– Полная готовность… внимание… переход!

Капитан второго ранга Джонатан Йеренский объявил о возвращении в обычное пространство. Хэмиш Александер скривился, встречая хорошо знакомую гамму неприятных ощущений.

«Хоть одно хорошо в этих чертовых высоких рангах, подумал он. – Адмиралу незачем притворяться, будто альфа-переход – это раз плюнуть. К тому времени, когда дорастаешь до высших званий, можно начхать на наглых юнцов и не производить на них впечатление героическим стоицизмом. Если от альфа-перехода тебя тянет блевать – просто блюешь и продолжаешь заниматься своим делом. Никто даже хихикнуть не посмеет».

Граф еще ухмылялся собственным мыслям, но его взгляд уже скользнул к главной голосфере флагманской рубки «Бенджамина Великого». Впрочем, высматривать там было пока нечего: компьютер вывел на дисплей общую схему системы. Когда сканеры обнаружат и обработают что-нибудь посущественнее астрографических подробностей, надо будет посмотреть повнимательнее.

Рубку заполнял звуковой фон рутинных докладов, которые и воспринимались Александером как нечто цельное – именно фон, из которого не стоит вычленять отдельные звуки и смыслы. Сотрудники штаба и экипаж флагмана более трех стандартных лет провели с ним на орбите звезды Тревора. Возможно, ожидание было слишком долгим, но зато все действия по боевому расписанию были оточены в ходе многократных учений, навыки доведены до автоматизма, каждый боевой расчет прекрасно знал свой круг обязанностей. Вмешательства адмирала не требовалось, и ему оставалось лишь пялиться на пустой, не дающий пищи для размышления монитор.

Впрочем, поправил себя граф, пока отсутствует информация о противнике, а вот сигнатур, обозначающих корабли Альянса, высветилось предостаточно. Во-первых, переход уже совершили все семьдесят три супердредноута и одиннадцать дредноутов, составляющие его основные силы. Во-вторых, уже разворачивались силы прикрытия, занимая предписанные им оборонительные позиции. И, наконец, позади основного строя группировались семнадцать носителей ЛАК оперативной группы Элис Трумэн с собственным эскортом из линейных и тяжелых крейсеров и – не иначе как для солидности – четырех дредноутов. На глазах у адмирала от носителей отделились тучи золотистых огоньков: легкие атакующие корабли начали выстраиваться в боевой порядок. Впрочем, едва появившись на мониторе, они стремительно исчезали: их системы маскировки включались в момент пуска. В течение нескольких минут маленькие кораблики стали неуловимыми даже для сенсоров «Бенджамина Великого». Александер мрачно улыбнулся.

Вторая волна огоньков, отделившихся от тяжелых кораблей, устремилась в глубь системы с ускорением, намного превосходящим доступное ЛАКам. То были разведывательные зонды, оснащенные сверхсветовыми передатчиками.

«А ведь я, – не без удивления подумал граф, – действительно абсолютно спокоен. Не притворяюсь. И объясняется это просто: у меня есть все основания думать, что хевы даже не подозревают о грядущих переменах. Может, я и ошибаюсь, но прав я или нет – и как это повлияет на результат – это две совершенно различные проблемы».

Он усмехнулся, провожая взглядом набиравшие скорость зонды.

Когда завыла сирена, гражданин адмирал Алек Димитрий и гражданка комиссар Сандра Коннорс проводили в штабе базы «Дю Квесин» заурядную, рутинную летучку. При звуке сигнала тревоги рослый и плотный гражданин адмирал рефлекторно повернулся, опытным взглядом окинув мониторы слежения. Гражданка комиссар повторила его движение почти так же быстро. Совсем недавно им обоим и в кошмарном сне не привиделось бы, что ответственность за систему Барнетта возложена на них, хотя почти четыре стандартных года их тренировали как дублеров Томаса Тейсмана и Денниса Ле Пика. Однако к своим обязанностям они относились серьезно, да и Тейсман с Ле Пиком позаботились на всякий случай о надежной и компетентной замене. Поэтому и гражданин адмирал, и гражданка комиссар, неожиданно оказавшиеся во главе сил обороны системы, были к этой роли вполне подготовлены. Вот почему Коннорс, почти не отставая от Димитрия, разбиралась в показаниях мониторов. И так же, как он, нахмурилась.

