Поэтому мой план такой. Сначала разобраться с заговорщиками. Убрать от власти тех, кто хочет развалить Союз и с помощью ЦРУ и других западных спецслужб провести реставрацию капитализма. Пусть их судьбу решает суд. Затем желание товарища Брежнева уйти на заслуженный отдых надо удовлетворить. Возглавить страну должны вы – как сильный руководитель, опытный хозяйственник, принципиальный и честный человек. И ГРУ в моем лице готово оказать вам всяческое содействие. А председателем совета министров СССР я хотел бы видеть Петра Мироновича Машерова. Он настоящий патриот и великолепный руководитель. Белоруссия под его началом расцвела, стала одной из самых благополучных и процветающих республик Союза. С Вами и Петром Мироновичем мы горы свернем. Проведем необходимые стране реформы, уничтожим дефицит, сделаем Союз передовой страной во всех отношениях. План есть.

– Благодарю за доверие, – уголки губ Романова дрогнули в улыбке. – Но вы же понимаете, Петр Иванович, что это далекая перспектива. Сначала надо взять власть. А Андропов – очень серьезный противник. Я бы не стал его недооценивать.

«На вы начал обращаться», – мысленно отметил начальник ГРУ. – «Это хороший признак».

– Так и я этим не занимаюсь. Поэтому провел несколько операций против изменников, собрал доказательства и обратился к вам, Григорий Васильевич. Прекрасно понимаю, что одному с Андроповым и его окружением не справиться. Слишком мощная фигура. А вместе у нас есть большие шансы на победу.

– Есть, – подтвердил Романов. – Но здесь очень важно все как следует продумать и рассчитать. Любая ошибка может стать роковой.

– Согласен, Григорий Васильевич, – кивнул Ивашутин. – Поэтому я и прошу вас действовать осторожно и пока никуда не торопиться. Мне ещё неделя нужна где-то, чтобы всё подготовить.

– А что там вы о провокации с разбитым сервизом говорили? – неожиданно спросил Григорий Васильевич. – Есть реальная информация или это было использовано как повод для встречи со мной?

– Есть, конечно, – подтвердил Ивашутин. – Вам лучше на эту тему поговорить с нашим сотрудником. Он сейчас здесь. Вместе с моими ребятами на кухне сидит. Я вам даже больше скажу. Именно благодаря ему, мы большинство этих шпионов и предателей переловили и на заговор в верхах вышли. Но вы должны сами с ним пообщаться. Слишком невероятно это будет от меня звучать. А он вам может наглядные доказательства своей правоты предоставить и рассказать то, что для чужих ушей не предназначено. Даже для моих.

– Да? – задумался Романов. – Тогда сделаем так. Сейчас отсюда выйдем и зайдем в дом. Я Игоря за вашим сотрудником отправлю. Как его зовут и звание?

– Алексей, – подсказал начальник ГРУ. – Его легко найти. Он самый молодой среди моих сопровождающих. Парень на вид лет 20-ти, худощавый. В форме младшего лейтенанта.

– Так и сделаем. Игорь его через черный вход выведет, а мы с вами постоим на свежем воздухе. Курите?

– Никак нет, Григорий Васильевич. Веду здоровый образ жизни, – добродушно усмехнулся начальник ГРУ. – До сих пор с гирьками балуюсь.

– Замечательно, – улыбнулся Романов. – Здоровый образ жизни – это правильно. Тогда просто постоим, подышим. Воздух, сегодня просто чудо. Свежий, морозный, бодрящий.

Романов и Ивашутин встретили меня на улице. Когда я увидел Григория Васильевича, невольно напрягся. Романов улыбнулся мне, но глаза остались холодными и изучающими. От фигуры первого секретаря ленинградского обкома КПСС веяло уверенностью и силой человека, облеченного немалой властью.

– Здравствуй, Алексей, – Григорий Васильевич протянул ладонь.

Пожатие у члена Политбюро оказалось крепким и энергичным.

– Пойдем, поговорим, – Романов показал взглядом на приоткрытую дверь большого одноэтажного домика.

Помещение оказалось чем-то средним между складом и рабочей подсобкой. Разбросанные обрезки пластмасс, куски базальтовой ваты, инструменты. В центре, отбрасывая зловещие темные тени, одиноко горела свисающая с провода лампочка.

