Мартин удержался на ногах и сделал еще один шаг. Вода достала ему до подбородка. Он оторвался от каменистого дна и развел руки. Это все, что он умел.

– Томми! – заорал он, когда понял, что дно ушло из-под ног. Брат не обратил внимания, он продолжал плыть к буйкам. Мартин продвинулся вперед на несколько футов.

Рубашка его намокла и становилась все тяжелее. Голова его ушла под воду, и он отчаянно хлебнул полпинты морской воды. Голова его еще раз появилась на поверхности, он закашлялся и что было сил замахал руками, отплывая все дальше от волнореза. Затем голова его вновь ушла под воду. Огромная черная тень распахнула пасть и стремительно кинулась к нему.

Томас продолжал плыть, пока руки его не стали слишком тяжелыми – он уже футов на пятьдесят заплыл за буйки. Тело было теплым и усталым. Он позволил голове уйти под воду, снова резко вздернул ее, когда в ноздри хлынула вода, еще раз вяло ударил рукой по поверхности и вновь ушел под воду, словно дно притягивало его к себе.

***

Спустя полтора часа после того, как в саутвильском Загородном клубе на стойке появилась первая "Кровавая Мэри", женщина по имени Рэй Нестико-Белл перетащила свой шезлонг в глубину Грейвсенд-бич, подальше от шума, который устроили восемь играющих в волейбол подростков. Кроме крика и поднятых туч песка ее раздражали насмешки и подмигивания подростков, которые начинались каждый раз, как только она глядела в их сторону. Миссис Нестико-Белл добралась до границы частных пляжей и устроилась как раз рядом с ограждением участка Ван Хорна, когда увидела две странные группы водорослей, которые покачивались на волнах прямо перед ней. Она уронила шезлонг и сделала шаг вперед. Из одной кучи высунулась белая ступня. Она рупором поднесла руки ко рту и начала звать на помощь, поначалу так тихо, что парни, играющие в волейбол, ее не услышали.

Вот эти картины – вопящая женщина в купальнике и радостно несущиеся к ней мальчики-подростки – и обозначили предел событиям субботы, семнадцатого июня, года 1980-го. Первый порог был пройден.

ГЛАВА II

ОБНАЖЕННЫЕ ПЛОВЦЫ

1

К понедельнику, девятого июня, по городу разнесся слух, что убийца Стоуни Фрайдгуд и Эстер Гудолл был застрелен во время попытки ограбления на Золотой Миле. Никто из полицейских служб не делал официального заявления, но во внеслужебной обстановке в барах на Пост-роад и Риверфронт-авеню полицейские Хэмпстеда болтали о том, что забавный маленький доктор по имени Рен Ван Хорн зашел в собственную гостиную с пистолетом и пристрелил вооруженного грабителя, у которого оружие было наготове и который не пощадил бы хозяина дома! Именно это и было решающим аргументом. "Вот увидите, – шептали эти полицейские в чуткие уши слушателей, – больше в Хэмпстеде не будет никаких убийств! Мы разделались с этим малым". Бармены и клиенты расходились по домам и говорили женам, мужьям и родителям, что Хэмпстед в безопасности и что беспокоиться больше не о чем. Чудовище, надругавшееся над миссис Фрайдгуд и миссис Гудолл, мертво! "Конечно, доказать это мы никогда не сможем", – говорили полицейские в барах, а их жены говорили своим парикмахерам: "Конечно, они доказать это никогда не смогут, но это должен быть именно тот человек. Ведь он даже не местный. Я слышала, он из Флориды.., из Нью-Йорка.., из Иллинойса".

Утром в понедельник Сара Спрай отвечала на телефонные звонки и услышала голос Марты Гэйбл, одной из своих старых приятельниц, которая десять минут несла что-то о каком-то застреленном, и о какой-то сумке, набитой серебром, и о том, что больше не будет никаких проблем… Сара наконец сказала:

– Марта, говори помедленнее. Я никак не разберу, что к чему.

Когда же она наконец вытащила из Марты всю историю, она прокляла себя за то, что не позвонила, как только пришла, в дежурку к полицейским. Она всегда так делала, но этим утром редактор выбил ее из колеи новостью про малышей О'Хара и предложил, прежде чем она поедет брать интервью у Ричарда Альби, забежать в дом О'Хара и поговорить с матерью.

