Ее старшему сыну Генриху минуло девять лет, погодкам Ричарду и Годфриду было по восемь и семь. Они уже вовсю рубились на своих деревянных мечах, свободно держались в седле и стреляли из лука. Порою ей казалось, что они задиристые маленькие львята, которые сполна взяли от нее и короля Генриха энергию, ум и смелость, а кроме этого — свои огненные шевелюры, на которых когда-нибудь заблестят короны.

      Снешаль учтиво поклонился и объявил, что некий рыцарь из Хартфордшира, Уильям Мелбри, просит принять его. Во время отсутствия деятельного и непоседливого Генриха Плантагенета, который в очередной раз отбыл из столицы, Алиенора была полноправной правительницей, она обладала острым умом и несгибаемым характером, уверенно решая государственные дела. Голос и облик вошедшего крестоносца показался ей знаком. Он опустился на одно колено и, немного склонив голову, прикоснулся ладонью к самому сердцу. После обмена учтивыми приветствиями королева сразу же спросила:

— Где я могла видеть вас, рыцарь Мелбри?

— Ваше Величество, мы встречались лишь однажды, в Константинополе, во время Вашего посещения Святой Земли с крестоносцами. Я был среди посланников Иерусалимского короля.

— Ну, конечно же! Рыцарь с колдовскими зелеными глазами. Некоторые из моих придворных дам еще долго вздыхали по ним. Так что же привело Вас ко мне вновь? — с улыбкой произнесла Алиенора, в удивительно молодых ее глазах плясали любопытные озорные искорки.

— Я много лет провел в Святой Земле, служа Иерусалимскому королю, но теперь единственное мое желание — быть полезным здесь. И если король Генрих примет мои клятвы, то не будет у него более верного вассала, а у Вас, несравненная Донна — более преданного рыцаря.

      Королева чуть наклонила голову, внимательно изучая статного широкоплечего крестоносца, так напоминавшего ей того, кто тронул ее юное сердце много лет назад и навсегда остался первой, самой печальной и трогательной любовью. Человека, в которого она влюбилась еще пятнадцатилетней девчонкой, жестоко убили у нее на глазах. Самая завидная невеста Франции, опекуном которой был Людовик VI, не была парой для простого рыцаря. Алиенора отогнала грустные воспоминания, не позволяя им разъедать свою душу, и сказала, полоснув строгим взглядом оживившихся придворных дам, едва слышно перешептывавшихся по углам:

— Что же, Уильям Мелбри, мне всегда верилось, что на земле еще рождаются доблестные Паладины, подобные тем, что сидели когда-то за Круглым Столом короля Артура. Полагаю, мы найдем в Вас нового Персиваля или Ланселота. Я поговорю с Его Величеством по его возвращении. Но Вы, должно быть, знаете, что рыцарь моего окружения помимо войны должен знать законы "Fin Amor". Жители туманных берегов Темзы отважны, способны, не дрогнув, встретиться лицом к лицу с самой грозной опасностью и совершить любой подвиг, но истинным рыцарем воина делает искусство любезно говорить с дамами о любви. Так считал мой дед герцог Гийом Аквитанский, величайший рыцарь-трубадур своего времени. Что вы скажете на это? — в тоне королевы и ее изысканных речах слышался вызов. Она смотрела на него пристально, испытующе, не давая права на раздумья и сомнения. Такая искушенная в куртуазном обращении женщина вряд ли удовлетворится заурядным ответом.

— Позвольте мне, Ваше Величество, ответить вам канцоной, которую я сложу на острие своего клинка и преподнесу завтра утром. Тогда, смею надеяться, все ваши сомнения рассеются как туман над Темзой.

      Королева звонко рассмеялась, встретив его ответную улыбку.

— Тогда до завтрашней встречи, Паладин!

-------------

Уильям покидал покои королевы вдохновленный, с учащенно бьющимся сердцем и блеском в глазах. В самом дальнем углу он заметил своего оруженосца, покорно ждавшего окончания аудиенции. Юноша был странно молчалив, угрюм и чем-то раздосадован. Большие выразительные глаза гневно искрились. Но рыцарь Мелбри тихонько насвистывал себе под нос веселую песенку, он то явно был в прекрасном расположении духа.

Канцона

      Собравшихся в утренний час в большом просторном зале, где обычно придворные и сам король упражнялись в искусстве владения мечом, ждало захватывающее зрелище. Бывший крестоносец, рыцарь из Хартфордшира, заинтриговал королеву своим обещанием. Сегодня он представит свою «канцону на острие клинка». Алиенора предполагала, что Мелбри желает продемонстрировать ей свое мастерство лучшего мечника графства, и заранее выбрала для поединка одного из французских рыцарей — Гийома де Бетюна. Король Генрих не одобрил бы подобных развлечений, но королева никогда не поступалась своими желаниями, тем более сейчас, когда он далеко.

      Гийом был закален в схватках с сарацинами и прекрасно владел всеми видами оружия. Публика, расположившаяся вокруг своей королевы, с интересом уставилась на вошедшего.

      Уильям был в темном котте, расшитом по краю серебряной нитью, надетом поверх камизы синего шелка и прихваченном на талии великолепным поясом работы константинопольских мастеров. Учтиво поклонившись Алиеноре и ее двору, крестоносец поймал на себе кокетливые взгляды присутствовавших дам, большинство из которых были прелестны. Королева любила окружать себя красотой и добивалась этого от придворных.

      Квентину полагалось стоять поодаль, бережно держа боевой меч рыцаря Мелбри, и по первому же указанию подать ему оружие.

      Гийом де Бетюн был немного выше и шире в плечах, но это, отметил Уильям, могло делать его менее маневренным. На боевые мечи надели защитные чехлы из толстой воловьей кожи, чтобы бой не закончился кровопролитием.

      Когда Уильям отразил первый выпад, его губы громко и торжественно изрекли первые строки обещанной королеве канцоны:

Судил мне бог пылать любовью,

Я взором Дамы взят в полон…

      Гийом, отскочив от меткого рубящего удара и сменив позицию, обрушил на противника еще один хитрый прием, но и здесь бывший крестоносец сумел несколькими искусными движениями отбросить нападавшего, сопроводив действо следующей строфой:

Ей в дар несу и явь и сон,

Ей честь воздам стихом и кровью…

      Поединок превращался в настоящее представление, где действующие лица двигались в смертоносном танце, сопровождаемом изящными стихами, которые произносились рыцарем Мелбри с каждым следующим выпадом или ударом:

Ее эмблему чтить я рад,

Как чтит присягу верный ленник…

      Французский рыцарь, все больше разгораясь гневом, почти потерял оружие. Следующая строка звучала еще более торжественно и страстно:

И пусть мой взгляд

Вовеки пленник;

Ловя другую Даму, он — изменник…

      Разъяренный своими просчетами, Гийом попытался несколькими сильными ударами сбить Уильяма с ног и прижать его острием своего меча к полу, заставив просить у всех прощения за дерзость вызвать на поединок лучшего мечника двора прекрасной Алиеноры. И у него почти это получилось. Но Уильям незаметно и ловко сменил показную растерянность на решительный выпад, заставивший де Бетюна полететь на пол. И, сделав небольшой поклон, с хитроватой полуулыбкой в сторону королевы крестоносец продолжил: