– Я хочу, чтобы женщины конкурировали с мужчинами, и на равных условиях. Я не хочу, чтобы женщины боролись с ними. Они не враги. Мы их всех любим.

Головокружительная улыбка скрепила перемирие между полами.

«Пожалуй, не стоит особенно развивать эту тему», – подумал Саммерфорд.

– И я полагаю, что психологические проблемы также решаются с помощью данной программы подготовки. Вы не могли бы рассказать нам об этом?

– Конечно, решаются. Моя программа гарантирует от депрессии гораздо лучше, чем лечение психоанализом или медикаментами. У нас есть сауны, джакузи, парилки, массаж. Раз в месяц женщина может выкроить одно утро и как следует побаловать себя.

Создать ажиотаж. Сделать рекламу. Боже, все это люди увидят в своих домах, и в Палм-Бич тоже.

Затем Лайза склонилась ближе и, впившись глазами в камеру, постаралась вложить свои мысли в сознание будущей аудитории.

– Вне всякого сомнения, это может преобразить вашу жизнь, – произнесла она. – Мою жизнь это преобразило.

У Джо Энн Дьюк выдался поистине очень плохой день. Она еле проснулась, с трудом продрала глаза, а выбраться из кровати казалось непосильной задачей. Сейчас, угрюмо сидя на веранде, по-прежнему в пеньюаре из чистого шелка от Кристиана Диора, который не снимала весь день, она размышляла над тем, что же ее беспокоит. С помощью антидепрессантов и таблеток снотворного, тщательно чередуемых через каждые несколько часов, она поддерживала почти что бессознательное состояние для того, чтобы не ощущать тоски, которая угнетала и давила. Она вообще пропустила бы весь этот чертов день. Перескочила бы его. Начала бы жизнь завтра с безупречно чистой страницы. Солнце садилось, пронзая небо вокруг себя красными лучами. Обычно закат на Лейк-Уэрт неизменно поднимал у Джо Энн настроение. Сегодня вечером он всем своим видом напоминал безвкусный пейзаж на открытке.

Она бесцельно вернулась в спальню и пару минут стояла перед высоким зеркалом. Боже, какой ужасный у нее вид! Из-за депрессии она как бы посерела. Серые волосы, серое лицо, серые глаза. Умом Джо Энн понимала, что кривые очки ее настроения искажают восприятие, однако ум – это раб чувств, и Джо Энн ощущала, что вид у нее ужасный. Остальное не имело значения. Напрасно она сосредоточивала внимание на высокой груди, на животе, плоском, как бильярдный стол, на крутых, вызывающих бедрах. Угадывавшееся сквозь окутавший Джо Энн беспросветный мрак тело, способное свести с ума все человечество, годилось лишь для производства клея.

Такие дни случались у Джо Энн время от времени, и ничего поделать с этим было нельзя. В Нью-Йорке подобное состояние длилось иногда целую неделю. Она запиралась в квартире, отказывалась открывать дверь и получала огромное удовольствие, живя, как последняя грязнуля. Джо Энн грызла шоколад и разную дрянь, сваливала в раковину горы немытой посуды и погружалась в пучину отчаяния. Она называла такие периоды «халатной погодой». А как называть их теперь – изящно-пеньюарными? Обстановка, разумеется, изменилась, посуду мыли без нее. Однако хандра под Ренуаром мало чем отличается от чувства пресыщенности под афишей с изображением боя быков.

Бесполезно было размышлять над тем, что послужило поводом для черной тоски. Толчком могли стать и вредность Питера, и едва не случившаяся на пикнике «регулируемого деторождения» катастрофа, и несостоявшаяся после чудовищно напряженного вечера встреча в номере, снятом в «Бразилиан корт», с Мэри д'Эрлангер. Однако в иные дни Джо Энн с подобными и мелкими текущими неприятностями справлялась походя. Сегодня же она чувствовала, что если обнаружит паука в бассейне, то у нее произойдет нервный срыв.

Неизвестно откуда просочившаяся крохотная струйка энергии побежала по аорте. Словно со стороны, Джо Энн наблюдала за тем, как она собирается позвонить этой сучке Мэри. Поучить ее хорошим манерам. Мэри могла хотя бы позвонить и сказать, что ей понравилось в прошлый раз в постели. Джо Энн угрюмо прошла по комнате и набрала знакомый номер.

