Со стены между двумя высокими открытыми окнами на неё изумленно смотрели два огромных распахнутых глаза — отпечатки её ладоней на серо-голубой свежей краске. Следы страсти. Следы падения.

Следы преступления.

Шокированные квадратные зрачки-ладошки и длинные ресницы тонких пальцев. Неосознанно Вика опустила взгляд и посмотрела на свои руки, это сотворившие. А затем на свой живот и голую грудь. Она пришла к Андрею в одних трусах. Как легла вчера в постель, так и явилась.

Что ты творишь? Что ты опять творишь?!

Вика споткнулась о стул, смахнула какую-то коробку с лекарством со стола и по стенке выбралась из квартиры. Зачем? Зачем, она опять сюда пришла?

Надо оставить его в покое, надо оставить себя в покое. Запереть и спрятать от этого безумия. Дверной замок щелкнул дважды, запирая её в собственной квартире. Из открытого окна, её на этот раз, продолжал литься звонкий смех и чуть истеричное слово “хватит!”, снова и снова. Будто кого-то пытаются защекотать до смерти.

Действительно, хватит.

Будто в тумане Вика вернулась в свою постель, осторожно, чтобы не тревожить мигрень, доползла до смятой подушки и уткнулась в неё лицом, прячась от яркого света вокруг. Испепеляющего её света и жара. Сковородки, на которой она уже жарится в аду наяву за все свои грехи.

Темнота наползла осторожно, мягко обступая с краев сознания, как ночной туман и засасывая в непроглядный черный сон.

— Ты такая красивая, — мягко произнес Ренат, касаясь её подбородка кончиками пальцев. Повернул её лицо к себе, — мой не ограненный алмаз.

Его губы нежно коснулись её пересохших губ, пальцы скользнули по щеке в ласковом жесте. Он отстранился от лица и медленно раскрыл свои темно-карие глаза с этими невыносимыми длинными ресницами. Оглядел её лицо, любуясь.

— Ты мой самородок из грязи, — он облизнул губы, глядя на её рот, — я нашёл тебя. И я никому тебя не отдам.

Его руки скользнули по тонкому кружеву на плечах Вики, стягивая вниз бретельку дорогого шелкового белья.

— Я сделаю тебе лучшую оправу, — он поцеловал её обнаженное плечо, — моя жемчужина.

Вторая бретелька соскользнула вниз, а пальцы прочертили узоры от ключицы к обнаженной груди. Вика глубоко вдохнула, когда его поцелуй настиг её сосок, затем вздрогнула от укуса, но не отстранилась, а лишь подалась к этим болезненным ласкам навстречу.

— Ты будешь только моей, — шепча эти слова, он покрывал её шею поцелуями, — будешь сверкать только для меня. Отражать только мой свет, ты же знаешь, бриллианты так красиво отражают свет.

Пальцы страстно обхватили её тонкую шею, на мгновение сжавшись на горле.

— Я дам тебе всё, что ты захочешь. Всё, что тебе нужно, — он отпустил её, а Вика изогнулась от желания, от страсти, которая разгоралась изнутри её предательского тела, — я знаю, что тебе нужно.

Ренат отстранился, но Вике хотелось большего, хотелось его нежности и ласки. Его любви, такой, которую никто ей никогда не давал. Его рук, в которых он носил её, которые сжимали её в желании, терзали её в исступлении краткого и бесконечного мига удовольствия. Его рук, которые чертили сейчас на её шее и лице лишь одному ему видимые линии.

— Я ограню тебя, мой алмаз, — прошептал он ей на ухо, — я превращу тебя в идеальный бриллиант. Мой… идеальный бриллиант.

Он снова медленно отстранился, но в глазах его уже не любовь и нежность, не страсть — разочарование в потемневших гневом глазах.

— Только мой бриллиант! — крикнул он, кривя свои идеальные губы.

Пощечина обожгла её лицо и сбила с ног. Пол жесткий и холодный, с тонкими черными прожилками мрамора, с маленькими круглыми капельками крови, падающими с её разбитых губ.

Ренат опустился перед ней на колени, прямо на пол, прямо в грязь на холодное дно, где подобрал её когда-то. Идеально отглаженные черные брюки размазали капельку крови. Он поднял её лицо к себе за подбородок.

— Может быть немного больно, — поцеловал её мягко в губы. Это и вправду больно, но невыносимо сладко, — нужно потерпеть. Чтобы высечь идеальные грани, должно быть больно. Так нужно, — новый поцелуй, — тебе.

