Прошло немного времени, и в проеме дверей внезапно возникла широкоплечая, жилистая фигура охотника. Отвесив поклон Мую, он тихо сказал:

— Ты звал меня, отец? Я явился.

— Присаживайся к нам, Кремень. Послушай, что скажет тебе Чинь Данг.

Но мыонг, чуть приблизившись к столу, продолжал выжидающе стоять.

— Садись рядом со мной, Кремень, — приветливо улыбнулся ему баодаевец и, указывая на коробку с бетелем, добавил: — Хозяин угощает нас. Бери! Шуя бетель, поверяешь друг другу сердечные тайны!

Кремень присел и, отказавшись от бетеля, закурил.

— Какие у охотника тайны! — уклончиво сказал он.—» Одни только и мысли у него, чтобы дичь подбить и семью накормить... Так ведь, отец?

Муй в знак согласия молча наклонил голову.

Вытащив из тростниковой коробки сочный, острый на вкус, светло-зеленый лист бетеля, гость положил на него кусочек кислого плода арековой пальмы, капнул сверху гашеной известью из бамбуковой трубки и, свернув, сунул жвачку в рот.

На лице Чинь Данга появилось выражение благодушия, в уголках губ запузырился красный, как кровь, сок. Прищурив глаза, он жевал, не спуская глаз с охотника.

Он много слышал о его смелости и охотничьем искусстве, но видел его впервые. У Кремня было открытое, мужественное лицо, каждая черточка которого дышала спокойствием, силой и упорством. Он был одет в черные холщовые штаны, куртку, сшитую из выдубленных кусков древесной коры, с открытым воротом, затейливо обшитым цветными нитками. Волосы его были коротко подстрижены. Мускулистую шею охотника охватывало ожерелье из зубов тигра.

— Кремень, — доверительно сказал Чинь Данг, положив руку на плечо охотника, — меня прислали за тобой из Донг-Тоа. Ты должен нам помочь в одном деле. И мы тебе очень хорошо заплатим.

— А что это за дело? — насторожился мыонг.

Чинь Данг испытующе уставился на Кремня:

— Ты должен будешь проводить нас к озеру Черного Дракона, но только с юга...

От баодаевца не ускользнуло, что при этих словах что-то дрогнуло на лице охотника. Но он тут же овладел собой и вопросительно взглянул широко посаженными глазами на старейшину. Старик, казалось, дремал, опустив голову на грудь.

— Мы очень хорошо вознаградим тебя за услугу, — повторил Чинь Данг. — Если захочешь — пиастрами, а пожелаешь — солью, табаком, рисом. Ну, как?

Кремень неторопливо повернул к гостю неподвижное лицо и тихо, но твердо произнес:

— Я не пойду к озеру Черного Дракона.

— Подумай, прежде чем ответить! — В голосе гостя прозвучали жесткие нотки. — Почему не пойдешь?

— У каждого охотника своя тропа. У озера Черного Дракона Кремню не на кого охотиться, Чинь Данг!

— Ты знаешь меня? — удивился гость.

— Тебя многие знают! — Кремень прямо взглянул в глаза баодаевцу.

— Ну что ж, — усмехнулся Чинь Данг, — пожалуй, это даже лучше. Не придется тебе рассказывать, что я умею делать. Может быть, все-таки согласишься, Кремень?

Но мыопг отрицательно покачал головой:

— Незачем мне идти к озеру Черного Дракона. II те Се не советую, Чинь Данг!

Баодаевец вдруг резко поднялся и, прихрамывая, зашагал по комнате. Лицо его нахмурилось, глаза сузились, как у рыси перед прыжком.

— А что ты скажешь, если Чинь Данг нарушит спокойствие и благополучие твоей семьи и всего селения мыонгов?

При этих словах вздрогнул, словно впезапно проснулся, старый Муй. Он тревожным взглядом окинул беседующих и тихо, но твердо проговорил:

— Ты пойдешь проводником, Кремепь! Разве тебе не дорого благополучие твоих соплемснпиков?

Опустив голову на грудь, охотник долго молчал. Баодаевец и старейшина попыхивали трубками и выжидающе глядели на пего. Когда охотник наконец поднял голову, на лице его ничего нельзя было прочесть. Он посмотрел долгим взглядом в глаза Мую и произнес:

— Согласен. Но вы мне заплатите!..

Баодаевский офицер вскочил, не в силах сдержать радости, и положил руку на плечо охотника:

— Вот это хорошо! Мы заплатим! Мы не обидим тебя, Кремень!

