– Иисусе! – воскликнула Хенке, и на лице ее, впервые с начала разговора, отразилась подлинная тревога. – Я ни о чем подобном не слышала! Неужто они и вправду могут это провернуть?

– Ни в коем случае, – спокойно ответила Хонор, – Бенджамин не пойдет на поводу ни у кого, а Бенджамин Мэйхью, как бы то ни было, и есть Грейсон. Не думаю, Мика, что у нас в Звездном Королевстве кто-то по-настоящему понимает, насколько это верно. Мы оцениваем других, исходя из собственных представлений, однако Елизавета, при всем ее влиянии и авторитете, не имеет той власти, какой обладает Протектор Грейсона. Нет, – Хонор покачала головой, – диктовать Бенджамину внешнюю политику не может никто, но его противники этого и не добиваются. Нравится им это или нет, они понимают, что реальная сила находится в руках Протектора, и в случае открытой конфронтации шансов на победу у них нет и не будет. Поэтому оппозиционеры настроены на долгую подспудную борьбу, а сейчас рассчитывают лишь дискредитировать его политику в глазах как можно большего числа граждан и подорвать его популярность. Они не хуже самого Бенджамина знают, что его власть зиждется на поддержке подданных, и видят свою задачу в том, чтобы по возможности ослабить эту поддержку. Так они представляют первый шаг в постепенном, но неуклонном снижении авторитета Меча. Всякий раз, когда ему не удается отреагировать на их провокации незамедлительно и решительно, они отщипывают крохотный кусочек его способности отреагировать соответствующим образом следующий раз. В настоящее время ни к чему большему они не стремятся.

– Ясно, – сказала Хенке, качая головой. – А ведь я припоминаю время, когда ты совершенно не разбиралась в политике и испытывала неприязнь к самому этому слову.

– Любви к политике у меня с тех пор не прибавилось, – отозвалась Хонор, – но поскольку меня угораздило попасть в число Ключей, пришлось усвоить основные политические приемы. Во всяком случае, приемы грейсонской политики. Одно хорошо: раз уж я вынуждена была изучать это, то по крайней мере учителя у меня были наилучшие – Бенджамин Мэйхью и Говард Клинкскейлс.

– Это я понимаю. Но не понимаю, каким образом предоставление гражданства Грейсона твоим соратникам по побегу подрывает позиции оппонентов Бенджамина.

– Так ведь он тоже воздействует на них не напрямую, а косвенно. На самом деле, пока они сами не выступили против него открыто, Протектору приходится избегать прямого давления. Появление новых граждан должно стать явной демонстрацией новой для Грейсона политики открытости, и при этом оппозиция не получит мишени для атаки, во всяком случае для такой атаки, в которой можно делать вид, будто никто никого не атакует. В политике нет места лобовым столкновениям, это искусство фланговых маневров, засад и заходов с тыла. Беда в том, Мика, – она пожала плечами, – что я как официальный командир Гвардейской эскадры оказываюсь прямо в центре этой интриги. Мне даже неизвестно, кто будет командовать этими силами на деле. Не удивлюсь, если назначат Альфреда Ю, но с формальной точки зрения командование останется за мной. Для Бенджамина это станет еще одним способом утереть нос ретроградам. Что бы они ни говорили, мое возвращение их ни капельки не обрадовало, а командная должность в личном флоте Протектора обрадует еще меньше… но в атмосфере всеобщего ликования никто не осмелится выступить с возражениями, которые можно было бы истолковать как неуважение ко мне.

– Иисусе! – повторила Хенке несколько иным тоном. – Мне всегда казалось, будто наши политиканы – прожженные бестии, но я и думать не думала, что моя подружка Хонор Харрингтон запросто утрет им всем нос.

– Мне кажется, – буркнула Хонор, – ты просто радуешься тому, что тебе самой во все это вникать не приходится.

– Возможно. Но поговорим о другом. Насколько я понимаю, при всех политических и прочих сложностях с финансовой ситуацией ты разобралась. Не так ли?

– В известном смысле, – ответила она.

