Но, даже несмотря на скандал, Коул стал президентом «Дженерал моторс». В начале 1970-х, когда готовилось новое законодательство о загрязнении воздуха, Коул настоял на выпуске устройства под названием каталитический нейтрализатор, который резко снижал выбросы выхлопных газов в атмосферу и для применения которого необходим был неэтилированный бензин. Отстаивая нейтрализатор, Коул рассорился с большинством других управленцев Детройта, что требовало немалой храбрости. В результате благодаря Коулу нейтрализаторы отработанных газов вскоре стали неотъемлемой частью автомобилей. Но, как ни печально, сам Коул вошел в историю как создатель «корвэйра», а не чистого воздуха.

Благодаря иску Нейдера дурная слава «корвэйра» преследовала «Дженерал моторс» годами. Только в августе 1970-го стороны договорились о мировом соглашении с компенсацией в размере 425 тысяч долларов. К тому времени мощь Детройта начала иссякать. Средний коэффициент прибыльности «Дженерал моторс», «Форда» и «Крайслера» достиг максимума в 1963 году, составив 17 %, а к 1969-му их суммарный коэффициент упал ниже 13 %. В то время на это не обратили внимания — однако уже в 1970-х автомобильная олигополия Детройта (теперь уже состоящая из «Большой тройки» и «Американ моторс») сменилась раздробленностью.

11 ноября 1970-го «Дженерал моторс» и СРА прекратили суровую 67-дневную забастовку, в которой требовали повысить рабочим зарплату с учетом растущей инфляции. На напряженной пресс-конференции в здании Джи-эм репортеры расспрашивали задерганное правление, не подстегнет ли новый контракт инфляцию, но прямого ответа им никто не дал.

По окончании пресс-конференции разочарованные журналисты удалились в ближайшую мужскую уборную. Там корреспондент New York Times Джерри Флинт вынул из кармана кусок мела, нарисовал на полу два больших круга и, поудобней поставив ноги в оба, крикнул: «Инфляционный!» Затем он сообщил коллегам по перу, что теперь они, ничуть не греша против истины, могут написать, что контракт этот «в некоторых кругах был назван инфляционным». То же написал и сам Флинт — и не без оснований.

Согласно новому контракту, 400 тысяч почасовиков «Дженерал моторс» (в три раза больше, чем через 40 лет останется у всей «Большой тройки») в последующие три года должны были получать 30 %-ную ежегодную прибавку к зарплате. Это положение отменяло прежний лимит прибавок на стоимость жизни и перевело компанию с погодового графика оплат на поквартальный. И, что самое интересное, по новому контракту рабочие могли уходить на пенсию после 30 лет стажа, в возрасте 58 лет, с полной пенсией размером 500 долларов в месяц. Для профсоюзных лидеров правило «тридцать — и свободен» было социальным прогрессом. Тридцать лет были приличным сроком для отупляющего труда на детройтских конвейерах, считали они, а ранние уходы на пенсию будут создавать новые рабочие места для молодежи. Руководству компании эта идея удачной не казалась, однако 67-дневный простой на заводах сломал их сопротивление.

Руководство компании не давало прямого ответа на вопрос об инфляции, но соглашалось, что заработная плата будет расти быстрее производительности труда. Так что таким образом контракт был «инфляционным по определению», — утверждала на следующий день Times. Но все же и компания, и профсоюз настаивали на том, что они жертвы инфляции, а не ее виновники, открыв тем самым серию дебатов о яйце и курице, продолжавшуюся долгие годы после этого.

Этот контракт стал первым с середины 40-х годов, заключенным СРА без участия Уолтера Рейтера. В мае предыдущего года, в возрасте 62 лет, он погиб при крушении самолета по пути в профсоюзный конференц-центр в Северном Мичигане. Заголовками о его смерти пестрели все передовицы страны, ведь при жизни Рейтер дважды появлялся на обложке Time, был консультантом при пяти президентах и, по сути, участвовал в определении внутренней политики США. Самым большим разочарованием его жизни стало то, что в начале 1950-х он не сумел убедить «Большую тройку» пролоббировать государственное медицинское страхование, которое казалось им тогда синонимом социализма. Десятки лет спустя главы детройтских компаний пожалеют, что ему этого не удалось.

Четверть века Рейтер правил профсоюзом, и не только из-за его социальной дальновидности, но и благодаря его искушенности в профсоюзной политике. Два этих качества принесли выгоду членам СРА в 1950-х и 1960-х. Помимо прибавок на стоимость жизни и других немалых повышений зарплаты, работникам автопромышленности оплачивалась страховка на случай болезни и госпитализации, выплачивались дополнительные пособия по безработице на время приостановки производства — и это далеко не полный список. Заработная плата и разнообразные другие выплаты позволяли членам профсоюза вести комфортную жизнь среднего класса, и Рейтер считал, что в итоге работники других отраслей тоже получат подобную зарплату и привилегии. Иными словами, что было на благо СРА, было на благо всей Америке.

Кроме того, по замыслу Рейтера, профсоюз должен был помогать своим членам улучшать не только финансовое положение, но также и здоровье, уровень образования, политпросвещенность и социальное сознание. Для этого на каждом заводе был не только заводской комитет профсоюза и согласительная комиссия для рассмотрения трудовых споров и ведения переговоров, но и комитет по образованию, комитет по здравоохранению и страхованию, а также комитет по вопросам отдыха. В интересах поддержания «трудового мира» все члены комитетов и их штатные сотрудники (на крупных заводах общим числом до сотни и более) получали зарплату от компаний на профсоюзную работу, а не трудились в цеху.

Сотрудники комитетов были на повышенном окладе, который получали только высококвалифицированные специалисты (например, электротехники), а не рядовые рабочие сборочных цехов. Когда сборщики работали на конвейере сверхурочно, члены профсоюзных комитетов тоже получали сверхурочные, даже если их не было на месте. В общем, комитеты были теплым местечком, и пробиться в них проще всего было, заведя связи в руководстве СРА — то есть в окружении Рейтера. В итоге в погоне за социальной справедливостью Рейтер заставил компании финансировать его бюрократический аппарат.

Благодаря Рейтеру некоторые квалифицированные специалисты начали зарабатывать достаточно, чтобы вступать в загородные клубы, членами которых были их собственные начальники, — хотя делали они это редко. Социальные границы в Детройте пролегали не только между заработками, но и между сложившимися классами. Управленцы (кроме некоторых, предпочитавших аристократический район Гросс-Пойнт в восточной части города) жили к западу от федеральной трассы 75. Эта территория включала в себя северо-западные окраины Бирмингема и Блумфилд-Хиллз. Детей они обычно отдавали в Детройтскую пригородную дневную школу или в школу им. Репера. Между собой они общались в таких элитных загородных клубах, как «Орчард-лейк» и «Блумфилд-Хиллз». Последний был таким священным оплотом «Дженерал моторс», что даже на «Форд» там смотрели, как на вражеский автомобиль.

Почасовики же селились восточней шоссе I-75, в округе Мейкомб, их моторки, стоявшие на прицепах возле домов, бывали длиннее самих домов. Собирались рабочие в зданиях профсоюзов и местных отделениях Американского легиона.[23] Этот социогеографический меридиан проходил до самых детских парков в верхней части Нижнего полуострова озера Мичиган.

Западней I-75 находились беловоротничковые прибрежные городки-курорты Петоски и Харбор-Спрингс, а также небольшие озера Торч, Валун и Шарлевуа, на берегах которых любили отдыхать сильные мира сего. В курортный сезон там проходили «северные» вечеринки, на которых женщины были в шелках, а мужчины — в полосатых костюмах. К востоку же от I-75 тянулись ряды синеворотничковых одноэтажных летних домиков и дешевых баров, в которых за одно упоминание о полосатых костюмах можно было получить в челюсть.