть невидимую пленку снов с тела. Побрившись электробритвой и втерев в щеки и подбородок лосьон, он почистил зубы. Утром он остановится на другой заправке, умоется и сменит белье.

Он расплатился и поехал к Марина Дель Рей в по-прежнему плотном тумане. Он вернулся на то же место, вышел из фургона и направился к телефонной будке, из которой звонил в Напа Каунти.

— Алло!

— Это я, — сказал Фрай.

— Отбой.

— Полиция звонила?

— Да.

Через минуту Фрай вернулся в машину. Он растянулся на матрасе и включил фонарик. Фрай боялся кромешной тьмы. Он мог спать только при свете: ему было достаточно маленькой полоски света, чтобы чувствовать себя спокойно. Ему представлялось, как в темноте какие-то существа ползут по нему, падают на лицо и забираются под одежду. Во мраке ему чудились зловещие шорохи. Просыпаясь по ночам, он слышал их отчетливо, холодящие кровь шорохи, от которых леденел живот и цепенело сердце.

Если бы ему удалось услышать в таинственных шорохах членораздельные звуки, он, быть может, вспомнил бы страшный сон. Он, наверное, смог бы тогда освободиться от наваждений.

По ночам ему мерещился таинственный шепот, заключавший страшную загадку его жизни, и была лишь одна паническая мысль: только бы шепот стих и оставил его в покое.

Спать ему не давало воспоминание о случившемся накануне. Он шел убивать и потерпел неудачу. Он чувствовал себя опустошенно.

Он пытался едой удовлетворить неудовлетворенное желание. Когда и это не получилось, он избил двух мексиканцев. Так плотный обед и физическая разрядка помогали часто погасить пылающую страсть и отвратить похотливые мысли. Ему был нужен жесткий животный секс, которого нельзя добиться от женщины. Он хотел убивать и поэтому брал тяжести и качался, до изнеможения, подавляя в себе ярость.

Психиатры называют это сублимацией. Теперь и физические истязания почти не помогали.

Женщина. Ее гладкость. Округлость бедер и плеч.

Хилари Томас. Нет. Отвратительно.

Кэтрин. Кэтрин — сука. В другом теле.

Он представил ее в постели обнаженной, с раскинутыми ногами, извивающейся, корчащейся. Одной рукой он ласкает ее грудь, бедра, мягкий живот, а в другой заносит нож, вонзает серебристое лезвие в трепещущий живот, темная кровь вырывается фонтаном из раны. Невыразимый ужас выражают ее глаза. Он раздирает грудь и вырывает дымящееся живое сердце. Липкая кровь стекает с пальцев. Он почувствовал напряжение в яичках, и упругую твердость фаллоса. Он вонзит оба ножа в ее прекрасное тело: выбрасывая свой страх и слабость и забирая у нее силу и жизнь.

Он открыл глаза. Кэтрин. Сука.

Тридцать пять лет он жил в вечном страхе перед ней. Пять лет назад она умерла от сердечной недостаточности и он впервые за свою жизнь вздохнул свободно. Но каждый раз Кэтрин воскресала из мертвых в новом обличье, чтобы мучить его.

Теперь он сильнее и убьет ее. Фрай потянулся к свертку с одеждой и вытащил нож.

Ему сегодня не заснуть. Убить ее. Сейчас. Она не ждет его. Он взглянул на циферблат часов. Полночь. Он решил выехать в два.

Пришел слесарь, поменял дверные замки и ушел. Уехали Фармер и Уитлон. Хилари осталась одна.

Она не могла лечь в кровать. Ее преследовали живые воспоминания о пережитом: вот Фрай ломает дверь, с демоническим хохотом валит Хилари на кровать и заносит нож... Призрак вдруг, как и прежде, принял черты умершего отца, Эрла Томас. Но не только это до смерти пугало Хилари. Выломанная дверь валялась на полу: плотник придет только утром. Вместо прежней двери Хилари решила установить тяжелую, с надежным замком.

Рано или поздно Фрай вернется. На этот счет у нее не осталось никаких сомнений.

Она, конечно, могла переночевать в отеле, но это означало бегство. Хилари же гордилась своей смелостью. Ни от кого она не бежала и не пряталась. Никогда. Не бежала от жестоких родителей, не стремилась забыть кровавых событий ее последних дней в Чикаго, выдержала тяжелые испытания первых шагов в Голливуде, сделала карьеру киноактрисы, затем сценариста. После каждой неудачи она находила в себе силы подняться и идти дальше. Она сражалась и побеждала. Выдержит и победит и на этот раз.

Чертова полиция. Она решила лечь спать в одной из комнат с запирающейся на ключ дверью. Хилари пошла на кухню и перебрала все ножи, какие там только нашлись. Здесь был огромный нож для разделки туш, но он слишком тяжел для ее маленькой руки. Хилари выбрала обычный нож с четырехдюймовым лезвием, легко помещавшимся в кармане халата.