Некоторое время Эверард лежал не шевелясь и вслушивался в сухой шелест листьев в саду, продуваемом холодным осенним ветром.

— Неужели это правда, а не слухи? — переспросил он.

— С тех пор как я нахожусь при персидском дворе, я получил достаточно доказательств. Сам царь подтвердил, что это истинная правда, то же самое сделали Гарпаг и другие участники событий.

Лидиец наверняка не лгал: ведь он сослался на свидетельство своего правителя, а знатные персы были правдивы до фанатизма. И все же за годы службы в Патруле Эверард не слышал ничего более неправдоподобного. Именно эту историю записал Геродот, с некоторыми изменениями она попала в «Шахнаме» — всякому было ясно, что это типичный героический миф. То же самое, в общих чертах, рассказывали о Моисее, Ромуле, Сигурде, о сотне других великих людей. Не было никаких оснований считать, что в ее основе лежат какие-то реальные события; вне всяких сомнений, Кир вырос самым обычным образом в доме своего отца, взошел на престол просто по праву рождения и поднял восстание из-за самых тривиальных причин.

Но только что рассказанную Эверарду сказку подтверждали свидетели, видевшие все своими глазами!

Здесь крылась какая-то тайна. Это напомнило Эверарду о его задаче.

Надлежащим образом выразив свое удивление, он продолжил разговор, а затем спросил:

— До меня дошли слухи, что шестнадцать лет назад в Пасаргадах появился чужеземец в одежде бедного пастуха, который на самом деле был магом и чудотворцем. Возможно, что он здесь и умер. Не знает ли мой любезный хозяин что-нибудь о нем?

Сжавшись, Эверард ждал ответа. Он подозревал, что Кит Денисон не был убит каким-нибудь диким горцем, не сломал себе шею, упав со скалы, и вообще не попадал ни в какую из подобных бед. Потому что тогда его аппарат остался бы где-нибудь поблизости. Когда Патруль проводил поиски, они могли проглядеть в этой местности самого Денисона, но не темпороллер!

Все было наверняка сложнее. И если Кит вообще остался жив, он должен был объявиться здесь, в центре цивилизации.

— Шестнадцать лет назад? — Крез подергал себя за бороду. — Тогда меня в Персии не было. Но знамений в том году здесь хватало — ведь именно тогда Кир покинул горы и занял свой законный трон в Аншане. Нет, Меандр, я ничего об этом не знаю.

— Я жаждал найти этого человека, — начал Эверард, — потому что оракул… — И так далее, и тому подобное.

— Ты можешь расспросить слуг и горожан, — посоветовал Крез. — А я задам этот вопрос при дворе. Ты здесь поживешь пока, не правда ли? Возможно, сам царь пожелает увидеть тебя: чужестранцы всегда вызывают у него интерес.

Вскоре беседа оборвалась. С довольно кислой миной Крез пояснил, что персы предпочитают рано ложиться и рано вставать и что на заре он уже должен быть в царском дворце. Раб провел Эверарда обратно в его комнату, где патрульный обнаружил симпатичную девушку, которая ждала его и многообещающе улыбалась. На миг он замер в нерешительности, вспомнив про день, который наступит через двадцать четыре сотни лет. Но — к черту все это!

Человек должен принимать все, что боги пожелают ему ниспослать, а боги, как известно, не слишком щедры.

Не прошло и часа после рассвета, как на площадь вылетел отряд кавалеристов; осаживая коней, они выкрикивали имя Меандра Афинянина. Оставив завтрак, Эверард вышел во двор. Окинув взглядом ближайшего к нему серого жеребца, он сосредоточил внимание на всаднике — суровом бородатом мужчине с крючковатым носом — командире этих стражников, прозванных Бессмертными.

Отряд заполнил площадь: беспокойно переступали кони, колыхались плащи и перья, бряцал металл, скрипела кожаная сбруя, а полированные латы сверкали в первых солнечных лучах.

— Тебя требует к себе тысячник, — выкрикнул офицер. Персидский титул, который он на самом деле назвал — «хилиарх», — носил начальник стражи и великий визирь империи.

На минуту Эверард застыл, оценивая ситуацию. Его мускулы напряглись.

Приглашение было не очень-то сердечным, но он вряд ли мог отказаться, сославшись на другие срочные дела.