Джо Энн и раньше замечала этот странный металлический щелчок. В последние месяцы его время от времени можно было отчетливо расслышать. Щелчок, а затем какая-то пустота на линии, будто разговариваешь в общественном туалете. С этими чертовыми телефонами явно что-то не в порядке. Джо Энн все собиралась сообщить об этом коменданту.

Тон у Мэри д'Эрлангер был несколько прохладный. Дружеский, но вместе с тем сдержанный. В ванной комнате «Бразилиан корт» она разговаривала иначе. Джо Энн представила поглаживающие телефонную трубку длинные, тонкие пальцы с изящными ухоженными ногтями. Ногтями, которые оставили следы на ее спине.

– Джо Энн, милая. Как твои дела? Я собиралась звонить тебе.

– Что же помешало?

Джо Энн не была настроена осторожничать.

– О, ну ты знаешь, как бывает. Я так занята. Иногда я просто не понимаю, что происходит у меня со временем.

– Ну, разве мы обе не знаем, что происходило у тебя во второй половине дня в прошлую среду?

Она тут же дала волю злобе и раздражению. Мэри уже наверняка оделась для вечеринки. Маленькое платье от Живанши. Черное и простое. Огромные жемчуга, длинные ноги. Те самые, которые крепко стискивают тело Джо Энн в момент оргазма.

Мэри д'Эрлангер вздохнула со сдержанным разочарованием. «Почему вечно возникают проблемы? Почему за все надо платить?»

– О, не будь такой, Джо Энн. Это было забавно, но неразумно. Я больше не хочу заниматься этим.

Джо Энн почувствовала, как внутри нее все взорвалось. Тупая, заторможенная корова. С кем она, черт побери, затеяла игры?

– Забавно, но неразумно. Забавно, но неразумно! – завизжала Джо Энн в трубку. – Валялась там на постели, как выброшенный на берег кит, и умоляла меня сделать так, чтобы ты кончила, а теперь говоришь, что это было забавно, но неразумно? Ну вот что я скажу тебе, Мэри д'Эрлангер. В постели ты – дерьмо вонючее. Сношаешься, как по инструкции. Неудивительно, что у этого импотента, твоего сального мужа, вообще не встает. Если бы я была мужчиной, то у меня бы тоже не встал.

Бросая телефонную трубку, Джо Энн с удовольствием услышала, как Мэри охнула от ужаса.

– Ладно, Мэри д'Эрлангер. Вычеркнем тебя, – вслух сказала Джо Энн сама себе.

Отлично! Так-то лучше. Тоска несколько схлынула. В черной тучке, которая висела над головой Джо Энн целый день, внезапно появился проблеск.

Она прошла по комнате к столику с напитками и на мгновение задумалась. Решения. Решения. Почему их всегда труднее принимать, когда тебе плохо? «Скотч» со льдом? С водой? С содовой? Без всего. Джо Энн плеснула «Гленфиддика» на дно большого хрустального бокала и прошла к дивану. Там она посмотрела на часы. «Картье» утверждает, что сейчас 7 часов вечера. «Картье» никогда не ошибается.

Поджав под себя длинные ноги, Джо Энн пригубила напиток. Она солгала Мэри. Не правда, что та была нехороша в постели. Она была невероятна, превосходна. Теперь ее нет. Джо Энн долго и жадно пила мягкую янтарную влагу, согревая ею горло перед тем, как проглотить, и ощущая жар солодового виски, проникающего в ее пустой желудок. Она сделала вдох и передернулась от кратковременного удовольствия. Нагнувшись, дотянулась до пульта и нажала кнопку телеканала. Стоявший в пяти футах от нее «Сони Тринитрон» щелкнул и ожил.

«Боже всемогущий!». – Джо Энн выпрямилась. Она смотрела прямо между ног девушки, красивей которой не видела в жизни. С непостижимой легкостью эти ноги раздвигались и сдвигались, как бы и не чувствуя тяжести черных болванок, которые тщетно пытались сковать движения обладательницы ног, пока та расписывала достоинства тренажера «Наутилус».

Вся внимание, Джо Энн вслушивалась в уверенную, убедительную речь и вглядывалась в волнующие черты лица говорившей. «Бодискалптинг… быть сильными и прекрасными… хочу, чтобы женщины конкурировали с мужчинами, и на равных условиях… гарантирует от депрессии…»

Э, так это же то, что ей и нужно. Девочка права. Достаточно посмотреть на нее, послушать ее, чтобы понять это. Жизнерадостность, очарование струились с экрана. Били прямо меж глаз.