– Пшел вон, блохастый! Задавлю, скотина!..
И перепуганный пес рванул прочь, в глубину будки, подальше от страшилища, протопавшего гигантскими шагами мимо. Скрипнул еще один забор, и с другой стороны испуганно заверещал женский голос, перекрытый все те же рыком… Палач шел по следу…
За длинным широким столом дружно подняли стаканы, пробормотали слова приветствия и на одном вздохе опрокинули внутрь луженых глоток самогон. Помолчали секунду и зашипели сдавленно на все лады: «Ох, хорошо пошло». Руки потянулись к щедрой закуске, как вдруг чертиком из табакерки в центр изобилия выскочило что-то коряво-криволапое. Выскочило, чтобы заверещать на остолбеневших мужчин:
– Крок, крок, кроко-кок!
Крохотное чудовище блеснуло в ярком свете газовых ламп черными глазами-бусинами, лязгнуло пастью и дерзко засеменило по середине стола, недобро поглядывая по сторонам. Добежав до края столешницы, мотнуло хвостом и ощерилось напоследок. Стремительный прыжок – и только слабый дымный след пополз вверх по фанерной стене, отмечая, куда исчезло порождение Тени.
Компания медленно зашевелилась, в руках появились пистолеты и ножи. Но твари уже не было, от нее остался лишь холодный страх, мелкими каплями побежавший вдоль позвоночника. Вроде бы пронесло, да спасут всех пресвятые и…
Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ввалился Клаккер, с перекошенной от суматошного бега рожей. В правой руке – тесак, в левой – обрез. И пускающие яркие зайчики «банки» очков, из которых выглядывал слева налитый красным похмельем глаз, а справа – сползающая все ниже синева «подарка от всей души». Сидевшие за столом мелкие и крупные воротилы криминальной Изнанки окаменели. Два порождения сумасшедшего мира за столь краткий промежуток – как-то уж слишком.
– Я… Это… Пробегало? Такое маленькое, с зубами.
Самый старый и мудрый прокашлялся и подал голос:
– Да. Только что. Туда…
– Ага… Так я за ним… Вы уж простите… А то парнишку порвали, надо бы поквитаться.
– Конечно… Пару минут как смылась паскудина. Вон, даже метка на стене…
Палач бочком протиснулся вдоль стены, стараясь лишний раз грязным плащом не задеть замерших мужчин. Потом присмотрелся к исчезающему пятну и саданул ногой по жалобно треснувшей фанере. Уже проломив себе дорогу дальше, замер на секунду, повернул «лягушачью» морду и повторно извинился:
– Так я это… За ней… А то ведь порвала, гадина… Вы не обижайтесь, в следующий раз зайду, да… И за Ткача извините, сильно он меня на куски порезать хотел. Вот я и осерчал… Чуток…
Тот же мудрый голос из угла просипел:
– Да мы не в обиде. Ты зубастого не упусти, это важнее…
– Само собой… – Клаккер сунулся в дыру, но через секунду голова вынырнула из тени, чтобы уставиться на бледного как смерть Сивашова, неделю назад требовавшего смерти охотника. – Ноги как, не беспокоят? Нет? Это хорошо. А то если что, ты лишь намекни, я в гости загляну. Чтобы уж окончательно. И чтобы до гробовой доски. А то ходят всякие, на тебя пальцем тычут. Вроде бы обидел кто, вот и жалобишься… Ну ладно, это я так, чтобы не забыть по ходу дела…
И палач исчез окончательно, оставив после себя сквозняк и грохот слетевших в темноте очередных дверей.
Через пять минут в полной тишине все тот же старый и мудрый медленно налил себе стопочку, опрокинул в рот и процедил, не глядя на еле живого контрабандиста:
– Не знаю, как обществу, а мне этот психопат нужен. Пока. Это он за мелкой дрянью гоняется, словно ошалелый, а огромную тварь у хозяйки «Капитанов» голыми руками придавил, да еще гранатами накормил от души… Поэтому я за все общество не скажу, но мои люди солдатика трогать не будут. И другим не посоветуют. По мне – черт с ним, с Ткачом. Зато в Городе спокойно стало, даже можно по ночам зимой по улицам ходить… В кабаках не протолкнуться, бордели до утра не закрываются… Поэтому – я голосую за перемирие. Пусть своим делом занимается. А счеты сводить – повременить требуется… Ясно излагаю, Сиваш?
