К гречке с яичницей присоединилась сочащаяся жиром селедочка с нарезанным кольцами хрустящим лучком. На большую тарелку Березин выложил по-быстрому нарезанные бутерброды из ноздреватого черного, ещё свежего хлеба с толстыми розовыми ломтями «Любительской», украшенной белыми кругляшами сала.

И только тогда я почувствовал, как соскучился по родной советской еде. Лопал так, что за ушами трещало. Старик с хитрым прищуром наблюдал, как я энергично уничтожаю гречку, заедая её бутербродами и селедкой.

И только когда я закончил с трапезой, лукаво улыбнулся и спросил:

– Что, Леша, родное всегда вкуснее?

– Ага, – признался я. – За рубежом тоже вкусно готовят. Но непривычно. Вроде бы всё классно. Но когда вы стол накрыли, я сразу понял, чего мне не хватало.

– То, то и оно, – назидательно поднял палец старик. – Дома и уксус сладкий.

– Вообще-то, в пословице о доме ничего не говорится, – усмехнулся я. – Там сказано «на халяву», а так мысль верная, полностью поддерживаю.

– То не суть, – отмахнулся Березин. – Главное, ты понял.

Он помолчал и спросил:

– Как съездили?

– Нормально, – дипломатично ответил я. – Всё, что было намечено, сделали.

– Молодцы, – вздохнул Иван Дмитриевич. – Понимаю, особо распространяться нельзя. Хорошо, что у вас всё получилось. Знаешь, когда я тебе окончательно поверил?

– Когда?

– Когда собственными глазами увидел, что за мразь Чикатило. Эта очкастая сволочь к себе маленькую девчушку заманила. Лет восьми-девяти. И не поспей я вовремя, – старик скривился, – Даже говорить не хочу, тьфу, мразота. Уничтожал эту гниду с большим удовольствием. Как говорил мой начальник, полковник Иосиф Яковлевич Лоркиш, «раздавил гадину с чувством глубокого морального удовлетворения». Отправил паскуду в ад. Там ему самое место.

– Грохнули, таки Чикатило? – оживился я. – Отлично. Большое дело сделали. Считайте, Иван Дмитриевич, доброй полусотне детей и подростков жизнь спасли. Они теперь не погибнут в муках, истерзанные молотком и ножом маньяка, а будут жить, учиться, работать, детей растить.

– Грохнул, – подтвердил помрачневший Березин. – Повесил сволочь. Он ещё и обоссался, когда я его вырубал и от девчонки оттаскивал. Был животным и сдох как животное.

– Правильно сделали, – подтвердил я. – А с девчонкой, что?

– Отпустил её домой, – пробурчал старик. – Она маленькая ещё совсем. Нельзя девочкам такое смотреть.

– Тоже верно. Вас там никто срисовать не мог?

– Никто. Я шарф на подбородок намотал, на лоб ушанку надвинул, да и улица пустынная совсем была, когда уходил. А о следах своего пребывания, сам понимаешь, в первую очередь позаботился. Во дворе хаты сумку с одеждой бросил. Потом, когда к станции подошел, переоделся. Думаю, найти меня очень проблематично. Своих документов не засветил. Даже хату снял в Ростове у одинокого алкоголика. А потом ранним утром в Шахты ездил, один раз на электричке, второй – попутку ловил. И целый день там проводил. На всякий случай даже левые документы взял. Они у меня давно имелись для подобных ситуаций. Как чувствовал.

Старик подвинул ко мне раскрытую коробку с белоснежными квадратиками сахара-рафинада, выложенными ровными рядами, подставил под краник самовара чашку, повернул рычажок. Забулькал, клубясь паром, кипяток, заполняя фарфоровую емкость. Березин дождался, пока чашка почти наполнилась, повернул запор-ветку обратно, подхватил мозолистой рукой пузатенький чайничек и добавил заварки.

– Пей чай, – чашка с блюдцем оказалась передо мной. – И сахарок возьми. Мы на фронте вприкуску любили.

– Хорошо, – я поочередно подхватил пальцами два белых квадратика рафинада, положил их на блюдце, осторожно пригубил чай и поморщился. – Очень горячий.

– Так мы никуда и не торопимся, – усмехнулся Иван Дмитриевич. – Дай ему остынуть чуток.

– Так и сделаю, – пообещал я, дуя на чай.

– Леша, хочу тебя попросить кое о чём.

Я невольно напрягся:

– Внимательно вас слушаю, Иван Дмитриевич.

– Не желаю сидеть на печи, пока вы действуете, – заявил Березин. – Конечно, я уже не молод. Но сила в руках ещё есть, могу быть полезен. Может, это мой последний шанс, принести пользу стране. Вас же немного, и каждый человек на счёту. А я не желаю штаны просиживать, пока судьба Родины решается. Я за неё кровь в Великую Отечественную проливал, а сейчас вы мне предлагаете в стороне остаться? Не получится! Поговори со своими, чтобы меня подключили.

– Иван Дмитриевич, – вздохнул я. – Вы же понимаете, решения принимаю не я.

– А кто? Сергей Иванович? – цепко глянул Березин.

– Он тоже решает далеко не всё. Командует Петр Иванович Ивашутин. Но если вы так хотите не оставаться в стороне, пообщайтесь сперва сами с капитаном.

– Так и сделаю, – кивнул старик. – Поговорю обязательно. Сразу, как только его увижу.

– Правильно. А я вас поддержу, если что.

Приятная сытость и тепло, идущее от печки, разлились по телу блаженной истомой. Я откусил кусочек рафинада, запил чаем и прикрыл глаза. Чувствовал: ещё немного и вырублюсь прямо здесь за столом.

– Разморило с дороги? – где-то далеко, пробиваясь в затуманенное сознание, послышался участливый голос Березина. – Иди спать. Завтра договорим.

На автомате дошёл до печи, избавился от одежды, в майке и трусах нырнул под толстое одеяло и сразу же вырубился, как только голова коснулась большой пуховой подушки.

Проснулся мгновенно, когда день полностью вступил в свои права. Просто выплыл из серого марева сна и открыл глаза. В комнате было светло, лучи холодного зимнего солнца рисовали на полу силуэт окна, поверхность печки приятно грела спину, под толстым пуховым одеялом было тепло и уютно. Вставать не хотелось. Я сладко зевнул, потянулся, хрустнув суставами и замер от пришедшей мысли.

«Сегодня же мой день рождения – 17 лет».

«Ну и что?», – мысленно одернул себя. – «Если победим, отмечу его позднее с Аней, Игорем Семеновичем и ребятами. Проиграем – это уже будет не важно».

Решив не заморачиваться мыслями о «дне варенья», бодро спрыгнул с печки, на деревянный пол. Надел на ноги тапочки и побежал в тамбур умываться. Деда в доме не было, но снаружи раздавался частый стук топора. Иван Дмитриевич рубил дрова.

Поплескал себе водички на лицо, надраил зубной щеткой зубы. Вернулся в комнату и начал зарядку. Сначала делал вращения и махи ногами и руками, разогревая связки и суставы. Потом сорок раз отжался в быстром темпе. Порастягивался, попрыгал и поприседал. После этого провел три раунда боя с тенью, пока не услышал шум подъезжающей машины.

Сразу же рванулся к сумке, вытаскивая из неё верный «дерринджер» и «ТТ». Входная дверь открылась, дохнув на меня белым облаком холода. Иван Дмитриевич увидел стволы в моих руках, усмехнулся:

– Отбой, это наши приехали.

– Понял, – кивнул я. ТТ опустил обратно. Дерринджер оставил. В комнате натянул брюки, и сунул маленький пистолет в карман. Своих я не боялся, но пистолет лучше иметь под рукой. Так, на всякий случай. Мало ли что может произойти.

Через пару минут в дом ввалились Алла, Василий и хмурый капитан с сумками.

Сергей Иванович с порога протянул мне руку:

– С днём рождения, – капитан обменялся со мной рукопожатием. – Это тебе от всех нас.

Капитан достал из сумки маленькую стальную фигурку рыцаря с мечом и щитом и вложил мне в ладонь.

– Спасибо, – улыбнулся я, рассматривая подарок. Фигурка была миниатюрной и очень качественно сделанной, с отличной прорисовкой деталей. Рыцарь гордо выпрямился, положив меч себе на плечо. На щите сияла надпись «Верить и защищать».

– Один из сослуживцев фигурки изготавливает, – чуть смущенно признался капитан. – У него всегда целая коллекция имеется в наличии. Вот мы одну из них и взяли тебе на день рождения. Подумали, тебе такая подходит.

Сергей Иванович отошёл, уступая место Алле. Женщина притянула меня к себе и звонко чмокнула в щечку:

– Поздравляю, – оперативница улыбнулась. На заалевших от мороза щеках выглянули кокетливые ямочки.