И было в конце такое мычание и хрюканье… Корова и свинья не хотели уходить с этого двора.

— Совесть у вас есть?! — ругал их Костаке. — Оставайтесь здоровенькими, — сказал он хозяевам, напяливая шляпу на уши. — А мы домой поедем. Теперь приглашаем к нам. Договорились? Приезжайте, а то рассержусь. А уж если рассержусь — это надолго.

Уехали они, и Ирина спрашивает мужа:

— Ну что? Хочешь ещё гостей?

— Таких — не очень, — махнул рукой Милуцэ.

Прошло несколько дней, и Ирина говорит ему:

— Слушай, завтра воскресенье, поедем к твоему брату, отдохнём.

— Давай.

И вот в воскресенье оставили они дома и корову и собаку, только попросили соседку корову в обед напоить, и пошли в гости.

Шли они долго, в лесу птичек слушали, а у речки разулись и опустили в воду все свои четыре ноги, вспоминая детство.

К Костаке они пришли уже в сумерки. В окошке уже горела лампа, а как только собака залаяла — лампа сразу погасла.

— Ай-ай-ай! — закричал Костаке, выскакивая на крыльцо. — Какие гости дорогие!

Ефтимия кинулась целовать:

— Просим! Просим!

Вошли все в дом, а лампу зажигать не стали. Уселись за стол и стали болтать о том о сём. Вроде бы и дождя давно не было, а тут телёнок родился… Так болтают и болтают, а за стол не сажают. Вернее, за стол-то посадили, а еды не несут.

— Давайте хоть лампу зажжём, — Милуцэ говорит. — У меня спички есть. Где лампа?

— Ради Бога, только не это, — сказала Ефтимия. — А то комары налетят и нашего Костаке закусают. Тогда у него терпение лопнет. А окно тоже закрывать нельзя — лето ведь, люди добрые!

— Нда, — сказал Милуцэ. — А как ваша свинья поживает?

— Спасибо, хорошо. Вот только комары её кусают.

— Ну, ладно, — сказал Милуцэ. — Большой привет вашей свинье, а нам домой пора! Засиделись!

— До свиданья, до свиданья! Заходите ещё, будем очень рады!

Так и пошли Милуцэ с женою домой. Отошли от калитки, обернулись, тут как раз в окошке у Костаке свет зажёгся…

От этого шалаша — одни неприятности. Всякий, кто мимо идёт, обязательно во двор зайдёт на шалаш поглядеть. Он во дворе стоит, рядом с домом. Немыслимый шалаш!

Бабка Лисандра, как бабкам и положено, в доме живёт, а дед Иримия выдумал — в шалаше!

А дом у них — что надо: шесть окон, веранда, крыша дранкой покрыта. А что шалаш? Горбатые палки и соломенная шляпа на макушке.

— Иримия! — кричит с порога бабка. — Для чего мы здоровье подрывали — дом строили? Чтобы ты на старости лет в шалаше спал?

— Это не шалаш, а при-ро-да! — доносится хриплый голос.

— Да ты послушай! Люди говорят, что я тебя из дому выгнала. Другие — что ты сам ушёл. А кое-кто и вовсе решил, что мы с тобой развелись! Вот так!

— Пусть болтают. Зато мы можем друг к другу в гости ходить. Заходи, когда захочешь.

Так и сяк уговаривала его бабка, но после поняла, что уговорами делу не поможешь. Вот как-то подстерегла она, когда старик в поле ушёл, и в шалаш вместо миски борща миску углей притащила. Все вещи из шалаша забрала, только трубку оставила.

В тот день был сильный ветер, и скоро огромное пламя поднялось во дворе. Бабка испугалась, что огонь на дом перекинется, выбежала на дорогу, руками машет:

— Спасите! Помогите! Горим!!!

Дом-то на горе стоял, а колодцы только в долине были. Там дым увидели, в колокол стали бить, за водой побежали. Пока бегали туда-сюда, шалаш сгорел и огонь потух. Что с водой делать? Не нести же её обратно в колодец?! Наполнили бабке две бочки, да кадку с корытом, лоханку, две кастрюли и пять крынок.

К вечеру явился дед. А бабка вся в саже, чёрная как чёрт, рогов только не хватает.

— Ну?! — набросилась она на деда. — Чуть не сгорели вместе с домом. Не иначе как трубку горящую в шалаше оставил?!

Дед руки в карман — трубки нет.

— Да-а-а… — почесал он в затылке.