— Слушаю и повинуюсь, — произнес он. — Позволь мне только захватить небольшой подарок, чтобы отблагодарить за оказанную мне честь.

— Хилиарх сказал, что ты должен прийти немедленно. Вот лошадь.

Лучник-караульный подставил ему сложенные чашечкой руки, но Эверард вскочил в седло без посторонней помощи. Уметь это было весьма кстати в те времена, когда стремян еще не изобрели.

Офицер одобрительно кивнул, одним рывком повернул коня и поскакал впереди отряда; они быстро миновали площадь и помчались по широкой улице, вдоль которой располагались дома знати и стояли изваяния сфинксов. Движение было не таким оживленным, как возле базаров, но всадников, колесниц, носилок и пешеходов хватало и здесь; все они торопливо освобождали дорогу: Бессмертные не останавливались ни перед кем. Отряд с шумом влетел в распахнувшиеся перед ним дворцовые ворота. Разбрасывая копытами гравий, лошади обогнули лужайку, на которой искрились фонтаны, и, бряцая сбруей, остановились возле западного крыла дворца.

Дворец, сооруженный из ярко раскрашенного кирпича, стоял на широкой платформе в окружении нескольких зданий поменьше. Командир соскочил с коня и, повелительно махнув рукой, зашагал вверх по мраморной лестнице.

Эверард последовал за ним, окруженный воинами, которые на всякий случай прихватили из своих седельных сумок легкие боевые топорики. При их появлении разодетые и наряженные в тюрбаны дворцовые рабы попадали ниц.

Вошедшие миновали красно-желтую колоннаду, спустились в зал с мозаиками, красоту которых Эверард был тогда не в состоянии оценить, а потом прошли мимо шеренги воинов в комнату, разноцветный сводчатый потолок которой поддерживали стройные колонны; сквозь стрельчатые окна сюда проникало благоухание отцветающих роз.

Бессмертные согнулись в поклоне. «Что хорошо для них, то хорошо и для тебя, сынок», — подумал Эверард, целуя персидский ковер. Человек, лежавший на кушетке, кивнул.

— Поднимись и внемли! — произнес он. — Принесите греку подушку.

Солдаты застыли около Эверарда. Нубиец с подушкой в руках торопливо пробрался вперед и положил ее на пол перед ложем своего господина. Эверард, скрестив ноги, сел на подушку. Во рту у него пересохло.

Хилиарх, которого Крез, как он помнил, назвал Гарпагом, наклонился вперед.

Тигриная шкура, покрывавшая кушетку, и роскошный красный халат, в который был закутан сухопарый мидянин, подчеркивали его стариковскую внешность — длинные, до плеч, волосы стального цвета, изрезанное морщинами смуглое горбоносое лицо. Но глаза, которые внимательно рассматривали пришедшего, старыми не были.

— Итак, — начал он (в его персидском слышался сильный североиранский акцент), — ты и есть тот человек из Афин. Благородный Крез сегодня утром рассказал о твоем прибытии и упомянул, что ты кое о чем расспрашивал. Так как это может касаться безопасности государства, я хотел бы знать, что именно ты ищешь. — Он погладил бороду рукой, на которой блестели самоцветы, и холодно улыбнулся. — Не исключено даже, что я помогу тебе в твоих поисках — если они безвредны для моего народа.

Он старательно избегал традиционных форм приветствия и даже не предложил прохладительных напитков — словом, не проделал ничего, что могло бы возвести Меандра в наполовину священный статус гостя. Это был допрос.

— Господин, что именно ты хочешь узнать? — спросил Эверард. Он уже догадывался, в чем дело, и тревожное предчувствие его не обмануло.

— Ты искал переодетого пастухом мага, который пришел в Пасаргады шестнадцать весен назад и творил чудеса, — голос хилиарха исказился от волнения. — Зачем это тебе и что еще ты слышал об этом? Не медли, чтобы придумать ложный ответ, — говори!

— Великий господин, — начал Эверард, — оракул в Дельфах сказал мне, что жизнь моя переменится к лучшему, если я узнаю судьбу пастуха, пришедшего в столицу Персии в… э-э… третьем году первой тирании Писистрата. Больше ничего об этом я нигде не узнал. Мой господин знает, насколько темны слова оракула.