Впрочем, Алисон считала, что проявила бездну терпения и такта, выслушивая на банкете, устроенном в честь признания Веры наследницей Ключа Харрингтон, исполненные фальшивого пафоса речи о «трагической гибели ее героической дочери». Правда, если бы Гера не уловила чувства, охватившие Алисон, когда Мюллер, произнеся свою речь, принялся сюсюкать над колыбельками Веры и Джеймса, кошка, наверное, не стала бы прыгать землевладельцу на спину. А Нельсон, надо думать, не оказался бы у землевладельца под ногами в тот самый момент, когда Мюллер, вскрикнув от неожиданности, пошатнулся под внезапно свалившимся на него весом. И ведь надо отдать Гере должное: острые когти кошки практически не причинили ему боли. Она даже кожу не поцарапала, хотя – надо ж такому случиться! – в клочья разодрала парадный мундир.
Впрочем, это ведь всего лишь коты. Тот же Мюллер в разговорах со своими приспешниками говорил об «инопланетных животных», которыми Харрингтон наводнила Грейсон, но когда Алисон с любезной улыбкой сказала ему, что от животных едва ли следует ожидать соблюдения человеческого этикета, землевладелец почему-то отнесся к этому без юмора.
Правда, не исключено, что причиной тому была не ее улыбка, а хохот множества гостей, принадлежавших в основном к высшему обществу.
Так или иначе, до слуха Алисон дошла и версия Мюллера. Он, мол, вовсе не считает, будто мать землевладельца намеренно натравила на него зловредных животных. Ее легкомысленное отношение к тому, что они вышли из-под контроля, легко объясняется перенесенным ею нервным напряжением. А потому он как истинный джентльмен должен отнестись к произошедшему снисходительно…
Возможно, парочка самых тупоголовых из его прихвостней и приняли эту версию на веру, но большинство отнеслось к ней скептически: Алисон знала, что в обществе строят разные предположения и о мотивах поведения котов, и о реакции матери землевладельца. Шепотки по поводу того, какими же поступками, направленными против нее (или ее дочери), он заслужил это публичное унижение, не прекращались и по сию пору.
Правда, никому и в голову не приходило, например, взять и спросить об этом открыто – и к лучшему, ибо ответа никто бы все равно не получил. Информация оставалась конфиденциальной, поскольку никаких доказательств причастности Мюллера к заговору Уильяма Фицкларенса, направленного на убийство Хонор, выявить не удалось. Правда, в отличие от большинства грейсонцев Бенджамин Мэйхью и Говард Клинкскейлс не верили, что этот заговор, едва не увенчавшийся успехом и повлекший за собой смерть преподобного Хэнкса и девяноста пяти подданных лена Харрингтон, был делом рук одного лишь Фицкларенса. Проводя собственное расследование, каждый пришел к выводу о несомненной причастности Мюллера к преступлению.
Алисон знала: будь у них помимо догадок еще и доказательства, Сэмюэль Мюллер был бы уже мертв, несмотря на свой сан. Однако, несмотря на внешность напыщенного фата, Мюллер отличался расчетливым умом и умело прятал концы в воду. Отсутствие прямых улик делало судебный процесс, тем более процесс против Ключа, невозможным, а выступить против признанного лидера оппозиции с голословными обвинениями ни Протектор, ни регент лена Харрингтон не могли. Это было бы истолковано как попытка сведения политических счетов.
Алисон понимала это точно так же, как понимала почему Бенджамин и Клинкскейлс принуждают себя держаться с Мюллером так, словно им и в голову не приходило заподозрить его в измене. Несомненно, они, подобно ястребам в вышине, выжидали удобный момент, чтобы вцепиться в него когтями, но такой момент мог настать и в неопределенном будущем, а в настоящее время приходилось иметь дело с настоящим…
К счастью, Алисон, не занимая официального поста, пользовалась полной свободой в своих поступках и собиралась и дальше при каждом удобном случае выставлять этого типа на посмешище. Интересно, понимает ли Мюллер, как ему повезло: ведь Гера с Нельсоном могли и не ограничиться одеждой…
Однако случившееся, хотя и доставило ей несомненное удовольствие, знаменовало собой объявление между ней и Мюллером своего рода войны. Весьма своеобразной, поскольку, согласно этикету, почитавшемуся на Грейсоне чуть ли не наравне со Священным Писанием, джентльмен не мог позволить себе неучтивость по отношению к женщине, пусть даже ненавидел эту женщину смертной ненавистью. Алисон внезапно обнаружила, что и патриархальные грейсонские традиции не лишены приятности; порой она даже тешила себя надеждой, что необходимость улыбаться и кланяться доведет-таки этого интригана с мелкой душонкой до приступа и заставит захлебнуться собственной желчью.