И снова его глаза смотрят на неё, будто видят насквозь и знают каждую потаенную мысль. Ренат медленно облизнул свои губы, стирая языком остатки крови и пробуя её на вкус.

— Не бойся… не плачь. Это правильная боль. А это, — он стер пальцами кровь с её подбородка и потер её между подушечками, — это превратит тебя в красивейший рубин. Рубин в моей оправе.

Он схватил ворот своей белоснежной рубашки и рванул в стороны, пуговицы брызнули сверкающими капельками и исчезли. Обнаженная грудь так привлекательна и желанна, что Вике захотелось закрыть глаза, чтобы не видеть его идеального тела, но и страшно было, что наваждение пропадет.

Ренат сбросил рубашку с плеч, все больше обнажаясь.

— И мне за это почти ничего не нужно, — он опустил руки к своему ремню и медленно вытянул его из петелек брюк. Взглянул на Вику, полулежащую у его ног, пылающим взглядом полным страсти и желания. За этот взгляд она готова на всё. Упасть, раскрыться, вывернуться на изнанку. Потому что никто больше никогда не любил и не полюбит её так, как Ренат.

— Ты мне нужна. Вся. Целиком… — он резко растянул ремень в тонкую полоску между рук, чёрная кожа звонко щелкнула и тут же была отброшена, — без остатка. Без условий! — его голос стал громче и резче, — без обмана!

Вика испуганно вздрогнула, а Ренат снова оказался возле её лица.

— Я дам тебе всё, что тебе нужно. Только я. Слышишь?

— Да, — едва различимо произнесла Вика.

— Не он! — Ренат кивнул в сторону, и она вдруг увидела темные лужи крови на мраморной белизне пола, растекающиеся от скрюченного от боли тела Игоря. Услышала его рваные вдохи, измученные выдохи, подавленный стон.

— Слышишь? — Ренат схватил её за лицо, больно впиваясь пальцами, и повернул к лежащему человеку, не давая в ужасе отвернуться, — не он!

И это не Игорь, как показалось ей в первое мгновение, это Андрей! Вике захотелось зажмуриться, выключить свет, спрятаться, но Ренат не давал.

— Не он! Не они! Никто! — он прижался к ней щекой, обнял за шею, — только я знаю. Больше никто и никогда. Только я знаю, какая ты внутри, маленькая и грязная… И я принимаю тебя такой.

Ренат впился ей в губы в глубоком страстном поцелуе, но Вика чувствовала не только его губы и горячий влажный язык. Она ощущала металлический и соленый вкус крови, всё больше и больше, будто она сочилась из неё без остановки, поила Рената и её саму. Топила их.

Ренат отстранился и рассмеялся.

— Я принимаю тебя и такой! — он указал на неё пальцем, и Вика невольно опустила взгляд. Длинные темные потеки крови от лица вниз по груди и животу, руки измазанные вишнево-красным. И Ренат уже весь в крови, облизывает вишневые губы, наслаждаясь вкусом.

— Красный тебе идет!

Андрей на полу возле неё захрипел и изогнулся в агонии, закашлялся с красными брызгами и на судорожном вдохе вдруг перестал дышать. Вика дернулась к нему, сама не зная зачем уже. Он вдруг обмяк и затих, кровь на губах перестала пузыриться, а грудь замерла.

— Мне так нравится, — смеялся Ренат, — мой маленький идеальный рубин.

— Это из-за меня? — прошептала в ужасе она.

— Да, моя сладкая вишневая конфетка, это всё ты! Иди ко мне, — Ренат распахнул свои объятья. А Вика в ужасе уставилась на него, стоящего перед ней на коленях, полуобнаженного и в крови. Красивого, улыбающегося, любящего, прощающего. Невыносимо страшного. До крика, до боли в искусанных губах.

— Иди ко мне! Возвращайся! Я закончу огранку, мой рубин, мой сладкий самоцвет, — он протянул ей на раскрытой ладони сверкающее при ослепительном свете золотое кольцо с огромным многогранным бриллиантом, — я закончу твою оправу!

Грани бриллианта в кольце сверкнули и заискрились, как зеркальный шар на дискотеке, но каждый радужный луч словно лазером полосовал её по лицу и телу, впиваясь в распахнутые от ужаса глаза, выжигая чёрные обугленные дорожки на ней, и вызывая боль и крик.