Первый секретарь обкома уверенным шагом направился к стоящему у стены в углу самодельному столику с табуретками. Пришлось идти за ним. Григорий Васильевич сел у стены. Мы с начальником ГРУ разместились по другую сторону стола.

– Петр Иванович сказал, ты можешь подробно пояснить, откуда пошли слухи о разбитом царском сервизе на свадьбе моей дочери? – холодный взгляд Романова сверлил мое лицо.

– Могу, – подтвердил я. – И во всех подробностях.

– Рассказывай, – глаза первого секретаря обкома напоминали два пистолетных дула направленных на меня.

– Перед тем как я начну, позвольте небольшую демонстрацию, чтобы вы не усомнились в полученной информации, – предложил я.

– Какую демонстрацию?

– Я просто покажу свои способности, чтобы в дальнейшем вопросов не возникло.

– Что за способности? – не понял Романов.

– Необычные, – хладнокровно ответил я. – Я докажу, что говорю правду. О прошлом и будущем, которое может наступить.

Настороженное выражение на лице Романова пропало. Первый секретарь обкома откинулся спиной на стену и заливисто захохотал. Мы с Ивашутиным спокойно ждали, пока он успокоится.

– Так ты что, из этих, из предсказателей, что ли? – осведомился Романов, утирая слезы ладонями. – Господи, а я-то думал, что-то серьезное. Цирк какой-то. Ты кого ко мне привел, Петр Иванович?

– А вы проверьте его способности, Григорий Васильевич, – порекомендовал Ивашутин. – И сразу перемените свое мнение.

– Давайте расскажу о некоторых подробностях вашей жизни, которые никто не знает, – улыбнулся я. – А вы после этого сами решите, стоит ли мне верить или нет.

– Я пойду пока прогуляюсь, – поднялся Ивашутин. – А вы пообщайтесь тут.

Начальник ГРУ резко поднялся, и пошел к выходу. Через пару секунд дверь со скрипом закрылась.

– Ну давай, – саркастическая ухмылка Романова не сулила ничего хорошего. – И на что только не приходится тратить своё время. Поведай мне что-то интересное, о котором никто не знает.

На секунду лицо Григория Васильевича стало размытым, как на стекле, заляпанном каплями дождя. Потом картинка опять стала четкой.

Я торжествующе улыбнулся.

– В начале войны вы познакомились с девушкой Аней. Она потом стала вашей женой.

– Это всем известно и давно не секрет, – буркнул Романов. – Это всё, что ты можешь мне сказать?

– Нет. Во время блокады вы попали в госпиталь с диагнозом «дистрофия». Там вас нашла Аня и принялась вас выхаживать. Рядом с вами лежал раненный красноармеец Александр Возчиков. Когда вы уже выздоравливали и отошли в туалет, к вам пришла невеста. У палаты вы услышали голоса. Её и Возчикова. Глянули в приоткрытую дверь. Красноармеец нагло клеил Аню, и приглашал её на свидание после выздоровления. Именно тогда на вас нахлынул приступ бешенства. Хотелось ворваться в палату и задушить его. Вы даже чувствовали, как пальцы стискивают его горло. Аня отказалась, и вас отпустило. Вам даже немного стыдно стало за свой порыв. Потом вы выждали пару минут и зашли. Но с Возчиковым после этого общаться перестали. Только по необходимости. И это чувство бешенства вы неоднократно со стыдом вспоминали на протяжении своей жизни.

Насмешливый блеск из глаз Романова пропал, лицо утратило жесткость и обмякло.

– Так и было, – вздохнул он. – Мальчишкой я был, дурным. Если бы не совладал с собой, были бы проблемы.

– Могу ещё несколько моментов из вашей жизни рассказать, – предложил я. – Хотите? Как на ваших глазах во время блокады умерла знакомая семилетняя девочка, которая росла у вас на глазах. Слез не было, но вам было так плохо, что прокусили губу на улице, а потом долго сидели на заснеженной скамейке, переживая её смерть. И тогда поклялись мстить фашистам, драться с ними пока эта мерзость не ответит за свои преступления. Могу поведать ещё несколько фактов из различных периодов вашей биографии.

– Не надо, – Романов тяжело вздохнул, отгоняя воспоминания. – Верю. Такого точно знать никто не мог. Так что ты мне можешь сказать о распускании слухов с разбитым сервизом на свадьбе дочери?