– Что с этого толку? – фыркнула она, все еще пытаясь осмыслить смерть мальчиков, – мальчиков, которых она знала чуть ли не с месячного возраста.

– Ты же подруга О'Хара, разве нет? – спросил Стен Блокетт.

– Так что? – чуть не заорала она. – Ты хочешь, чтобы я расспрашивала Микки О'Хара как она чувствует себя после того, как ее дети утонули? Или ты хочешь, чтобы я спросила, как смерть детей повлияет на ее творчество?

Микки Забер О'Хара была одной из множества хэмпстедских полупрофессиональных художников. Она выставлялась в местных галереях, а ее муж был оценщиком драгоценных камней, у которого были конторы в Грамерси-Парке и еще одна – в Палм-Спрингс. В доме у нее была своя студия, но продавала она картины лишь друзьям и знакомым.

– Нет, – сказал Стен Блокетт. – Ее работы – это просто размалеванное дерьмо, и ты это знаешь. Я хочу, чтобы ты спросила ее, что делали ее дети на берегу в три часа утра.

– Три часа утра? О чем ты говоришь? Микки никогда бы не выпустила своих детей в такой час!

– Коронер сказал, что они примерно в это время вошли в воду. Так что спроси ее об этом.

– Ладно, я сделаю это, – согласилась Сара. – Но только потому, что я знаю, что ты ошибаешься. И ее картины прекрасны. Я повесила одну у себя в гостиной.

– Тогда ты и пиши отзывы о ее выставках, – сказал Блокетт. – Постарайся выяснить все до двух или полтретьего, ладно? Я хочу, чтобы обе статьи были у меня на столе в шесть.

У нее оставалось порядка полутора часов на каждую статью, что не было для нее проблемой, да еще целое утро, чтобы закончить колонку "Что Сара видела" и обзор "Отель Балтимор". Она как раз составляла подборку новостей для своей колонки, когда зазвонил телефон, и она подняла трубку, чтобы выслушать бессвязный рассказ Марты Гэйбл об убийце двух женщин, который был застрелен Реном Ван Хорном при попытке ограбления.

– Я слышала это от мистера Паскаля в булочной, а он сказал, что слышал это от покупательницы, которая слышала это от полицейского, – сказала Марта Гэйбл.

– Так что я хотела позвонить тебе и узнать, правда это или нет. Но, Сара, полицейский-то сказал, что это правда.

Он сказал, что нам больше не нужно беспокоиться о том убийце.

Как только она смогла избавиться от Марты, Сара позвонила в полицейский участок Дэйву Марксу. Дэйв Маркс был дежурным офицером, и часы его дежурства приходились на утро, так что они с Сарой к обоюдному удовлетворению были связаны многолетним сотрудничеством. Дэйв поставлял Саре всю существенную информацию о событиях прошедшей ночи, а она помещала его фотографию в "Хэмпстедской газете" при каждом удобном случае. Когда "Газета" публиковала фотографии парада в День памяти, там был офицер Дэйв Маркс, гордо марширующий среди своих сотоварищей. "Газета" поместила статью о пьянстве подростков на пляже – и там была фотография офицера Дэйва Маркса, утомленно прислонившегося к береговому ограждению, мудрого и опытного. Так Саре удавалось обскакать "Хайрингтонскую жизнь" и "Патчинского патриота", а Дэйв Маркс дал сто очков вперед по популярности женщине-полицейскому, которая раньше считалась местной знаменитостью.

– Этот парень – Гарри Старбек, и он был вором, – сказал Саре Дэйв Маркс. – Он вламывался в дома всю свою жизнь, колесил по всей стране. Ручаюсь, что он натащил сюда из разных мест тысяч на шестьсот-семьсот. Мы хотим запустить всех в его дом – пускай народ опознает свое имущество. Мы думаем, что с того времени, как он появился в Хэмпстеде, он совершил по меньшей мере двадцать ограблений. Тебе нужно бы поглядеть на его логово, Сара. Это что-то вроде пещеры – столько там всего. Я думаю, ему просто не повезло – доктор Ван Хорн пристрелил его, вот и все.

– Ван Хорну придется отвечать за это? – спросила Сара.

– Черт, конечно нет, – сказал офицер Маркс. – Он застрелил Старбека при попытке вооруженного ограбления.