Туман начал рассеиваться, свет становился ярче. Передо мной все отчетливей вырисовывалась схема задуманного преступления. Теперь можно было двинуться дальше. Я еще раз посетил сестру Хопкинс. И она и я блестяще разыграли друг перед другом комедию. В конце концов она позволила уговорить себя рассказать то, что жаждала выложить с самого начала! И все же она, пожалуй, слишком поторопилась! Но уж больно удобный случай подвернулся, и она не хотела его упускать. К тому же истина рано или поздно все равно должна была выплыть на свет божий. С весьма талантливо разыгранным сомнением она извлекла письмо. И тогда, друг мой, догадки перестали быть догадками… теперь я знал наверняка! Письмо выдавало ее с головой.

Питер Лорд недоуменно сдвинул брови:

– Каким образом?

– Mon cher, надпись на конверте гласила: «Для Мэри. Переслать ей после моей смерти». Но из содержания письма становилось совершенно ясно, что Мэри Джерард не должна узнать правду. Да и слово «переслать» (а не «передать»), написанное на конверте, кое-что проясняло. А именно: письмо предназначалось не Мэри Джерард, а другой Мэри. Элиза Райли хотела сообщить правду своей сестре Мэри Райли, живущей в Новой Зеландии.

Сестра Хопкинс обнаружила это письмо совсем не в сторожке и совсем не после смерти Мэри Джерард. Оно хранилось у нее уже много лет. Она получила его еще в Новой Зеландии, куда его послали после смерти сестры. – Он сделал паузу. – Когда видишь истину глазами разума, остальное уже проще. Благодаря скорости современных самолетов в суде появилась свидетельница, которая хорошо знала Мэри Дрейпер в Новой Зеландии.

– Ну а если бы вы ошиблись и сестра Хопкинс и Мэри Дрейпер не оказались бы одним и тем же лицом, что тогда? – поинтересовался Питер Лорд.

– Я никогда не ошибаюсь! – холодно возразил Пуаро.

Питер Лорд рассмеялся.

– Мой друг, теперь мы кое-что знаем об этой женщине, – продолжил Пуаро. – Итак, Мэри Райли, она же Дрейпер. Полиция Новой Зеландии не смогла собрать достаточно улик для того, чтобы предъявить ей обвинение, но она уже некоторое время находилась под наблюдением – до того как внезапно покинула страну. У нее в Зеландии была пациентка, старая леди, которая завещала «дорогой сестре Райли» порядочную сумму, и смерть этой леди весьма озадачила ее врача. Муж Мэри Дрейпер застраховал свою жизнь на значительную сумму, которая в случае его смерти была бы выплачена ей, и тоже вскоре умер – совершенно неожиданно. Однако тут ей не повезло: муж действительно выписал чек на страховую компанию, но забыл его отправить. Возможно, на ее совести не только эти известные нам случаи. Вне всякого сомнения, это беспощадная и не брезгующая ничем женщина.

Вы представьте, какую пищу ее предприимчивому уму и какие перспективы давало письмо сестры. Когда земля Новой Зеландии, как говорится, стала гореть у нее под ногами, она вернулась в Англию и нанялась на работу под фамилией Хопкинс (это фамилия одной из ее покойных коллег, с которой она когда-то работала в больнице). Ее конечной целью был Мейденсфорд. Видимо, она собиралась прибегнуть к шантажу. Однако миссис Уэлман была не такой женщиной, которая позволила бы себя шантажировать, и сестра Райли, или Хопкинс, весьма разумно отказалась от этой затеи. Несомненно, она навела справки и обнаружила, что миссис Уэлман очень богатая женщина, а по каким-то обмолвкам старой леди поняла, что та не составила завещания. Так что в тот июньский вечер, когда сестра О'Брайен сообщила своей коллеге, что миссис Уэлман просила пригласить к ней поверенного, Хопкинс действовала без колебаний. Миссис Уэлман должна была умереть, не составив завещания, чтобы ее незаконная дочь могла бы унаследовать все состояние. К тому времени Хопкинс успела подружиться с Мэри Джерард и приобрела довольно большое влияние на девушку. На первом этапе главное было сделано, оставалось лишь убедить Мэри Джерард написать завещание в пользу сестры своей матери; Хопкинс сама тщательно проследила за формулировкой завещания. В нем не было никакого упоминания о том, кем приходится Мэри Джерард Элиза Райли. «Мэри Райли, сестре покойной Элизы Райли», и все. Как только Мэри подписала завещание, она была обречена. Хопкинс выжидала лишь подходящего случая. Полагаю, что она заранее наметила такой способ убийства, в котором важное место отводилось апоморфину, – чтобы обеспечить себе алиби. Вероятно, она собиралась каким-то образом залучить Элинор и Мэри в свой коттедж. Когда же Элинор пришла в сторожку и пригласила их обеих на сандвичи, Хопкинс мгновенно сообразила, что ей представилась исключительная возможность. Обстоятельства складывались таким образом, что Элинор должны были неизбежно осудить.

