Я просияла. Потом повернулась к рыцарю

— Да, сэр, — вежливо сказала я и увидела, как на его лице появилось выражение явного облегчения.

Потом я вернулась глазами к Люциану, улыбнулась ему.

— Я уезжаю в пансион, Ваше высочество. Но я вернусь, — я присела в глубоком реверансе и шагнула в придерживаемую рыцарем дверь.

— Прощай, Мирослава, — бесстрастным голосом произнес Люциан, но его интонация уже не могла меня расстроить.

Я вернусь…

Эта долгая ночь наконец-то закончилась. За окном серел рассвет. Я спустила затекшие ноги с подоконника.

Спать не хотелось. Но я решила прилечь и хоть немного отдохнуть — день предстоял долгий и тяжелый.

Мыслями я все еще возвращалась в прошлое. В тот день, когда я впервые увидела, каким мог быть Люциан. Его вторую сторону. По своей детской наивности я не понимала, как он мог желать таких ужасов, наслаждаться ими. Мужчина моей мечты просто не мог быть таким, поэтому я и переложила всю вину на Князя.

Сейчас я понимала, каким терпением обладал Князь, каким пониманием по отношению ко мне. Но он знал больше, чем я могла тогда представить. Но меньше, чем оно на самом деле было. Смешно. Князь искренне считал, что Люциан ему служил. А сам Палач не торопился его разубеждать. У него были свои цели в том мире, цели, известные лишь ему одному. Думаю, дело было в Арке. Выход Арки находился в замке, и Люциан наблюдал, как она работает и пользовался ею, как дверью. Хотя, разумеется, он не нуждался в дверях. Он мог в любой момент уйти в любое место Вселенной. Но, видимо, Арка требовала тестирования.

Мой мир был во многом примитивен, и никому из Службы Арки, которую создал Люциан, не было выгодно, чтобы человечество моего мира, находясь на средневековой стадии развития, открыло для себя преимущество перехода через межмировые туннели. Ни один Проводник не проживал в том мире, и вряд ли там вообще существовали люди со способностями, подобными моим. Как я выяснила много лет спустя, я и сама принадлежала другому миру.

Я дремала. Не знаю, сколько минут или часов. Очнулась от того, что мне принесли завтрак. Горничная молча накрыла на стол и ушла. Есть совершенно не хотелось. Но было необходимо.

За окнами пошел дождь. Капли уныло постукивали по стеклам, стекая неровными ручейками на подоконник. Хмурый, грустный день. Последний день жизни Минервы Росс.

Чувство вины давило на меня, камнем лежало на сердце. В голове металось «если бы я», «я могла бы» и прочее. Трусливое, самоуспокоительное «ничего уже не изменить» потопталось рядом и исчезло. Осталось только «я была должна».

Я молча ковыряла вилкой омлет. Нет. Не могу. Еда вызывала тошноту.

И тут мне в голову пришла мысль: сегодня же казнь, служащие Арки будут заняты этим устрашающим шоу, а значит… Значит, я могу поговорить с Джеком. Ха! Бред собачий. Если дверь в мою уютно обставленную «тюремную камеру» открыта, то это совсем не значит, что я спокойненько выйду из апартаментов Палача. Как он там говорил? Неужели я думаю, что Арка охраняется только спецслужбами? И уж тем более меня охраняют, что надо. И даже если это не так, попробовать что-то сделать означает не только навлечь на себя неудовольствие (мягко выражаясь) Люциана, но просто оказаться последней дурой. Дурой я не была. Но рискнуть я считала себя обязанной. Ради всех этих лет, что мы — счастливо, я должна отметить — прожили с Джеком Меллоном.

Я сделала глоток кофе и начала размышлять, что лучше предпринять: пройти межмировыми туннелями? Просто идти, открывая все попадающиеся на пути двери? Ага, и наткнуться на кого-то не слишком лояльного ко мне. И что еще хуже — на Палача.

Боже, я опять не услышала, как он вошел. Легок на помине. Я даже вздрогнула, столкнувшись с его спокойно-равнодушным взглядом. И долго он так просидел?

— Позавтракала? — осведомился он, критически разглядывая все, что я оставила на тарелке. — Не густо. Я не удивлен, что ты такая худая.

— Потеряла аппетит. Заключение, знаешь ли, не способствует образованию жировой прослойки.