Что-то забывчивый стал он в последнее время. Но чтоб трубку горящую забыть… Расстроился дед. И шалаш ему жалко, и трубку.

— Ладно, не огорчайся! Подумаешь, трубка да пара охапок соломы!

Махнул дед рукой, у бабки гора с плеч свалилась, пошла умываться.

А воды в доме — хоть залейся. Нагрела котёл. Намылась, заставила и деда в корыто лезть. Так выкупала, что он своё детство вспомнил: вот так мать его купала когда-то… Положила его спать, в доме, рада, что избавилась от шалаша. И как ловко! И воды-то теперь в доме столько, что неделю можно в долину не спускаться.

Лежит бабка, а уснуть не может: сначала — от радости, а потом — от лунного света. Так яростно луна в эту ночь светила, что казалось — весь дом голубым пламенем охвачен. Лежит бабка — глаз не смыкает, а дед не успел головой подушки коснуться — уж и захрапел. Будто и шалаша у него никакого не бывало.

Утром открыла бабка глаза — нету деда! Кинулась к окну: батюшки святы! Во дворе новый шалаш стоит!

Бабка повздыхала-поохала, да делать нечего — перебралась сама к старику в шалаш.

На другой день ни свет ни заря её кукушка разбудила.

— Слушай, дед, — говорит бабка, — чего это мы пустое поле сторожим? Раз у нас есть шалаш — надо арбузы сторожить.

— И то верно, — неожиданно сказал дед. — Но там ведь картошка посажена. Только ещё не взошла.

— Давай выкопаем!

— Давай.

Вот какая история! Выкопали они картошку, а на её место арбузы посадили. Бабка весёлая ходит: теперь всё в порядке, теперь действительно в шалаше надо жить, без шалаша невозможно.

Когда она стирала бельё, то нарочно всё развешивала вокруг шалаша: пусть все видят, что и она вместе с дедом. Она даже стала других бабок уговаривать жить в шалаше и клялась, что каждое утро к ним прилетает кукушка и так красиво поёт, как в детстве.

Они с дедом и Троицу в шалаше встретили.

— Ни ковёр выбивать, ни пол подметать не надо, — хвалилась бабка. — Времени у меня теперь хватает. Отдыхаю и птичек слушаю.

Вскоре на бахче стали появляться арбузы. Такие круглые да пузатые — любо глянуть. Бабка гордая ходила. Но вскоре она забеспокоилась.

— Ты посмотри, какой у нас забор! Самому крошечному крошке по колено! — надоедала она деду. — Переделай забор!

В конце концов он забил вдоль старого забора новые колья и натянул над забором проволоку колючую.

— Вот теперь замечательно, — бабка говорит. — Никто не залезет. А глазами пускай смотрят — глазами не съедят. Такие арбузы во всей Панталонии поискать надо! Заработаем денег в этом году!..

А дед загрустил, в землю смотрит. День грустил, два — арбузы поспевают.

— Что с тобой? — допытывалась бабка. Дед помалкивает.

Однажды решила она его арбузиком угостить, пошла на бахчу и вдруг видит: в заборе дыра!

— И-ри-ми-я! Сюда! — закричала она. — К чему теперь эта проволока? Вот куда наши полосатенькие без ног уйдут. Кто ж это наш забор продырявил?

— Я.

— Ты-ы? Ну, дорогой, в шалаш я к тебе перешла, но забор ломать не дам!

И она сама дыру заделала. А утром смотрит — дыра на месте.

— Задыхаюсь я за этим забором, — дед говорит. — Пусть хоть воздух во двор залетит.

— А вместе с ним и мальчишки?

— И они не помешают… — усмехнулся дед. — Это всегда так было. Вот смотрю на тебя и думаю: ты-то была девчонкой? Или старухой на свет родилась? Помнишь, что такое арбуз за пазухой?

— Не помню, — бабка говорит.

А дырка между тем своё дело делала: арбузов на грядках оставалось всё меньше. Мальчишки, конечно, хорошо понимали, что такое арбуз за пазухой.

— Что-то никто из них в эту дырку не лезет, чтоб помочь тебе огород полоть! Смотри, весь сгорбился от работы!

А дед и вправду сгорбился, только смеётся, а во рту ни одного зубика.

— Ты мне и поможешь огород полоть, бабка Лисандра.

Тут и бабка засмеялась. Она была не такая уж и вредная. И дед её, в общем-то, любил. Да ведь и арбузы завтра-послезавтра кончатся, а он с кем останется? С бабкой…

На небе зажглась утренняя звезда.