Нимиц с Самантой соскользнули со спинки кресла и устроились у нее на коленях. Хонор ласково почесала Нимица за ушами: после утраты ментального голоса физический контакт приобрел для него еще большее значение.

– Уиллард творит настоящие чудеса, – продолжила леди Харрингтон, – но чтобы привести все в порядок, нужно время, и полутора месяцев явно недостаточно. А тут еще ее величество настояла на том, чтобы я вернулась в Звездное Королевство, как только смогу «выкроить время». Но, думаю, когда все утрясется, результат будет приемлемым.

– Приемлемым? А ты не находишь, что это странное словечко для обозначения капитала в тридцать, а то и сорок миллиардов?

– Всего двадцать девять, – поправила ее Хонор.

– А… ну, это и вправду всего лишь «приемлемо», – хмыкнула Хенке.

– Ты помнишь, Мика, те времена, когда я, дочка сфинксианского йомена, была в Академии твоей соседкой по комнате? А теперь у меня столько денег, что мне не истратить их за всю жизнь, даже с пролонгом. В бедности, конечно, ничего хорошего нет, но после определенной суммы деньги превращаются лишь в счет в игре… к которой я не испытываю ни малейшего интереса. Нет, это ценный инструмент, позволяющий добиться многого, чего без них я не могла бы себе позволить, но, скажу честно, лучше бы оставить все так, как было расписано в моем завещании. Мне столько денег ни к чему, а Уиллард, Говард и правление «Небесных куполов» распоряжались ими в мое отсутствие наилучшим образом.

– Хонор Харрингтон, ты необыкновенная женщина, – серьезно заявила Хенке. – Всякого, кто способен так пренебрежительно относиться к таким деньгам, следует сажать под замок, от греха подальше.

– Примерно то же самое сказал мне и Уиллард, – со вздохом призналась Хонор. – Но решающим его доводом оказалась ссылка на собственное мое завещание, согласно которому большая часть моего состояния передается в распоряжение следующего землевладельца Харрингтон. Стало быть, в мое. Иными словами, раз я не умерла, завещание можно считать не вступившим в силу, и тогда деньги мои. А можно считать вступившим в силу, и тогда они тоже мои, поскольку я снова землевладелец и собственная наследница первой очереди.

Она закатила глаза.

– Бред, да и только. Это ведь мое завещание! Надо же было мне так оплошать – остаться в живых! Остался лишь попросить прощения у всех, кому это причинило столько хлопот.

Мишель отметила, что о завещанном лично ей десятиметровом шлюпе находившемся на Сфинксе Хонор не упомянула.

– Но ты ведь жива, – заметила она, и Хонор фыркнула.

– Подумаешь! Что с того? Пока я была «мертвой» все, что было мною завещано, раздали согласно моей «последней воле», но на момент «воскрешения» у меня все равно осталось одиннадцать с половиной миллиардов. Ясно ведь, что я вполне могу прожить и без розданных денег, так какой смысл забирать их обратно? Зачем доставлять лишние хлопоты душеприказчикам? Ведь когда я все-таки сыграю в ящик, денежки придется раздавать снова.

Хенке хмыкнула. Сама она доводилась королеве Елизавете кузиной со стороны матери, а ее отец, граф Золотого Пика, был министром иностранных дел в правительстве Кромарти и одним из богатейших пэров Звездного Королевства. Ей никогда не приходилось беспокоиться о деньгах, хотя во время учебы в Академии отец выдавал ей на карманные расходы довольно скромные, во всяком случае по представлениям аристократов, суммы. Впрочем, оглядываясь назад, она признавала его правоту: тогда ей порой казалось, что ее ущемляют, но с тех пор она неоднократно убеждалась: судьба тех, кому с детства не внушили, что деньги не падают с неба, часто оказывается незавидной.

Однако она не могла не заметить, что мало кто из по-настоящему богатых людей, для которых наличие больших денег является неотъемлемой частью повседневной жизни, мог сравниться с Хонор в отсутствии озабоченности по поводу финансов. Только сейчас Хенке начала понимать, в чем дело: для этих людей капиталы и сопряженная с ними власть определяли все их бытие. Делали их тем, чем они были, создавая и упорядочивая Вселенную, в которой они существовали.