Он чуть приподнял левую бровь, и меня словно кипятком обдало. Вот эта мимика, выражение лица — вроде ничего особенного, но он умудрялся так выглядеть при этом. Суровый, непреклонный и до трясучки сексуальный. Угу, секс с летальным исходом, если осмелишься купиться на эту божественную красоту.

— Одевайся потеплее. На улице сыро и промозгло, а ты еще не совсем здорова.

— Собираешься отвести меня посмотреть на казнь? — сердце ухнуло в моей груди. Нет, только не это!

— Казнь будет вечером. В темноте. При свете факелов.

— При факелах? Кто у вас постановщик шоу? Какой-то фанат средневековья?

— Традиции, моя дорогая. Арка всегда придерживается традиций и стиля. Он един во всех мирах. Одевайся. Я жду.

Он ждет. Угу. То есть таймер запущен. Я про себя пожала плечами. Как изволите, мой Господин и Повелитель.

Вскоре мы выехали за ворота Хранилища Арки. Я молча сидела, отодвинувшись как можно дальше от Люциана и смотрела сквозь тонированное стекло на мокрую улицу. На душе скребли кошки. На прогулку это похоже не было. Куда меня везут?

Вскоре я получила ответ на свой вопрос. Мы ехали по моему району. Мое сердце болезненно сжалось. Думала ли я, что вернусь туда — вот так, под охраной, в сопровождении своего тюремщика? Даже в самом кошмарном сне я такого и представить не могла.

Разумеется, мой дом был опечатан. Двое спецназовцев охраняли вход. При виде Люциана они отдали честь и почтительно расступились. Я стояла в холле и ловила себя на мысли, что этот дом мне больше не принадлежит. Чужой дом. Красивый, холодный, лишенный того уюта и теплоты, что привносят в свое жилище люди. Любящие друг друга люди.

Все вещи оставались на своих местах. Да, здесь был обыск. Но все выглядело очень прилично. Ничего разбитого, разбросанного. Или, возможно, здесь просто кто-то прибрался.

Я вопросительно взглянула на Люциана. Тот кивнул головой в сторону гостиной. Понятно — иди туда и не путайся под ногами, пока не поступят новые указания. Я молча повиновалась.

А потом долго стояла и смотрела на диван, на котором мы так часто проводили вечера с Джеком. Пили пиво. Смотрели кино, просто читали, уютно устроившись рядышком. Прошлая жизнь. Такая далекая и чужая. Снова я оказалась на перепутье. Хотя нет, я уже шагнула на другую сторону…

Зачем Люциан привез меня сюда? Что ему от меня нужно? Я не понимала. Если усугубить мое чувство вины, то ему это прекрасно удалось. Если вызвать боль и тоску по счастливым временам, когда мы с Джеком жили в этом доме, дружные, нежно любящие друг друга, то и это ему удалось. Более спокойной жизни у меня не было ни в одном из миров. Только здесь.

Я медленно шагала по комнате, проводя ладонью по стенам, по мебели, касалась расставленных мною на полках безделушек, вазочек, дотрагивалась до рамок, в которые были заключены картины на стенах. Я прощалась с этим домом. Прощалась со всем хорошим, что пережила здесь. Прощалась с очередным этапом жизни.

Как же часто я прощалась за всю свою долгую жизнь? Слишком часто. Но с такой тоской всего однажды. Когда уходила из своего мира, похоронив мечту вместе с Любимым. Похоронив надежду видеть, как растет мой сын… Я смирилась. Я продолжала существовать. Пока не встретила Джека. Он растопил мое сердце. Подарил мне радость, научил меня снова улыбаться.

Он обманывал меня, напомнила я себе, но тут же сама с собой поспорила. У Джека была своя правда, и он в нее искренне верил. А я даже не попыталась его разубедить.

Я вышла из гостиной. Передо мной был небольшой холл и лестница на второй этаж. Я погладила полированные перила и стала не спеша подниматься наверх.

Наша спальня. Задвинутые шторы. Полумрак. Все так, как любили мы оба. Аккуратно застеленная кровать. Витые столбики. Полупрозрачный балдахин. Я не хотела балдахин, но Джек меня уговорил. «Солнышко, это так романтично, и он будет напоминать тебе о детстве», — повторял мне Джек. И эта кровать действительно напоминала мне ту, другую, в замке Князя. Такие же три ступеньки вели наверх. Точно такое же темно-синее покрывало с бахромой лежало поверх шелкового белья.