Кремень молча поклонился.

Когда охотник ушел, старик сказал:

— То, что Чинь Данг просил, сделано. Не прикажешь пи ты теперь увести своих солдат? Ведь люди не могут выйти из селения.

¦— Я приказал ничего не трогать в домах мыонгов.

Разве этого мало? — спросил баодаевец. — Завтра вместе с Кремнем мы уйдем отсюда.

Муй чуть наклонил голову.

— Но я еще не все сказал, старейшина, — продолжал Чинь Данг. — На дни похода ты мне дашь еще сорок носильщиков. Поклажу через лес потащат...

— Подумай, о чем ты говоришь, Чинь Данг! — взмолился Муй. — Разве забыл про те двадцать человек, б;о-торых взял из нашего селения? Ведь больше года прошло, а они не возвратились... Родители, дети, жены плачут по ним, как по мертвым. А может быть, они и мертвы? А ты опять новых требуешь...

— Остановись, Муй! — грубо прервал старейшину Чинь Данг. — Ты стареешь и становишься не в меру болтлив. Разве тебе неясно, что я сказал? Сорок здоровых парней!

- Сорок мыонгов! Пожалей нас!.. — Старый Муй воздел руки к небу.

Сорок мыонгов! Половину из них заранее можно считать мертвыми. Они не возвратятся, так как чужеземцы очень жестоко обращаются с ними, не считают их за людей. А тех, кто выдержит трудную дорогу, чужеземцы все равно заберут к себе и зачислят в солдаты. Но что делать? Что он, Муй, может сделать?!

Расхаживая по комнате, Чинь Даиг еще о чем-то говорил, но старик не слышал его. Он думал о том, что, будь у него сейчас в руках сила молодости, он бросился бы на этого человека с рысьими глазами и с наслаждением задушил его.

Олененок нетерпеливо поджидал отца на краю поселка. Увидав мальчика, Кремень огляделся по сторонам к тихо сказал ему:

— Сейчас же незаметно выскользни из селения и сиу-стись в долину. Помнишь, где живет старик Мин?

— Помню, отец.

¦— Скажешь ему только: «Змеи ползут к озеру Черного Дракона с юга».

Кремень наклонился к уху мальчика и что-то быстро зашептал. А когда тот уже уходил, тихо добавил:

— Не знаю, когда мы встретимся, сын, но запомни: пока меня не будет, слушайся во всем Большого Ветра, как отца.

НОЧНЫЕ ГОСТИ

Железный Бамбук проснулся среди ночи от неясных, идущих со стороны двора шорохов. Как бы ни набегался мальчик за день, сон его всегда был чуток. «Не четвероногий ли это вор крадется за поросенком или курами?» — подумал он и стал прислушиваться.

Вот ветер зашуршал но кровле дома и напомнил Железному Бамбуку, что уже давно пора нарезать свежих листьев пальмы, чтобы вместе с отцом заново перекрыть крышу. Мать давно с укором напоминала им об этом: «В доме двое мужчин, а крышу привести в порядок некому. Что ж, если тебе не стыдно перед соседями, я сама это сделаю, когда приеду». Но отец только рассмеялся и сказал: «Не сердись, мать, к твоему приезду крыша обязательно будет зеленой!» Только выполнит ли он свое обещание, если в последнее время ему и поесть некогда?

Вдруг у самых дверей явственно послышались шаги и кто-то тихо постучал — четыре раза через равные промежутки времени. Свои! Отец Железного Бамбука вскочил с постели и бесшумно открыл легкую бамбуковую дверь.

— Ванг! — обрадованно шеппул он. — Входи, брат.

— Кто ж еще притащится в такую тьму, помоги нам руки и ноги! — послышалось со двора. — Только я пе один. Погляди, кто со мной!

— Тан, зажигай огонь! — обратился к сыну Нгуен.

Отец, пожалуй, был единственным чоловеком, который

звал мальчика по имени. Даже мать называла его не иначе, как Железный Бамбук, — кличка, которую он получил, когда был тяжело болен '.

Вспыхнул светильник — скрученный из хлопка фитилек, плавающий в плошке с бобовым маслом. И в его желтоватом свете можно было хорошо разглядеть вошедших.

Это были бродячий кузнец Ши и любимец ребят Ванг, коренастый, с широким загорелым лицом; под густыми, сурово сдвинутыми бровями светились ласковые, проницательные глаза.