Однако по части подковерной борьбы, интриг и козней Мюллер был высококвалифицированным специалистом. Так, узнав об упорном нежелании Алисон расширять штат службы безопасности лена и приставлять личных телохранителей к грудным младенцам, он сделался ярым сторонником строжайшего соблюдения буквы закона по отношению к наследникам лена Харрингтон. Да и как иначе: разве не заявил он на всю планету, что трагическая гибель леди Харрингтон стала для него тягчайшей личной утратой, как и для всего Грейсона?
А если так, планета просто обязана оберегать и лелеять крохотную малютку, к которой перешли титулы и владения Хонор и на которую теперь возлагались такие надежды. В вопросах обеспечения безопасности малышки-землевладельца не может быть мелочей!
Алисон с самого начала не очень-то верила, что одержит победу в этом споре, но надеялась по крайней мере убедить Конклав ограничиться одним телохранителем для каждого из младенцев. Увы, в данном вопросе с Мюллером – хотя, очевидно, по совершено иным причинам – оказались солидарны и ее грейсонские друзья. Ей пришлось смириться. Ну а потом оказалось, что притерпеться к постоянному присутствию в доме (хотя она ввиду частых и долгих отлучек Хонор привыкла к жизни вдвоем с Альфредом) шестерых вооруженных бойцов не так уж сложно. Она так и не признала их существование целесообразным, однако ситуация не оставила ей иного выбора, кроме как приноровиться.
Во многом это удалось благодаря тому, что и Иеремия, и Люк Блэкит, старший телохранитель Джеймса, отличались воспитанностью, деликатностью, отзывчивостью и любовью к своим подопечным. При этом Алисон на примере собственной дочери хорошо представляла себе, какими смертельно опасными бывают такие мягкосердечные добряки. Она знала, что оба без колебаний умрут, защищая ее детей или ее саму, вот только возможность покушения на ее жизнь оставалась для нее такой же умозрительной, как перспектива тепловой смерти Вселенной.
Она прекрасно понимала, что Сэмюэлем Мюллером движут отнюдь не добрые чувства, так что и этот должок посчитала за ним. Как пелось в дошедшей со Старой Земли песенке:
Пусть был этот список не так уж велик, Но был перечислен в нем каждый должник…
Ситуация сложилась так, как она сложилась, во многом из-за усилий тайного недоброжелателя, а потому Алисон труднее было свыкнуться с ограничениями, которые статус опекуна землевладельца налагал и на ее собственную жизнь. Она тоже стала охраняемой особой и не могла, например, просто так взять да и зайти в первый попавшийся магазин за покупками. Более того, свой график ей приходилось согласовывать сразу с тремя службами безопасности. Это раздражало, но Алисон хватало ума понять необходимость таких согласований. Бог свидетель, на протяжении ряда лет постоянно находились люди, страстно желавшие убить ее старшую дочь, причем все они считали свои мотивы вескими и заслуживающими уважения. Кто же мог исключить появление недоумков, придурков и просто сумасшедших, вбивших себе в головы, что, убив первую в истории наследницу женского пола первого в истории землевладельца женского же пола, они совершат религиозный подвиг? Алисон давно пришла к простому выводу: религия, конечно, не делает идиотов идиотами, но религиозный фанатизм придает первородному идиотизму абсолютную форму.
Понимала она, и почему Иеремия с Люком порой (разумеется, со всеми должными учтивостью и почтением) все же досадовали на ее поведение. Что делать, хотя она старалась идти навстречу требованиям этикета, соображениям безопасности и всему такому прочему, имелись пределы тому, до какой степени готова она быть пленницей собственного сана или телохранителей собственных детей. Гвардейцы быстро усвоили, что мать землевладельца, как и все женщины по фамилии Харрингтон, обладает стальной волей, и с ее желаниями нельзя не считаться.