– Не будь вас, ее бы признали виновной, – медленно проговорил Питер Лорд.

– Ничего подобного, мой друг, – быстро сказал Пуаро, – это вас она должна благодарить за свое спасение.

– Меня? Но я же ничего не сделал. Я старался…

Он не договорил. Легкая улыбка тронула губы Пуаро.

– Mais oui, вы старались изо всех сил, не так ли? Вы были нетерпеливы, вам казалось, что я топчусь на месте. К тому же вы опасались, что она может все-таки оказаться виновной, и потому осмелились лгать мне, Эркюлю Пуаро! Но, mon cher, вы не слишком преуспели в этом. Мой вам совет: продолжайте лечить корь и коклюш, а расследование преступлений предоставьте другим.

Питер Лорд вспыхнул.

– Вы знали… все это время? – пробормотал он.

– Вы приводите меня за руку к просвету в кустах и помогаете найти спичечный коробок, который сами же только что туда подбросили! C'est l'enfantillage![38]

Питер Лорд растерянно заморгал.

– Не напоминайте мне об этом! – простонал он.

– Вы вступаете в разговор с садовником, – продолжал Пуаро, – и буквально заставляете его сказать, что он видел на дороге вашу машину. И тут же пугаетесь и начинаете уверять, что машина была не ваша. И смотрите на меня выразительным взглядом, пытаясь мне внушить, что в Хантербери в то утро приезжал какой-то неизвестный.

– Я, конечно, жуткий болван!

– Кстати, а что вы делали в Хантербери в то утро?

Питер Лорд опять покраснел.

– Чистейший идиотизм… Я… я услышал, что она приехала, и пошел к дому в надежде ее увидеть. Я не собирался с ней говорить. Я… просто хотел… ну… увидеть ее. С тропинки, обсаженной кустами, я видел, как она в буфетной резала хлеб и мазала его маслом…

– Ну просто Шарлотта и Вертер[39]. Продолжайте, мой друг.

– Мне больше не о чем говорить. Я просто спрятался в кустах и наблюдал за ней, пока она не ушла.

– Вы полюбили Элинор Карлайл с первого взгляда? – мягко спросил Пуаро.

– Думаю, да.

Воцарилось долгое молчание. Наконец Питер Лорд проговорил:

– Полагаю, у них с Родериком Уэлманом впереди долгая и счастливая жизнь.

– Дорогой мой друг, ничего такого вы не полагаете! – возразил Пуаро.

– Почему нет? Она простит ему историю с Мэри Джерард. В конце концов, это было всего лишь наваждение.

– Нет, тут все не так просто… Иногда между прошлым и будущим разверзается глубокая пропасть. Когда человек, лишь чудом не угодивший в долину смерти, выбирается потом на солнечный свет, для него начинается новая жизнь, mon cher… И прошлое для него уже ничего не стоит… – И, немного помолчав, он повторил: – Новая жизнь… Она начинается теперь для Элинор Карлайл… И именно вы подарили ей эту жизнь.

– Нет.

– Да. Именно ваша решительность, ваша самонадеянная настойчивость побудили меня сделать то, о чем вы просили. Признайтесь, ведь именно вас она благодарила, разве не так?

– Да, она очень благодарна… сейчас. Она просила почаще ее навещать.

– Естественно… вы ей нужны…

– Но не так, как нужен он! – в отчаянии воскликнул Питер Лорд.

Эркюль Пуаро покачал головой.

– Она никогда не нуждалась в Родерике Уэлмане. Она любила его, да, безответно… отчаянно.

Лицо Питера Лорда помрачнело.