– Присаживайтесь, сударь.

Кивнув, но по-прежнему не произнося ни слова, Фрейн обосновался напротив него столь основательно, будто собирался провести здесь остаток жизни.

Эту основательность Дэйнер в нем и ценил. Не говоря уже о том, что он считал Бальдра лучшим мечником Лайгаша, а его дюжина души не чаяла в своем командире.

– Я знаю, что вы подчинены Асдану, но уверен, что тот и так прекрасно справится со своими обязанностями. Вам же мне хотелось бы поручить нечто… нечто особенное.

Ни тени интереса. Фрейн оставался так же спокоен, как если бы Протектор поделился с ним видами на сезонный улов сельди в Мессаре.

– И если вы выполните приказ, я буду счастлив назвать вас центурионом.

Бальдр небрежно поправил висящий на груди амулет с изображением застывшего в прыжке тигра. Обычно такие безделушки носили воины – не принявшие сан, но преданные Темесу душой и сердцем. Однако Денетос чувствовал, что все не так просто: божественной Силы здесь действительно не было, а вот магической…

И на этот раз Фрейн даже не удостоил Протектора ответом. Однако злиться или обижаться на него было бессмысленно. Если решился обзавестись мечом, будь готов к тому, что можешь сам же о него и порезаться.

– Я хочу, чтобы вы вышли из Лайгаша навстречу врагу.

Ага, кажется проняло. Еще бы – даже Дразобаршу Бесстрашному, осадившему Лайгаш со всей своей армией, не оказывалась подобная честь: послали одного эвни, и дело с концом.

– Со всей дюжиной?

Теперь и только теперь, когда приказ был получен, Бальдр позволил себе заговорить.

Ох уж этот кодекс Эбруонара… Жрецом, пожалуй, быть куда проще. И претензий меньше.

– Возьмите столько народа, сколько посчитаете нужным. Не почетный караул посылаем.

– Какова воля Ворона: уничтожить или обезвредить?

Вот пройдоха, никогда не упустит шанса уколоть, подумал Протектор. Специально ведь не спрашивает, какова будет его воля.

– Уничтожить, друг мой, только уничтожить. x x x

Наутро друзья быстро позавтракали остатками вчерашнего ужина. Все чувствовали, что Лайгаш уже близок, пирамидка светилась все ярче и ярче.

Если Лентал и обратил внимание на то, что Бэх полностью погружена в себя, то оказался достаточно деликатен, чтобы ничего не спрашивать первым. Остальные же были поглощены бесплатным представлением под названием «Баураст в поход собрался».

Маг проснулся первым. Когда его зычный голос: «Том, кувшин воды и полотенце!» по несколько раз отразился от каждой из стен грота, а Торрер спросонья чуть не отрубил ухо гному, все успели слегка пожалеть о, пожалуй, излишне опрометчивом решении взять чародея с собой.

Тем временем со вкусом умывшись по пояс из висящего в воздухе кувшина и растеревшись возникшим из ниоткуда полотенцем (которое тут же торопливо покинуло сей мир), Баураст решил, что созрел для завтрака.

Покосившись на друзей, уже нетерпеливо переминавшихся подле своих заплечных мешков, маг принял тоскливый вид обреченного на голодную смерть и ограничился всего четырьмя блюдами. Каждое из которых подавал все тот же не слишком расторопный Том, видимый, в лучшем случае, одному своему хозяину.

Наконец, разочарованно вздохнув и вытерев рот накрахмаленной салфеткой с вышитой в уголке монограммой, чародей приказал:

– Том, дашь знать, когда Мимбо будет готов в путь!

При мысли о том, что сейчас Том будет столь же обстоятельно потчевать еще и ослика, талиссе стало не по себе. Но тот оказался молодцом: не прошло и четверти часа, как он успешно взгромоздил в седло своего путешествующего налегке хозяина.

Колокольчики бодро зазвенели вновь, и только сейчас талисса сообразила, что ночью они, выходит, молчали. Крайне гуманно, хотя не исключено, что они всего лишь мешали спать самому Мимбо.

– Скажите, уважаемый, – осторожно поинтересовался Торрер, стараясь приноровить шаг к задумчивому цоканью копыт, – а вы когда-нибудь раньше путешествовали?

– А что, есть сомнения? – удивился Баураст. – Да я, молодой человек, если хотите знать, полматерика пропахал!

Сколько ж дедушке лет, мысленно спросил себя Торрер, если я для него молод?

– Пешком? – усомнился эльф.

– Зачем пешком – в седле, – маг любовно потрепал Мимбо по холке. – Мы же не простолюдины какие. Бывало, что и… Впрочем, что вам стариковская болтовня.

– И все столь же, гм, резво?

– Не обязательно, молодой человек, не обязательно. Когда есть куда торопиться, можно и поспешить. Но мы-то, насколько я понимаю, за сокровищами едем?

– Мы, – подчеркнул Торрер, – за сокровищами.

– Так куда же нам спешить? – искренне изумился Баураст. – Храмовая сокровищница, она, знаете ли, такое дело: чем позже в нее придешь, тем больше там найдешь.

– Афоризм? – съехидничал эльф.

– Жизненная мудрость, – философски парировал Баураст.

Примерно через час неумолимый звон колокольчиков стал действовать на нервы даже невозмутимому гному.

– Скажите, милейший, – зашел он издалека, – а что это за э…любопытный мотив?

– Надгробная песня вендрингов, – не моргнув глазом, ответил маг.

– Кого, простите? – запыхтел гном.

– Вендрингов. Есть такое племя далеко на восходе, жестокое в своей неистовости и неистовое в своей жестокости.

Не ожидавший столь поэтичного пассажа гном с подозрением покосился на Баураста, но тот оставался невозмутим.

– Так вот, если один из них гибнет, эта чудная мелодия исполняется в течение всей тризны. Дня этак два-три.

– Но вы же…

– Не беспокойтесь, – щедро утешил его маг, – к вендрингам я не имею ни малейшего отношения. Просто это одна из любимых музыкальных тем Мимбо. У него, знаете ли, тоже есть свои маленькие слабости.

Хорошо, что не Тома, подумал гном. Вразумить бесплотного слугу было бы еще труднее, чем бессловесного меломана.

– Полностью с вами согласен, – молчание Мэтта ничуть не помешало Баурасту продолжить беседу, – вкус у него хромает. Все-таки осел, знаете ли. Вот боевая песнь вендрингов – совсем другое дело. Заслушаешься! Если желаете, я даже ее напою…

– Благодарю, – гном был на редкость вежлив, – но я, сказать честно, полностью лишен слуха. Петь люблю, а так – не очень.

– Что ж, тогда как-нибудь в другой раз, – благосклонно покивал Баураст.

– А нельзя их как-нибудь, – теряя остатки терпения, Мэтт решил пойти напролом, – тряпочками обвязать, что ли?

– Можно, конечно, – без энтузиазма откликнулся чародей. – Но что это изменит? Они и через тряпочку звенеть будут, и через матрас – я уже и сам пробовал.

– То есть мы обречены? – сбился с шага гном.

– Ну, зачем же так мрачно? – Баураст ласково похлопал Мимбо по шее. – Если вы сумеете найти подход к моему четвероногому спутнику…

– А это возможно? – Мэтт с сомнением посмотрел на упрямую морду Мимбо.

– Вряд ли, – неохотно признался Баураст. – Скажу вам по секрету, он упрям, как осел.

– Видите ли, – мысленно похвалив себя за изобретательность, гном вновь великодушно позволил себе быть вежливым, – впереди нам предстоят нелегкие испытания. Каждому из нас придется рисковать жизнью. И не раз. Так стоит ли идти в бой под звуки погребальной песни?

Неожиданно ослик громко расхохотался:

– А я-то все думаю: что тебя так волнует?! Хочешь совет, гномик? Не бери в голову! Вендринги исполняют эту чудную мелодию не в знак скорби по павшим, как ты, я смотрю, подумал. Напротив, она должна внушить оставшимся, сколь сладостна схватка, если даже смерть не в силах остановить настоящего воина!

Вздрогнув от неожиданности, гном отошел в сторону, бормоча что-то вроде: «Чем-то он мне неуловимо напоминает Макобера…».

Некоторое время друзья шли молча, искренне стараясь почувствовать себя настоящими вендрингами.

Удавалось им это с переменным успехом, причем особенно переменным успех был у Бэх: в отличие от Мэтта, она обладала слухом. И перезвон колокольчиков был для нее столь же мелодичен, как звук воды, капающей на темя приговоренного к пытке.