– Двадцать две световых минуты от центрального светила? – пробормотала она.

Димитрий, повернувшись к ней, натянуто улыбнулся.

– Да, такая… осторожность для них не характерна, особенно с учетом расположения Энки, – сказал он, пытаясь сообразить, что затеяли манти.

Барнетт представлял собой звезду класса О9 с гиперграницей радиусом в восемнадцать световых минут. Гражданин адмирал решительно не мог понять, на кой черт им понадобилось выныривать из гиперпространства за четыре световых минуты до гиперграницы? И добавлять эти лишние четыре световые минуты к дистанции до единственно возможной цели?

Заложив руки за спину, гражданин адмирал медленно обвел взглядом огромное помещение командного пункта. Его сенсорная сеть располагалась в семнадцати световых минутах от светила, то есть внутри гиперграницы, достаточно безопасно в случае неожиданного вражеского налета, но и достаточно далеко от гравитационного центра звезды, что позволяло огромным пассивным антеннам улавливать любое гравитационное возмущение на расстоянии почти в две световые недели. Даже такое, какое мог бы вызвать гиперпереход объекта массой с курьер. От орбиты планеты Энки (находящейся ближе к центру системы) сенсорные платформы сети отделяло девять световых минут. Сейчас самая близкая к вторгшемуся врагу сенсорная платформа находилась в тринадцати световых минутах от командного пункта. Из чего следовало – гражданин адмирал сверился с хронометром, – что более-менее достоверные данные, передаваемые со скоростью света, будут получены через десять минут. Пока же придется довольствоваться тем, что сенсоры засекли сам факт совершенного мантикорцами перехода и сейчас анализируют импеллерные излучения. Другое дело, что с учетом расстояния результатов анализа придется ждать раздражающе долго, а уточняющая информация будет поступать по мере углубления противника в систему. А в том, что враг проникнет глубоко, Димитрий уже не сомневался. Цифры, уже мерцавшие на мониторе, говорили о том, что переход совершили более семидесяти кораблей стены и направлялись они к Энки. Так что это не разведка боем и не рейд.

– Это Белая Гавань, – скрежещущим голосом выговорил Димитрий. – Это должен быть Восьмой флот, не исключено, что с Третьим в придачу, судя по предварительным подсчетам. Из чего следует, гражданка комиссар, что нам хана.

На лице Коннорс промелькнуло неодобрительное выражение, но тут же исчезло, да и объектом ее неодобрения был не Димитрий. Пораженческих настроений гражданка комиссар не одобряла, но адекватно оценивала ситуацию и знала, что адмирал прав. Пикет системы был сокращен до двадцати двух кораблей стены. Такие силы даже при поддержке орбитальных фортов и всех нововведений Тейсмана по размещению мин и ракетных платформ едва ли могли остановить семь или восемь десятков мантикорских супердредноутов. К тому же, напомнила она себе, предварительные оценки, сделанные на таком расстоянии, чаще бывают преуменьшенными, чем преувеличенными, даже если противник не прибегает к маскировке, чтобы скрыть часть своих сил. С другой стороны…

– Но дать им бой мы можем, гражданин адмирал, – решительно сказала она.

– Да, мэм, можем. И дадим. Другое дело, что мне очень хотелось бы понять, зачем они произвели переход так далеко от звезды и почему продвигаются так медленно? Конечно, я не против, когда противник дает мне возможность собрать все свои силы и подготовиться к встрече, но мне интересно, с чего ему взбрело в голову оказать такую любезность.

– Меня терзает тот же вопрос, – пробормотала Коннорс.

Оба одновременно повернулись к огромной голографической схеме системы Барнетта.

Ярко-красные точки вражеских кораблей находились в 26,3 световой минуты от Энки и направлялись к планете с неспешной скоростью в шесть тысяч километров в секунду с ускорением всего в триста g. Предварительные расчеты их прибытия и выхода на дистанцию поражения уже были выведены на дисплей, чтобы помочь Димитрию выбрать единственное из возможных решений.