Сходка синхронно закивала головами, словно их дергали за одну общую веревочку. Затем повернулась к мрачному мужчине, вперив в одинокую фигуру десятки трезвых злых глаз.
– Ты внятно скажи, чтобы общество слышало. Все понятно?
– Да, – выдавил через силу контрабандист.
– Вот и хорошо. До лета подождем, не горит. Знающие люди шепчут, что палачу требуется смену подобрать, молодых подготовить. Пусть щенков натаскает. Как Город новыми людьми прикроет, так к твоему вопросу и вернемся…
И головы закивали вновь…
У широко распахнутых ворот толпились разномастные чиновники, блестя в неярких солнечных лучах погонами, железяками наград и прочим бюрократическим позументом. Удивленно покосившись на столь странную группу встречающих, Клаккер протолкался внутрь, кивнул знакомому унтеру и загремел сапогами по лестнице. Уже наверху его притормозил Шольц, мрачный и взъерошенный:
– Не спеши, никуда твой зверь не денется.
– Так он меня на пару шагов всего обогнал!
– Я знаю, сам его видел. Но без специального разрешения в комнату нельзя.
Палач начал заводиться. Измотавший заполошный бег никак не способствовал бодрости духа и долготерпению, растраченному в прыжках через чужие заборы.
– Да? Может, мне вообще бляху тебе вручить и домой, цветочки выращивать? Там – тварь, которая крови уже попробовала. Опоздаем, получим еще одного покойника.
– Покойника мы уже получили. С чего бы сюда половина городской полиции сбежалась? Чей дом – знаешь?.. – Шольц покосился за спину, где сновали высокопоставленные чины, потом посмотрел на одеревеневшее с мороза лицо собеседника и потерянно простонал: – Ну, убивец, ну нельзя же быть таким обладуем… Мы у дома бургомистра, слышишь? У того самого, что занемог и позорной отставки дожидался.
– Хоть у черта в ступе, – продолжал дуться Клаккер. – Кроку без разницы, какую должность человек занимает. Вцепится в глотку – и бывай.
– Ну, хозяину дома это уже не повредит. Слуги два часа тому назад нашли его мертвым. Скрючился в кресле и даже чуток пованивает. Так что – охолонь, приказано ждать наместника. И никуда твой клиент не денется. Рядом с покойником на столе скачет, хвостом машет.
– Да? – Охотник не поленился, пропихнулся поближе к закрытым дверям, приник к замочной скважине и замер на минуту. Потом с трудом разогнулся, удовлетворенно кивнул и закрутил головой, пытаясь найти местечко потише. Но спрятаться от нахлынувшей суеты не успел – по лестнице уже гремела сапогами процессия.
Черный костюм наместника мелькнул в начале коридора, а миг спустя «разящий перст Императора» уже внимательно слушал краткий доклад старшего обер-крейза. Найдя глазами высокую фигуру палача, жестом поманил к себе и распорядился:
– Обеспечьте доступ к телу. Когда в комнате станет безопасно, доложите. Посторонних с этажа – долой. Усиленную охрану в оба конца коридора и к дверям. Исполнять.
Клаккер покосился на забегавших тараканами унтеров, на бурлящий чинопочитанием поток разномастных служивых и вытянул из бездонных карманов плотный мешок. Убедившись, что внутри стенки в несколько слоев выложены бумагой, бьющей в нос запахами трав, распахнул дверь и шагнул внутрь полутемной комнаты. Створки захлопнулись, и застывшие в коридоре люди услышали, как внутри визгливо заверещала нечисть, хлопнуло об пол стекло, потом долетел звук удара, и обиженный вопль сменился еле слышными жалобами, смысл которых был понятен только обитателям Тени.
Еще минут пять палач бродил по комнате, заглядывая во все темные углы и проверяя, нет ли каких неприятных секретов. Лишь убедившись, что никакая нежданная дрянь не свалится на голову господину наместнику, распахнул двери и пригласил внутрь. Сунувшихся следом прихлебателей отсекли бравые унтеры, позволив высокопоставленному руководству заниматься делом, не отвлекаясь на пустопорожние комментарии.
Господин в черном тростью поворошил книги на столе, затем издали полюбовался сначала на мертвеца, скособочившегося в кресле, потом на шевелящийся на полу мешок. Прогулявшись мимо стеллажа с книгами, подкрутил вентиль газового рожка и наметанным глазом выхватил нужную папку в ряду ей подобных. Устроившись на кожаном диване у стены, начал листать финансовые документы, скомандовав Шольцу:
